Узкая приграничная дорога змеей вилась вдоль склонов гор. Появилась она недавно, изрытая канавами от гусеничных траков и мощных колес грузовиков, была почти непригодна для легкового транспорта. Разве только джипы могли прыгать на этой полосе препятствий.
Каждый раз как головная машина выскакивала из-за поворота, Фархад оглядывался и считал машины своей охраны. Три грузовых «ЗИЛа» и еще три полугрузовых «Тойоты» с безоткатным орудием и двумя минометами. Все.
Расул носил национальную одежду. От скромных сельских тружеников его отличали подсумки с боеприпасами, огромный американский «кольт» в кобуре на поясе, «Калашников» с откидным прикладом да кривой йеменский кинжал. Крепко сбитый детина был правой рукой «непримиримого» полевого командира Мухамеддина. Он, как и его лидер, поклялся до самой смерти мстить русским — шурави. Выросший в семье богатого землевладельца-помещика, Расул Фархад получил хорошее образование в Лондоне. По окончании Оксфорда в начале восьмидесятых поддался пропаганде повстанцев и увещеванию отца и старших братьев, которые воевали в отряде Мухамеддина, и тоже решил воевать под зеленым знаменем ислама. Полгода в тренировочном лагере в Пакистане, а затем с караваном возвратился на родину. Отец был главным советником Мухамеддина, старший братХалах командовал артиллерией мятежного полковника, представляющей собой дюжину легких минометов и пусковых установок для реактивных снарядов. Средний брат—гигант Мансур —был личным телохранителем и палачом, именно он приводил все приговоры в исполнение. Отрубал головы неверным и предателям.
Война для Расула запомнилась длинными изнурительными переходами, минированием дорог и бомбежками советской авиации. За пять лет войны Расул прошел путь от простого бойца — носильщика противотанковых мин до командира диверсионного отряда. К этой войне он относился спокойно, как к обычной работе, убийство русских и гибель его людей Фархад относил лишь к особенностям этой работы. Когда же русские решили убраться из Афганистана, многие полевые командиры согласились их выпустить без боя. Один из немногих, кто не собирался делать это и сидеть сложа руки, был полковник Мухамеддин. Он собрал все свои силы и перекрыл дорогу к советской границе, укрыв боевиков в горных пещерах так, чтобы дорога была под перекрестным огнем. Русская колонна плотно завязла в бою с повстанцами, одно время Расулу казалось: еще немного — и всем шурави конец. Но иллюзия длилась не долго: как только были засечены все огневые точки моджахедов, на них тут же обрушился шквал огня. По входам в пещеры ударили советские огнеметчики. Подобно огненным смерчам, воспламененные струи сгущенного бензина и напалма врывались в подземные галереи и пожирали все на своем пути.
Фархаду еще при жизни довелось увидеть ад, это когда жутким фейерверком начали взрываться боеприпасы, когда горная порода раскаляется до рубиновой красноты и повсюду мечутся люди-факелы, оглашая штольни нечеловеческим душераздирающим криком.
Отец и Сапах заживо сгорели в одной пещере, средний брат Мансур тоже выполнил свой долг до конца, встав на пути огненного вихря, прикрыв своим большим телом своего повелителя — полковника Мухамеддина. Расулу повезло больше, он лишь сильно обгорел. В бессознательном состоянии его выносили из пещеры, в тот момент над дорогой «висели» советские вертолеты и почти в упор расстреливали из крупнокалиберных пулеметов всех, кто выбирался наружу. Ему и тогда повезло. Через неделю в Карачи, в госпитале Красного Креста, французский хирург совершил чудо, спас жизнь наполовину обожженного и начавшего заживо гнить молодого человека. Французский врач не только спас жизнь Расулу Фархаду, он вернул ему прежние функции, афганец ходил, почти не хромая, левая рука действовала так же, как и до ранения. Уцелевший чудом левый глаз видел так же зорко. Полковник Мухамеддин оплатил пересадку кожи Расулу на пораженные участки. Год после ранения афганец восстанавливал силы, занимаясь спортом и заодно обучаясь в пакистанском тренировочном лагере. По окончании курса лечения и подготовки Фархад вернулся в Афганистан. Поклявшись пожизненно мстить шурави, Расул стал «правой рукой» Мухамеддина, возглавил отряд «неистовых», самое боевое подразделение его войск. Все в этом отряде не один год воевали, у всех на этой войне погибли родственники. И каждый из бойцов не задумываясь мог отдать свою жизнь, они жили ради мести.
Когда в Таджикистане вспыхнула гражданская война, Фархад с небольшой группой своего отряда перешел границу и, прорвавшись в Душанбе, помогал людям Абдулхана. А когда стало ясно, что сейчас повстанцам не победить, Расул со своими людьми захватил дюжину грузовиков, нагрузил их припасами из разграбленных магазинов и складов и под прикрытием боевиков Абдулхана прорвался обратно в Афганистан.
Сколько его «неистовые» совместно с боевиками Абдулхана провели боевых операций против таджикских правительственных войск и российских пограничников! И всегда удачно. Не одна старуха-мать или молодица-вдова заплачет в бескрайней далекой России.
Вот и сейчас Мухамеддин задумал провести операцию по прорыву границы с одновременным уничтожением нескольких пограничных застав. Все это надо было закончить до наступления зимних холодов. Для такой операции необходимо было много людей, поэтому Расул ехал к Абдулхану на переговоры.
Солнце перевалило за полдень, Расул размышлял о будущем разговоре с Абдулханом. Таджик был умным, изворотливым и всегда выяснял все детали совместных операций, стараясь не подставлять своих людей под пулеметы пограничников. Старался, чтобы «грязную» работу выполняли афганцы. Не один раз из-за этого с ним ругался Расул, и только когда все решалось и обговаривалось, Абдулхан брался за выполнение задания, которое всегда выполнял в рамках договора. Он был надежный партнер и союзник. Развалины старинной крепости Фархад увидел издалека, но чем ближе колонна с ««неистовыми» приближалась к руинам, тем сильнее билось сердце афганца в предчувствии беды.
— Остановись, —приказал он водителю.
Джип замер, а вслед за головной машиной стала вся колонна. Выбравшись из машины, Расул приложил к глазам бинокль. Лагерь таджикской оппозиции казался брошенным, возле палатой никого не было, даже часовых. Ветер гонял пыль, пепел давно потухших костров. Полевая кухня сиротливо стояла посреди лагеря с откинутой крышкой котла.
— Махмуд, Ильхом, -- позвал Расул своих телохранителей. В ту же секунду перед ним как из-под земли выросли два гиганта, заросшие до глаз черными волосами. Оба увешанные гранатами, пулеметными лентами, с ручными пулеметами в руках. Глаза обоих боевиков излучали собачью преданность и волчью кровожадную ярость.
— Проверить лагерь, — приказал Фархад. — Если какая-то опасность, сразу отходите, не вступая в бой. Если на вас нападут, мы прикроем. — Моджахеды, ничего не ответив, двинулись в сторону крепости. Чем ближе они подходили к развалинам, тем ниже гнулись к земле, держа оружие на изготовку. Через несколько минут они скрылись за крепостной стеной, Фархад подал знак своим подчиненным. Из грузовиков посыпались моджахеды. С опаской поглядывая по сторонам, они нё отходили далеко от машин. Приученные опытом, старались держаться поближе к какому-нибудь укрытию. Из-за громоздких «ЗИЛов» выехали малоразмерные «Тойоты», став шеренгой к крепости. Возле безоткатного орудия начала суетиться прислуга, наводя его на крепость. Прошло еще несколько минут, длинных томительных минут, когда в центр лагеря вышел Ильхом. Сняв с головы чалму, он поднял ее вверх, замахал ею.
— Поехали, — садясь в джип, приказал Расул.
Колонна двинулась в сторону лагеря, ощетинившись
стволами оружия. Несмотря на то, что двое телохранителей стояли, облокотившись на оружие, мертвая тишина лагеря наводила всех присутствующих на мрачные мысли. Что-то здесь не так. Когда джип остановился возле охранников, Фархад выбрался наружу и тихо спросил:
— Что случилось?
— Они все мертвы, — за двоих ответил Махмуд, — их зарезали как баранов. Никто не сопротивлялся.
— Обыскать все, — приказал Расул, — может, кому-то удалось спастись. Я хочу знать, чьих это рук дело. Пусть Фатима осмотрит окрестности. Остальные чтобы сидели в машинах. Ни один след не должен быть затоптан.
Один из охранников бросился к машинам сообщить приказ старшего, а другой пошел следом за Расулом, который быстрым шагом направился в сторону подземелья.
Ближе к вечеру майор Чечетов, присев на камень, объявил:
— Привал полчаса. Астахов, Цыганенко в охранение.
Спецназовцы снимали тяжелые рюкзаки и валились на
землю. Волин, опустив рюкзак, размял затекшие плечи и, садясь рядом с Чечетовым, мечтательно произнес:
— Сейчас бы в сауну.
— В сауну, — хмыкнул майор, — тут хотя бы ноги в таз с холодной водой — и то слава богу. А ты — сауна.
Многие бойцы, рассевшись, потянулись к своим сухим пайкам, в воздухе повис запах вяленого мяса и хлебных лепешек. Игорь Волин обратил внимание, как бойцы теми же ножами, что несколько часов назад резали людей, сейчас нарезали ломтиками мясо и прямо с этих ножей ели. Сперва он внутренне содрогнулся...
Открыв свой ранец, капитан достал завернутый в фольгу кусок вяленого мяса и стал аккуратно его нарезать.
Жалко, что Босяга ушел, толковый боец, и как он не хотел идти. А вот Дубинин странный какой-то. Капитан вспомнил высокомерного снайпера. Этакий супермен. И тогда на совещании в штабе таджикских сепаратистов заявил, дескать, «всегда мечтал посмотреть на Кабул через оптический прицел». А как появилась возможность вернуться назад, на границу, так он сразу к Чечетову: «Товарищ майор, разрешите мне сопровождать с Босягой «языка».
А Чечетов вроде как и обрадовался, говорит:
— Отлично, а то я Ковалева собирался откомандировать.
Чечетов объявил подъем.
— Проверить амуницию и вперед. Отдыхать будем днем, а сейчас вперед.
Надев ранцы и оружие, диверсанты один за другим цепочкой двинулись вниз по склону горы. Сумерки сгущались, и вскоре ночь накрыла плотным темно-фиолетовым покрывалом горы Афганистана...