Под ногами кувыркались несколько тел, доносился отборный русский мат.
Волин из этой кучи подхватил моджахеда и вонзил широкий клинок ножа ему в грудь. И тут же отшвырнул тело в сторону, следующему он свернул челюсть, ударив в лицо рукояткой, прикрытой стальным изгибом гарды. Добить душмана ему не удалось. Неожиданно горло капитана сжала жесткая ладонь, его бока цепким движением обхватили чьи-то ноги, а на спине Игорь ощутил тяжесть чужого тела. Инстинктивным движением капитан выставил правую руку с ножом, раздался звон стали. Перед лицом Волина блеснуло лезвие восточного кинжала, который ударился о клинок ножа. Через сдавленное горло в организм не попадал воздух, от углекислоты горели легкие. Из последних сил капитан пытался оторвать левой рукой руку от своего горла, правой удерживая кинжал перед своим лицом. Чувствуя чужое дыхание у себя на затылке, Волин из последних сил наклонил вперед голову, а потом отбросил ее назад. Затылок врезался во что-то мягкое. За спиной раздался сдавленный крик, хватка на мгновение ослабла, а шея спецназовца покрылась теплой липкой жидкостью. Игорь успел набрать в легкие воздуха и тут увидел бегущего на него еще одного душмана. Перед собой тот держал у живота китайский «сорок седьмой «Калашников» с примкнутым четырехгранным штыком. Достигнув дистанции штыкового укола, афганец сделал выпад; уловив правильно момент, Волин круто повернулся к нападавшему спиной. Штык пронзил висевшего у него на спине душмана, тот закричал, выгнулся и, разжав конечности, рухнул на землю. Моджахед с автоматом сделал новый выпад, целясь в грудь капитана. Маховым ударом левой ноги Волин отбил ствол автомата и, сделав шаг вперед, сократил дистанцию. Левой рукой ухватил за полу халата, рванув на себя душмана, правой нанес удар ножом. Нанесенный снизу вверх удар был такой силы, что подбросил согнутое тело афганца. Он захрапел, уронив оружие. Волин отшвырнул его, бросившись дальше. В рядах моджахедов уже чувствовалось замешательство, еще усилие — и они дрогнут, побегут. Но живьем отпустить нельзя ни одного из них. Единственный уцелевший неминуемо оповестит ближайший отряд, а те свяжутся с другими отрядами. Достаточно одного слова — «шурави», чтобы вся округа начала охоту за диверсантами.
Вдруг загрохотал пулемет. Волин успел броситься на землю среди окровавленных трупов, над головой засвистели пули.
— Суки, ненавижу, суки, — стараясь перекричать грохот стрельбы, орал пулеметчик. Его огонь, обрушенный против спецназовцев, хлестнул в спину дерущихся моджахедов, но одурманенные гашишем глаза не видели разницы. Пули свистели, рикошетили от камней, с визгом проносясь над головами залегших.
Игорь Волин выглянул из-за валуна, чтобы разглядеть стреляющего. Непривычные для афганцев золотистые волосы, чалма, шаровары, из распахнутого халата виднелись бело-черные полосы тельняшки.
— Иуда, — скрипнув зубами, капитан сорвался со своего места и перебежками бросился в сторону предателя.
Боковым зрением капитан заметил, как из-за камней поднимаются окровавленные, ободранные люди и бегут на кинжальный огонь пулемета. Кто, срезанный очередью, упал, кто, раненный, застонал, другим же это придавало ярости.
Изрыгающий свинцовый огонь пулемет вдруг замолчал, «подавившись» лентой, заклинило. Одурманенный наркотиками, Назар Купчинский все еще продолжал давить на спуск, наконец сообразив, что случилось, начал неистово дергать затвор пулемета, но устранить перекос не удалось. Подобно волчьей стае набросились диверсанты на предателя, лишь замелькали клинки. Казнь изменника и убийцы была мгновенной.
Рукопашная схватка возобновилась с новой силой. Бросив минометы и безоткатное орудие, еще одна группа моджахедов ворвалась в ущелье. Кадыров и Воробьев швырнули в них по «лимонке», лейтенант успел укрыться за валуном, а бойца зацепил осколок его же гранаты. Схватившись за голову, Николай рухнул на спину.
Волин, проскочив через дерущихся, бросился по направлению к артиллерийской позиции. На ровной площади стояли, задрав стволы вверх, минометы, между ними, упершись в скальный грунт треножной опорой, — безоткатное орудие. Рядом лежали вьюки с реактивными снарядами, минами.
«Самое время это все уничтожить», — с восторгом подумал капитан, но тут же увидел направленный на него черный зрачок «кольта», из-за скалы вышел крепко сбитый моджахед с пистолетом на изготовку.
Увидев еще одного живого душмана, Игорь довольно оскалился. Он не испытывал страха, оказавшись с ножом против вооруженного пистолетом противника.
— Боишься меня, «дух»? — проговорил спецназовец, отбрасывая в сторону нож и сжав до белизны кулаки.
— Нэт, нэ боюсь, — по-русски проговорил моджахед. Он несколько секунд оценивающе смотрел на противника. Затем отбросил свой пистолет, расстегнув ремень с подсумками, сбросил его к ногам. Сжав кулаки, поднял их на уровень груди и слегка склонил голову в сторону Волина.
Несколько секунд ожидания, затем противники стремительно бросились друг на друга. Афганец атаковал мощными боковыми ударами ног и тяжелыми прямыми ударами кулаков, выставив согнутые фаланги средних пальцев. Такая техника называлась «лапа леопарда» и была опасна тем, что вмещала всю силу удара в одной точке. Неожиданно тычковые удары сменялись рубящими «рука-топор». Волин узнал этот стиль «киокушин» — самый жесткий из школ карате. Блокируя и отражая удары душмана, спецназовец выбрал момент и «зарядил» правой ногой левое колено противника. Фархад потерял равновесие, его руки инстинктивно скользнули вниз, и тут же в челюсть врезался кулак Волина. Афганец рухнул, но тут же, перевернувшись, выбросил вверх ногу, носок которой «пробил» солнечное сплетение русского. Волин согнулся пополам, давая противнику подняться на ноги. Расул Фархад вскочил на ноги и бросился добить врага. Подпрыгнув, он выбросил вперед ногу, целясь в затылок диверсанта. Волин в последнюю секунду совершил оборот вокруг своей оси и атаковал приземлившегося душмана короткой серией прямых ударов. Прикрывшись руками, Фархад попытался головой нанести удар в подбородок соперника. Но диверсант успел его схватить за затылок и дважды ударить коленом в голову. Фархад снова рухнул на землю, но, падая, он успел схватить Волина за ноги. Противники начали кататься по земле. Фархаду удалось оседлать Волина, он всей своей массой навалился на диверсанта, пытаясь дотянуться до его горла, но Игорь, извернувшись, нанес мощный удар локтем в голову афганца. Удар был настолько сильным и точным, что Фархад на мгновение отключился. Мощным толчком Волин сбросил его с себя. Едва Фархад оказался на спине, как мозг его прояснился, рванув из-за пояса кривой кинжал, он взмахнул им, целясь в грудь Волина, но тот успел ухватить афганца ногами за шею и провернуть их. Раздался хруст, со звоном кинжал упал на камни.
Бой в ущелье закончился, возле капитана стоял и Ковалев и Кадыров, оба забрызганные кровью. Ватник на животе лейтенанта был прожжен в двух местах, вокруг прогоревших отверстий виднелись черные следы порохового нагара.
— Ты ранен? — тяжело дыша, спросил Волин.
— Я? — удивился Кадыров. — А, это пришлось с одним «духом» поиграть, здоровый оказался, сволочь, пришлось стрелять из кармана бушлата.
Игорь все никак не мог восстановить дыхание, легкие горели от недостатка кислорода, ноги дрожали от напряжения, руки возбужденно тряслись.
Присев на вьюк с реактивными снарядами, он произнес:
— Что там с «духами»? Нельзя ни одного упустить, тогда самим хана.
— Все будет путем, командир, — опираясь на трофейный автомат, промурлыкал Ковалев.
Барханы пустыни Регистан остались позади, впереди лежали земли, поросшие чахлой растительностью, а дальше горы, горы и горы до самого Кабула.
Джеймс Фишер, хорошо помнивший этот маршрут, знал, что в предгорье их ждет оазис с вечнозелеными деревьями, родниковой водой и теплым маленьким озером, где можно будет искупаться и отдохнуть после пустынного перехода.
Американский резидент взглянул на своего спутника. Самир Баш ехал на своем скакуне точно так, как тогда, когда отряд покинул Пакистан. Лишь его одежда покрылась серым налетом пустынной пыли, он все так же был безмолвен, как и его люди. Кочевые наемники пересекли пустыню и теперь жили ожиданием приезда в столицу Афганистана. Их американский наниматель обещал в Кабуле им еще заплатить. Звон монеты — это единственное, что радовало по-настоящему душу кочевника.
— Скажи, Самир, — обратился к нему американец, — твой младший брат большим человеком стал у генерала Дустума, командует батальоном, а почему ты все кочуешь, как двадцать лет назад? Ты ведь тоже воевал против шурави и их приспешников, почему тебе надо кочевать? Ты достоин быть большим начальником, как Ахмад Шах Масуд или сам Дустум.
— Э, — как потревоженный ворон, вскрикнул Самир Баш и вскинул правую руку, растопырив пальцы, — мой брат Ахмед много учился: и в Кабуле, и в Москве, и в Тегеране. Он может писать, как мулла, и долго говорить без отдыха, как дервиш. Он бывал в разных странах и видел много людей. Ахмед большой человек у Дустума, у него большой отряд. Но завтра надоест он генералу, и его выгонят, как шелудивого пса. А я вольный, как пустынный ветер, и мне никто не смеет указывать. Все зло от знаний, кто много знает, тот еще большего хочет. Пророк учит мусульман терпению и воздержанию на этом свете. Но шайтан соблазняет правоверных на грех, предлагая им все новые и новые бесовские выдумки.
Слушая проповедь Самира, Фишер получал настоящее удовольствие: «Терпение и воздержание» — эту фразу кочевник понимал по-своему. В дни Рамазана, когда мусульманам надлежит весь день поститься, Самир покидал кочевничью стоянку, уезжал в Исламабад и, переодевшись в европейский костюм, селился в гостинице для иностранцев, где вместе с белокожими проститутками предавался «терпению и воздержанию». Кроме того, через свою агентуру резидент знал о пристрастии вожака кочевников к азартным играм. Западные наемники, зная об этом его недостатке, не раз пользовались карточным шулерством, чтобы проигравшийся Самир был вынужден участвовать в нападениях на конвои шурави.