Следовало с ними отправить сопровождающим кого-то из здоровых, но раненые отказались. Как сказал Исаев:
«Там, в Кабуле, у вас каждый «ствол» будет на счету, а мы как-нибудь сами. Дорога домой вдвое короче».
«Дорога домой», — мысленно повторил последнюю фразу бойца Волин, сейчас он толком и не понимал ее значения. За последние пять лет понятие дом для него было абстракцией, а сейчас... и подавно.
За спиной Игоря шел Ковалев, штурман-недоучка был нагружен оружием, как верблюд, кроме своего штатного, он тащил за спиной пару гранатометов, а в руках нес пулемет, оставшийся бесхозным после гибели расчета.
Силы с каждым километром все убывали и убывали. Несмотря на частые привалы, диверсанты к исходу второго дня уже двигались с черепашьей скоростью, а до Кабула еще далеко. Наконец тропа, по которой двигались разведчики, обогнула гору и пошла вниз. Идти стало немного полегче, только смотри под ноги да не зевай. Один упавший может «завалить» всю группу. Голые утесы, скалы уже порядком надоели. Игорь Волин вспомнил дальневосточные леса, особенно зимой ему они нравились. Кругом белым-бело, кедры под снежными шапками смотрятся, как сказочные великаны. А какая красота — после оттепели мороз. Влажные ветки деревьев покрываются коркой льда и напоминают застывшие фонтаны. Правда, снег на земле, тоже подтаяв, покрывается ледяным настилом, и тогда прокладывать лыжню по такому настилу сущее мучение. На окружных учениях «Тайга» его группе пришлось совершить марш-бросок на лыжах в тридцать километров. Были такие условия: пройти в тыл «противника» и устроить засаду на дороге. А после того, как удалось добыть «языка», и не какого-то там замухрышку, а полковника, начпрода танкового корпуса, еще десять километров ломали лед к месту посадки вертолета. Да, ну и намучился он тогда с бойцами, играя «в солдатиков»...
— Товарищ капитан, — от воспоминаний Волина отвлек хриплый бас Лебедева.
Мичман, указывая на широкую расщелину в стороне от тропы, произнес:
— Место укромное, хорошо бы привальчик организовать?
— Значит, организуем, — согласился капитан.
Группа свернула с тропы, и по одному диверсанты начали проскальзывать в расщелину, которая оказалась шириной более метра. Бойцы туда проходили свободно, не снимая рюкзаков. Внутри было темно и сыро, с потолка капали тяжелые холодные капли.
— Привал двадцать минут, — объявил Волин, стягивая с плеч лямки рюкзака. Ноги его от напряжения дрожали, горели ступни, но, переборов слабость, капитан добавил: — Всем отдыхать, я покараулю.
Опустив рюкзак, Игорь присел на корточки и тут же из кармана брюк вывалился тяжелый «стечкин». Выругавшись, капитан подобрал оружие, хотел снова засунуть в карман, но тут его окликнул Ковалев.
— Возьмите, товарищ капитан, — сказал боец, протягивая кожаную кобуру, взятую у убитого душманского командира.
— А как же твой «кольт»?
— Да ну его к черту, — отмахнулся Гога, — вещь красивая, блестящая, но тяжелая. В общем, выкинул я его еще вчера.
Отведенные командиром двадцать минут уже истекли, но никто из бойцов не спешил подниматься, все ждали команды старшего.
— Подъем, — наконец тихо произнес капитан. Диверсанты молча поднимались со своих мест, снова берясь за оружие и экипировку.
— Товарищ капитан, — обратился к командиру переводчик.
— Слушаю.
— Я вот думаю. От группы майора Чечетова мы уже отстаем на двое суток. После боя наши силы порядком ослабли, мы уже идем со скоростью три-четыре километра в час и через пару часов привалы. Но они короткие, люди не могут отдохнуть. Завтра мы уже совсем выдохнемся.
— Что вы предлагаете, лейтенант?
— Если устроить большой привал часов на пять, конечно, силы мы сможем восстановить, но время будет еще больше упущено. Да и от места боя мы не очень далеко ушли. Если будет погоня, нас возьмут тепленькими. Я думаю, надо идти не через горы, а спускаться вниз, на дорогу, и тормознуть попутку до Кабула. И отдохнем, и сократим расстояние.
— Как вы себе представляете это, лейтенант? Это что вам, дома: «Подкинь, браток, до ближайшего колхоза», так что ли?
— Не стоит утрировать, товарищ капитан, — не сдавался переводчик, — мы одеты подобающим образом, я говорю на всех местных наречиях без акцента, не отличишь. Михал Михалыч говорит плохо, но зато понимает хорошо. В случае опасности успеет вас предупредить.
— А мы с Гогой ни «в зуб ногой», что нам делать? — поинтересовался Волин, он еще упирался, но предложение ему нравилось все больше.
— Будете молчать как глухонемые или контуженые.
— Контуженые с такой горой оружия?
— А что такого, сейчас в Афганистане оружие самый ходовой товар. Так что ничего удивительного. Добыли оружие где-то на границе, теперь едем в Кабул торговать. По нашему виду можно догадаться, что мы недавно из боя.
Капитан посмотрел на Ковалева и Лебедева:
— Что скажете?
— Думаю, прав Кадыр, надо спускаться к дороге, — прорычал мичман.
— Лучше плохо ехать, чем хорошо идти, — поддержал переводчика Гога, — а если что, у нас есть чем отбиться, — он нежно погладил цевье пулемета.
— Никакой стрельбы, — отрезал капитан. — Значит так, порядок движения прежний: впереди Кадыров, Лебедев, мы с Ковалевым идем следом. Спускаемся к дороге, дальше Кадыров действует по обстановке. Но никакой стрельбы, никакой поножовщины. Если за нами будет погоня, то не должно быть никаких следов, указывающих направление движения нашей группы. Всем ясно?
— Ясно, понятно, — буркнул за всех Лебедев.
— Первый пошел, — прозвучала десантная команда.
Лейтенант Кадыров, взяв оружие на изготовку, выбрался из расщелины. Около минуты переводчик осматривался по сторонам, убедившись, что все тихо, он подал знак и не спеша двинулся по тропе вниз. За ним Лебедев, Волин и, наконец, Ковалев. Замыкающий Гога нет-нет да и оглядывался назад, держа указательный палец на спусковом крючке пулемета. Но вокруг было тихо, горы хранили молчание. Больше часа спускались с горы, тропа вела вниз то почти полого, то, наоборот, едва не обрываясь в пропасть. Тогда диверсантам приходилось, закинув оружие за спину, обеими руками хвататься за шершавые и острые камни. Наконец они увидели широкую буро-оранжевую ленту грунтовой дороги, до нее оставалось еще несколько сот метров, но видимость цели придает сил. Прибавив шаг, разведчики вскоре достигли дороги.
Сверившись с наручным компасом, Волин спросил у переводчика:
— Ну что, будем ждать попутку или потихоньку пойдем?
— Чтобы не привлекать внимания, пойдем, — сказал Кадыров, двигаясь вперед.
Дорога была пустынна, вокруг нависали голые горы. Местный пейзаж был уныл и однообразен, лишь по краям дороги росла жиденькая трава, покрытая толстым слоем пыли.
Спустя несколько минут из-за поворота выехал небольшой ярко-красный грузовик японской фирмы «Хонда». Кадыров повернулся к ней лицом и поднял вверх левую руку, правой демонстративно оперся на поясной ремень. Скрипнув тормозами, автомобиль остановился перед переводчиком, из кабины высунулось морщинистое лицо немолодого афганца. Несколько минут шла беседа на местном языке между двумя мужчинами. Затем водитель, улыбаясь, открыл дверцу кабины и призывно махнул рукой. Прежде чем забраться в кабину, Кадыров повернулся и командным тоном что-то сказал на фарси, указав рукой на кузов грузовика. Не говоря ни слова, диверсанты забрались в кузов. Металлический пол кузова был усыпан мелкой грязной соломой, и стоял тяжелый запах домашних животных. Укладываясь на солому, Волин положил возле себя оба автома -та, сняв их с предохранителя, сунув рюкзак под голову. Рядом завалились Ковалев и Лебедев. Едва машина, взревев мотором, сорвалась с места, капитан тихо спросил:
— Как будем дежурить?
— Какой дежурить? — удивился мичман, зевая, широко разинув рот. — Как грузовик затормозит, сам проснешься, а нет, я толкну. Я чутко сплю. А дежурить сейчас незачем.
— Пусть будет так, — согласился Волин, но на всякий случай вынул «лимонку» из подсумка и, зажав ее в руке, тут же провалился в трясину сна. Капитан еще не знал, насколько слова мичмана окажутся пророческими...
С приходом к власти доктора Раббани Кабул медленно превращался в город руин и развалин. То, что удавалось иногда восстановить простым афганцам, разносилось в щебенку во время очередного мятежа кого-то из «недовольных» полевых командиров.
Своих людей Чечетов разместил в небольшом полуразрушенном доме в полуквартале от руин бывшей советской военной комендатуры. Район этот был малонаселенным из-за того, что здесь постоянно происходили стычки противоборствующих группировок. Несмотря на это, район был самым безопасным для диверсантов. Здесь жили по закону силы, а сила у спецназовцев была. На втором этаже разрушенного дома с пулеметом разместился Зиновьев, внизу у входа его прикрывал «второй номер» Скалий. Бойцы несли охрану, а заодно следили за комендатурой, не появится ли там кто-то из людей Волина. Время шло, а из прикрывающей подгруппы так еще никто и не прибыл. День подходил к закату, шум в центре постепенно стихал. Андрей Зиновьев, постелив под себя рваный ватник, с любопытством наблюдал за горожанами, которые с приближением сумерек спешили домой, под защиту толстых каменных стен.
— Саллам алейкум, — раздался за спиной голос Зульфибаева. Прапорщик и старший лейтенант Ким ходили в разведку к президентскому дворцу. Исхудавшие лица обоих представителей Востока обросли недельной щетиной, и сейчас они ничем не отличались от толп вооруженных моджахедов, заполнивших улицы Кабула.
— Как успехи? — поинтересовался майор, наполняя купленный чайник водой из своей фляги.
— Да никак, — отмахнулся Ким, — площадь перед президентским дворцом заложена баррикадами, вокруг «духи», сохраняющие верность Раббани. Не будешь же у них спрашивать, гостит ли у президента его таджикский друг Абдулхаи Юсуф Нурадин?
— Надо по чайханам пройтись, — снимая с плеча автомат, произнес Зульфибаев, — в чайхане люди отдыхают, пьют чай, беседуют. Из этих разговоров можно будет кое-что и выяснить.