Долго я голову ломал, как мне умудриться сделать то, что сделать практически невозможно И вспомнил о «ювелирном деле». О котором нам, еще курсантам, инструктор по спецподготовке рассказывал.
— Допустим, вам нужно украсть бриллиантовое колье. И спрятать, не выходя из помещения ювелирной лавки, — давал он вводное. — Что вы будете делать? Пять минут на размышление!
И мы начинали размышлять. В рамках сидящих в наших головах стереотипов.
Мы вскрывали полы и ковыряли штукатурку, давясь и царапая пищевод, глотали бриллианты, засовывали их в самые труднодоступные углубления в мебели и собственном теле…
Но… колье всегда находили быстро прибывшие к месту преступления полицейские. Потому что невозможно спрятать вещь в помещении, которое будут не спеша отсматривать профессионалы.
— А он спрятал, тот настоящий преступник. И колье не нашли, хотя и помещение, и его осматривали, и простукивали, и просвечивали рентгеном. Не нашли! И отпустили с миром.
Так где же он спрятал украденную драгоценность? Где?
Мы капитулировали.
— В заднем кармане брюк хозяина лавки, когда он на мгновение повернулся к нему спиной. И у которого сообщник преступника это колье вытащил, когда тот вышел на улицу, чтобы проводить полицейских. Ну кто же станет обыскивать хозяина, который является главным потерпевшим? Кому такое придет в голову? Ясно?
— Ясно! — гаркали курсанты.
Ясно как божий день!
Кто же станет обыскивать главного потерпевшего?! Или главного охранника?!
Вот этот старый как мир прием я и использовал. Выманив противника на себя, как на живую приманку. И сунув дискету старшине охранников в карман в момент, когда развернул его носом к стенке. А чтобы он ничего не почувствовал, пальнул для острастки возле самого уха. И подставился под удар. Затем, чтобы меня куда надо привели. И туда же дискету принесли.
Не оставит же ее хранитель меня без присмотра. Он же главный. И вне всяких подозрений.
Вот такой очень надежный сейф, на очень быстро передвигающихся ножках.
— А вы говорите, не может быть! Ну вот же она, дискета!
— Предатель! — только и смог выдохнуть Очень Большой Начальник.
— Кадры надо уметь подбирать! И не экономить на зарплате. А теперь извините. Я не хочу, чтобы вы наблюдали за моими дальнейшими действиями. Сглазу боюсь, И лишний раз вашу нервную систему травмировать не хочу.
Я затянул на запястьях и щиколотках Очень Большого Начальника его же ремень и натянул ему на голову его же пиджак. И набросил сверху штору, сорванную с окна. Теперь Очень Большой Начальник напоминал очень большой куль. С… неизвестным содержимым.
Освободившись, я воткнул дискету в дисковод. И нажал клавишу запуска.
Компьютер, не поперхнувшись, заглотил содержимое дискеты, которое предназначалось единственно для того, чтобы встать ему поперек горла.
В дверь вежливо постучали.
На это я не рассчитывал. Вернее, я рассчитывал, что это случится чуть позже.
— Вот что, Козловский, на правах старой дружбы, покарауль дверь, — попросил я и показал дулом пистолета на его пуговицы.
— Что? — не понял Баранников.
— Дверь посторожи! — повторил я, сдирая с него рубаху и демонстрируя уже до боли знакомый ему кулак.
Баранников понял. И быстро разделся. И переоделся в мою одежду. А я в его.
— Что у вас случилось? — все менее вежливо кричали из-за двери.
— Ну ты скажи им что-нибудь. Успокой людей.
— Все нормально! — крикнул Козловский-Баранников.
Стучаться стали тише.
Пора было подумать об эвакуации. Я подозвал к себе пальцем Козловского-Баранникова. И закричал дурным голосом:
— Ты что делаешь? Брось пистолет! Дурак! Брось немедленно!
Козловский-Баранников обалдело уставился на меня и на пистолет. Зажатый в моих руках.
Он не понимал, что происходит. Все еще не понимал.
— Прекрати! Он может выстрелить! — продолжал орать я, заговорщически подмигивая, улыбаясь, дружески похлопывая его по плечу и прижимая указательный палец к губам.
Я словно играл в веселую игру, призывая сотоварища по розыгрышу к очередной забавной, о которой он еще ничего не знает, проделке. Хотя, если честно, эта игра не сулила ничего доброго. По крайней мере одному из ее участников.
— Убери пистолет…
И Козловский-Баранников в ответ на мою улыбку улыбался все шире. Как ребенок, получивший килограмм шоколада…
Я выстрелил ему в лицо. В испуганные и одновременно надеющиеся на чудо глаза.
Я выстрелил три раза подряд.
Я не убивал его. Я только возвращал долги. Взятые под проценты на срезе могилы. Той, Козловского-Баранникова могилы. Я только сделал то, что обязан был сделать тогда. Но не сделал.
Я не убивал его. Потому что он уже был мертв. Так же, как Александр Анатольевич.
За дверью наступила мгновенная тишина, и тут же в нее забарабанили с утроенной силой.
Теперь надо было спешить.
Единым движением, с кровью и мясом (и это хорошо, что с кровью и мясом) я содрал со своего лица парик, усы и бороду и прилепил их к обезображенному лицу мертвого Баранникова.
Который стал мной.
Потом несколько раз я ударил себя по лицу. С полной отдачей. Так, как если бы бил своего врага. Как бил совсем недавно Козловского-Баранникова.
И лег на пол. И стал Козловским-Баранниковым.
Тем, которого сильно и все больше по лицу избил пойманный злоумышленник. То есть я. И которого он, изуродованный до неузнаваемости, каким-то образом завладев его же оружием, и убил. Тремя выстрелами в лицо.
После чего это лицо уже невозможно было опознать. И вот все это, в свою очередь, видел и слышал барахтающийся в ворохе штор и собственного пиджака свидетель. Главный свидетель. Которого никто не сможет оспорить. Потому что не решится. Дверь не выдержала напора множества тел.
— Что?
— Что случилось?
— Кто стрелял?
— Ты стрелял?..
Уже почти очухавшийся и приподнявшийся на локте охранник внимательно смотрел на свою пустую руку. И на лежащий поодаль труп.
— Я?
— А кто?
— Ну тогда, получается, я.
— Да как же он, когда пистолет не у него.
— А где?
— Да вот он…
Картина была абсолютно сумбурна и абсолютно ясна. До запятой. Кто кого, из чего и по какому поводу убил. И почему главные герои сами на себя не похожи.
— Ты живой? — осторожно тронул меня кто-то за руку.
Я застонал. Очень естественно. Потому что мне было действительно больно.
— Живой! Давайте срочно носилки и машину. И в больницу. Пока он не помер.
Ну вот и машину подали. И носилки. И носильщиков. А я собирался своими ножками выбираться… Вот как все хорошо закончилось.
Впрочем, нет. Не закончилось…
— Программистов! — громко, перекрывая все голоса, скомандовал Очень Большой Начальник. — Срочно программистов! Все остальное потом.
Программистов доставили через минуту.
— Немедленно проверить память компьютера. И если там что-то есть…
Программисты склонились над клавиатурой.
— Есть!
— Что?
— Вирусы.
— Они уже действуют?
— Да.
— Сколько информации уничтожено?
— Пока меньше трех процентов.
— Вы можете остановить их действие?
— Конечно. Судя по всему, они не из самых опасных.
— Тогда не стойте болванами! Работайте! Я снова застонал. Теперь уже не от боли. Теперь уже от отчаяния. Я сделал все, что от меня зависело. И я не сделал ничего. Я прокололся там, где от меня ничего не зависело. И там, где я меньше всего ожидал…
— Чистим?
— Чистим.
Быстро застучали клавиши.
— Программа пошла…
Как тупо все закончилось. Если бы я знал, что эти вирусы такие дохлые, я бы забаррикадировал дверь и занял круговую оборону. И держал ее до тех пор, пока они не выели бы все внутренности компьютера. Час бы держал. Два. День.
Если бы я знал, что эти вирусы такие…
Эх, Александр Анатольевич! Как же вы так!
Подтащили носилки.
— А этого куда? — спросили в стороне, показывая, по всей видимости, на Козловского-Баранникова. Который был мной.
— Этот пусть пока полежит. Только прикройте его чем-нибудь…
Как же так вышло? Что все потеряно подле самой финишной черты? Когда ленточка уже щекотала грудь.
Как же так…
А может, не потеряно? Может, попробовать поспособствовать этим неповоротливым вирусам? Более знакомыми мне методами?
Я еле заметно приоткрыл глаза и огляделся.
Этого я, если сдвинусь хотя бы на пять сантиметров в сторону, смогу достать ногой. Этого — стоящим рядом стулом. Этого правой рукой. Этого — левой. А что делать с теми двумя, стоящими возле двери? И с тем, с автоматом? Он нашпигует меня свинцом раньше, чем я «мама» сказать успею.
Ну-ка снова. Этого… Этого… Потом этого… Потом…
Если повезет — может получиться. Если очень повезет, я смогу отвоевать минут двадцать чистого времени. Может, этого им хватит выесть большую часть чужого пирога?
Я сконцентрировал мысли и силы. Сконцентрировал для броска. Единственного, который давал мне шанс…
Начну на счет «три»…
Раз.
Два…
— Что такое? Что происходит? — удивленно спросил сидящий за клавиатурой программист. — Что, черт возьми, происходит?
— Поплыла база данных! Утрачено пять процентов информации. Десять…
— Как так поплыла? Какая база, если вы уничтожали вирусы?
— Мы и уничтожали. Вирусы.
— А поплыла база?
— А поплыла база!
— Пятнадцать процентов. Семнадцать. Двадцать пять… Как корова языком… Тридцать…
— Я ничего не понимаю. Похоже, он…
— Что он?
— Похоже, он закодировал пусковые команды вирусов под включение антивируса. И мы, борясь с вирусом, сами того не желая, размножаем его. В геометрической прогрессии…
— Черт, сорок процентов информации…
— Ну так выключите компьютер!
— Это ничего не даст. Его все равно придется включать. Позже. И вирусы продолжат свое дело. С того самого места, где мы прервали их работу. Выход надо искать сейчас. Пока еще можно что-то сделать.