Бесстрашие – мать победы. Смелость – самая верная броня и самое грозное оружие в бою. Не ведай страха, никогда не позволяй опасности затуманить твое сознание, ослабить твою волю к борьбе – и огонь опасностей только закалит тебя, как сталь. Будь отважен, презирай смерть – и враг никогда тебя не осилит, ты с честью выполнишь свои долг перед Отечеством.
Красная Звезда, 1941, 21 октября.
ПРЯМОЙ НАВОДКОЙ
3 октября батарею лейтенанта Кузнецова включили в состав формировавшегося 34-го мотострелкового полка НКВД. Получив приказ на выезд, батарейцы по тревоге покинули дивизию имени Ф.Э. Дзержинского, где Иван Лазаревич Кузнецов служил с 1938 г.
Весь октябрь сорокапятки батареи вели жаркие бои с фашистами южнее Мценска, у реки Соловы, к юго-западу от Щекино, до последнего снаряда защищая Ясную Поляну. Когда были разбиты два последних орудия, сражались как стрелки.
В конце декабря 1941 г. воинам 34-го полка вручили боевые награды за подвиги под Орлом и Мценском, в районе Тулы и в наступательных операциях против фашистских захватчиков. Среди награжденных были и люди батареи лейтенанта Ивана Кузнецова. Сергей Белоус удостоился ордена Ленина, командир орудия Петр Болтовский – ордена Красного Знамени, наводчик орудия Михаил Анненков – ордена Красной Звезды.
– Отважных и умелых артиллеристов подготовили вы, товарищ лейтенант! – поблагодарил командира батареи полковой комиссар И.Г. Герасименко. – Поздравляю вас с наградой.
Иван Лазаревич Кузнецов получил орден Красной Звезды. Это была его первая боевая награда. В последующие годы к ней прибавились новые ордена и медали. Пушкари Кузнецова пронесли боевую славу тех, кто ее обрел в дни великой битвы за Москву, через многие фронты, до полной победы над фашистами.
«ЕСЛИ ПОШЛЮТ В БОЙ...»
НП размещался в перепаханном снарядами окопе на самом переднем крае обороны. Около часа бойцы оборудовали его: выбрасывали обвалившуюся землю, укрепляли стенки, маскировали, тянули связь. И вот теперь здесь, не отрываясь от стереотрубы, вглядывался в вечернюю даль командир батареи старший лейтенант Виктор Иванович Левкин.
– Так вы говорите, боя ждать? – Комбат посмотрел на пехотного капитана, стоящего рядом с ним на НП.
– Да. Фашисты не могли не заметить ваш подход, – ответил тот. – Время позднее, а гитлеровцы не любят воевать ночью, но от разведки, думаю, не откажутся.
Задребезжал телефон. Левкин поднял трубку. Лицо его стало серьезным, суровым.
– Вы правы, – проговорил он, наклоняясь к стереотрубе, – разведчик передал: в лесу перед нами собирается танковый кулак. Несколько бронированных машин показалось на опушке.
Левкин обернулся к телефонисту и коротко бросил:
– Огонь!
Заговорили наши пушки. Наткнувшись на дружный артиллерийский обстрел, танки повернули назад. Артиллеристы батареи выпустили не один десяток снарядов по отступающему врагу.
26 октября 1941 г. Голубая рассветная полоска медленно появлялась на востоке, вырисовывая у самого горизонта островерхие, израненные осколками деревья. Безмолвно. Тревожно на душе у красноармейцев.
СВЯЗИСТ
Он линию едва срастить успел,
Когда, вплетаясь в посвист ветровой,
Чужой свинец пронзительно запел
Над низко наклоненной головой.
Осенний день бесцветен был и хмур,
Дрожал от взрывов подмосковный лес.
Связист зажал зубами тонкий шнур
И за сугроб, отстреливаясь, лег.
Лишь через час его в снегу нашли.
В больших глазах застыла синева.
Меж мертвых губ по проводу текли
Живой команды твердые слова.
Связист и в смерти не покинул пост,
Венчая подвигом свой бранный труд.
Он был из тех, кто, поднимаясь в рост,
Бессмертие, как города, берут.
Алексей Сурков
– Товарищи! – раздался в тишине голос старшего лейтенанта Левкина. – Сегодня будет жарко. Вы видели сами, сколько техники стянул враг к нашему участку. Но мы – дзержинцы. И здесь фашистам должны быть отрезаны все пути.
Вслед за ним политрук Строганов объявил бойцам, что коммунисты батареи постановили биться до конца.
...Танки врага подходили все ближе. Вот еще одно бронированное чудовище с развороченной башней застыло в поле, задымил четвертый танк. Но гитлеровцы, не считаясь с потерями, упорно лезли напролом.
Беспощадно разит врага орудие комсомольца Макарова, умело ведут огонь политбойцы Кондратьев, Пилипенко. Однако и в рядах дзержинцев уже есть потери. Убит командир взвода лейтенант Афиногенов. Санинструктор Мария Покровская вынесла с поля боя Олейникова – одного из лучших командиров орудий. Истекая кровью, стреляет по врагу наводчик Самарин. Вражеской миной полностью выведен из строя еще один орудийный расчет. Трудно, очень трудно сдерживать фашистов.
В критический момент у пушки встает политрук Строганов. Ему на помощь спешит сержант Макаров, орудие которого разбито фашистским снарядом. Воодушевляя бойцов, политрук метко бьет по наседающим автоматчикам.
Несколько танков двинулись в обход к мосту, где стояло орудие сержанта Кулева.
– Ориентир 1, правее 0,50 – танки, – доложил наблюдатель.
Когда вражеские машины подошли к мосту, расчет открыл огонь по головному танку. Но гитлеровцы не приняли боя, быстро развернувшись, они на предельной скорости устремились к деревне и, прячась за полуразрушенными избами, выскочили в нескольких десятках метров от артиллеристов.
Все решали считаные секунды. Развернув пушку, Кулев в упор расстрелял одну машину, а вслед за ней поджег другую. Фашисты откатились назад. Один из снарядов разбил орудие Кулева. Тогда он с красноармейцами Плехановым и Грякаловым продолжил бой, метко стреляя из винтовки по вражеской пехоте.
Нелегко было и военным водителям, под непрерывным обстрелом противника доставлявшим снаряды на огневую позицию. Подлинное мужество проявил в одном из рейсов старший сержант Александр Кочубей.
Вражеская мина пробила скаты машины. В кузове загорелся ящик боеприпасов. Каждую секунду мог произойти взрыв. Александр не растерялся. Попавшимся под руку мешком он сбил пламя, помог водителю Комарову сменить скаты и благополучно доставить снаряды на огневую позицию.
Мастерством и дисциплинированностью отличились в бою шоферы-красноармейцы Сафронов, Пенкин, Злобин. Водитель-красноармеец Розанов ценой своей жизни спас многих товарищей. Воин отогнал горящий грузовик от позиции батареи, свернул на обочину. Тут же громыхнул взрыв...
– Сержант Кондратьев! – раздался голос командира батареи.
Сержант поднялся с земли, закинул на плечо винтовку и, пригибаясь, побежал к старшему лейтенанту Левкину. Комбат стоял у телефона и без конца вызывал батарею. Увидев Кондратьева, он бросил трубку и крикнул:
– Немедленно... связь с огневой... Действуйте!
Сержант выскочил с НП и, перемахнув через земляной вал, очутился в окопе.
– Красноармеец Прокопенко, на линию, – приказал он. – Повреждена связь с батареей.
– Есть! – четко ответил Прокопенко и короткими перебежками двинулся вдоль чернеющего на снегу телефонного кабеля.
Уже несколько раз в этот день он устранял обрывы на линии. И теперь вновь спешил вперед, то и дело прощупывая провод. До огневой было уже недалеко, когда в воздухе засвистели мины. Не обращая на них внимания, Прокопенко бежал, сознавая, что каждая минута сейчас на счету, враг идет в атаку, а пушки молчат. «Если батарея – люди, то связь – их нервы», – приходили на память слова комбата.
«Нервы, нервы...» – колотила в висках кровь.
«Нерв поврежден, орудия молчат. Что же вы мешкаете, Прокопенко?» – где-то в глубине сознания звучал голос сержанта Кондратьева.
– Я сейчас... – словно оправдываясь, неожиданно для самого себя вслух произнес Григорий и в этот же момент почувствовал, что натяжение провода ослабло. Обрыв где-то близко. Словно невидимая пружина толкнула красноармейца вперед. Он сделал шаг, второй. И в этот момент рядом оглушительно громыхнул взрыв. Что-то острое, обжигающее ударило по ногам. Боец попытался подняться, но нестерпимая боль, словно током, пронзила тело. Григорий до крови закусил губу и пополз.
– Вперед, только вперед, – шептал Прокопенко, – ведь ты комсомолец, ты должен выполнить приказ.
Ползти становилось все трудней и трудней. Закоченевшие, сбитые до крови руки отказывались слушаться. Наконец-то впереди показалась воронка, над которой безжизненно свисали обрубленные концы кабеля. Скатившись в нее, Прокопенко с трудом приподнялся, стиснул в ладонях обрывки кабеля, подтянул их к себе.
Мина разорвалась совсем рядом. Взрывная волна подбросила воина и с силой обрушила на него пласты бурой, слежавшейся земли. Когда сознание возвратилось, Григорий почувствовал жгучую боль в груди. Осколок вошел под самое сердце, туда, где лежало его так и не отправленное письмо.
«На фронте до сих пор не был. Если пошлют в бой...» – пришли на память строки.
– Провод... – застонал Прокопенко.
Он уже ничего не видел, все смешалось перед глазами. На какую-то долю секунды почувствовал, что сознание вновь уходит. Собрав всю свою волю, связист отыскал обрыв, но срастить провод уже не мог, слишком ослабли руки.
Оставалось одно. Григорий подтянул обгоревшие концы ко рту и намертво сжал их зубами...
Заговорили наши орудия. Но бесстрашный связист уже ничего не слышал. Не увидел он и того, как, бросая раненых, бежала вспять за своими танками гитлеровская пехота, как громила расчеты немецких минометчиков батарея, какой неистовой была контратака советских бойцов.
Бой стихал. Михаил Пушкарь в последний раз перезарядил винтовку, послал пулю вдогонку фашистам. Еще один из них ткнулся головой в землю. Воин огляделся: где же Прокопенко? Вспомнил, что в разгар боя Григорий ушел устранять обрыв.