Левее и немного впереди наших позиций находились Химки — московский порт, расположенный всего лишь в восьми километрах от советской столицы. 30 ноября моторазведка 62-го саперного батальона танкового корпуса (4-й танковой армии) Гёпнера без единого выстрела въехала в этот населенный пункт, вызвав панику среди жителей…".
Да что там Химки! Когда добрый друг и коллега автора этой книги, Александр Таланов, в начале своей трудовой карьеры, служил в отделении милиции на Белорусском вокзале, там еще заканчивал службу ветеран органов внутренних дел, застреливший в конце ноября 1941 года, будучи тогда еще совсем зеленым постовым милиционером, далеко оторвавшегося от своих наступавших на Москву по Ленинградскому шоссе частей немецкого военного мотоциклиста (вероятнее всего, из состава дивизии Рейх), среди бела дня на площади Белорусского вокзала… Бдительный постовой был награждён за подвиг орденом Красной звезды, но головокружительной карьеры в органах не сделал, прослужив всю жизнь в том же самом отделении милиции.
2 декабря 1941 года части дивизии Рейх вошли в Николаев (расположенный всего в пятнадцати километрах от Москвы). В солнечную погоду оттуда были видны в бинокль купола московских храмов. Батареи артиллерийского полка дивизии Рейх обстреливали из Николаева московские предместья, но в артполку уже не осталось ни одного орудийного тягача.
Незадолго до того, как дивизия Рейх и другие германские соединения смогли развернуть полномасштабное заключительное наступление на столицу СС СР, они оказались в полном смысле слова парализованными очередным резким ухудшением погодных условий. Оберштурмфюрер СС Отто Скорцени сделал 10 декабря 1941 года в своем дневнике запись следующего содержания: "…Николаев, 10.12.41. Скоро даже в нашей части всем станет ясно: продвижение вперед закончено. Вот наша наступательная сила и иссякла. У наших соседей — 10-й танковой дивизии — осталась всего дюжина боеспособных танков". Спустя несколько дней в дневнике Скорцени появилась новая скорбная запись: "Поскольку похоронить наших убитых в насквозь промерзшей земле оказалось совершенно невозможно, мы сложили трупы у церкви. На них было просто страшно смотреть. Мороз сковал их скрюченные в предсмертной агонии руки и ноги, принявшие самые невероятные положения. Чтобы придать мертвецам столь часто описываемое выражение умиротворенности и покоя, якобы присущее им, трупам пришлось бы выламывать суставы. Остекленевшие глаза мертвецов слепо взирали в холодное серое небо. Взорвав заряд тола, мы уложили в образовавшуюся большую воронку трупы погибших за последние день-два и наскоро забросали их мерзлой землей…". Им еще казалось, что заключительное наступление не отменяется, а лишь откладывается, переносится на более поздний срок (как говорит немецкая пословица, "ауфгешобен ист нихт ауфгехобен"). Однако их надеждам вступить в Москву, как в Вену, Прагу, Гаагу, Париж или Белград не суждено было сбыться. После трехдневного перерыва между боями началось крупномасштабное контрнаступление советских войск, получивших свежее пополнение из Сибири (к тому времени исчезли последние сомнения в том, что Япония не начнет войну против СС СР). Красная армия нанесла столь мощный удар, что у немцев не было ни малейших шансов организовать мало-мальски достойный отпор, не говоря уже о возобновлении своего собственного наступления. В общей сложности Красная армия бросила в наступление на германские войска, вмерзшие в землю на Восточном фронте, семнадцать армий, насчитывавшие в своих рядах более полутора миллионов свежих бойцов. Немцы были отброшены на всех направлениях, и ОКВ было вынуждено отдать приказ об общем отходе на позиции, более приемлемые для обороны.
Человеческие волны
"Я убит подо Ржевом".
Части дивизии Рейх, намертво вмерзшие в свои позиции под Москвой, подвергались бесконечным волновым атакам советских войск. Кинжальным пулеметным огнем полк Дойчланд отбрасывал одну волну красноармейцев за другой. Наконец, 9 декабря 1941 года, дивизия получила приказ отступать (хотя сама мысль об оставлении огромной территории, захваченной ценой столь тяжелых жертв, казалась многим эсэсовцам невыносимой!) и отступила за реку Истру. К счастью для эсэсовцев, находившихся на пределе своих физических возможностей, красноармейские части продвигались вперед крайне осторожно. Перейдя реку Рузу, дивизия заняла свои новые позиции на одном из участков линии германской обороны, который защищала до конца 1941 года.
16 января нового 1942 года дивизия Рейх получила новый приказ об отступлении. На этот раз ей пришлось отступать до самого Гжатска и занять новые оборонительные позиции западнее этого города, взятого немцами осенью столь большой кровью. В ходе этого отступления "зеленых СС" они постоянно подвергались советским атакам по всему фронту. В конце января дивизии СС довелось принять участие в германском контрударе под Ржевом, отбросившим 29-ю и 39-ю советские армии, прорвавшие линию немецкой обороны. Прорвавшись через территорию западнее Ржева, советские армии, оказались отрезанными от своих в результате действий германской 9-й армии, нанесшей, в свою очередь, удар в северном направлении и перекрывшим им пути отхода на восток.
На протяжении более чем двух недель этого оборонительного сражения под Ржевом[307] части СС и военные формирования вермахта наносили удар за ударом по окруженным советским армиям. Красноармейцы дрались отчаянно, пытаясь любой ценой вырваться из Ржевского "котла". Державшим их в "котле" немцам приходилось одновременно отражать попытки других советских соединений, поспешивших на помощь своим окруженным товарищам, разорвать кольцо окружения вокруг 29-й и 39-й армий. Отто Кумм, будущий командир 7-й добровольческой горнострелковой дивизии СС "Принц Ойген (Евгений)"на Балканах, являвшийся в описываемое время командиром полка Дер Фюрер, записал в дни боев подо Ржевом в свой военный дневник, что "груды неприятельских трупов высились перед позициями наших рот наподобие стен из плоти и костей". Несмотря на то, что и сами эсэсовцы по-прежнему несли огромные потери, это зрелище несколько примиряло их с достаточно неприглядной действительностью, ибо давало им ощущение собственного превосходства и позволяло надеяться на возобновление, в скором времени, наступательных действий.
Тем временем морозы усилились, так что стала замерзать оружейная смазка в немецких пулеметах, что выводило из строя это оружие, до сих пор оказывавшее намертво вгрызшимся в мерзлый грунт гренадерам неоценимые услуги. Беспощадный "генерал Мороз" вывел из строя также все без исключения автомобильные и гусеничные транспортные средства и всю военную технику дивизии Рейх, что вынудило Вилли Биттриха расформировать дивизион самоходных гаубиц "штурмпанцер", окончательно "севших на мель", и перевести уцелевший личный состав в полк Дер Фюрер. Некоторых откомандировали в Вену для прохождения дальнейшего обучения искусству вождения танков и самоходок. В конце концов, примерно пяти тысяч ам красноармейцев удалось вырваться из кольца германского окружения и соединиться со своими. В "котле" под Ржевом они оставили более двадцати семи тысяч убитых. Примерно пять тысяч красноармейцев было взято немцами в плен.
Но, невзирая на эту неудачу, Красная Армия, силы которой казались немцам неисчислимыми, и которая и в самом деле имела почти неограниченные людские ресурсы, вскоре возобновила свой нажим на германские линии. Весь февраль месяц прошел в беспрерывном отражении советских атак по всему фронту. К концу февраля 1942 года предельно истощенная дивизия Рейх была отведена с передовой в резерв. Ее численность настолько сократилась, что ОКВ даже временно переименовало ее из дивизии Рейх в боевую группу Рейх. Получив три тысяч и человек свежего пополнения для своих выбитых почти что подчистую батальонов, полк Дер Фюрер был преобразован в мотопехотную часть.
В марте 1942 года боевая группа СС Рейх была возвращена на фронт для дальнейшего участия в боевых действиях и заняла позиции на берегу Волги. В конце марта частям боевой группы пришлось отбивать очередное неприятельское наступление, закончившееся только в начале апреля. В ходе его отражения полк Дойчланд принял участие в боях в крайне неприятной местности, названную эсэсманом Георгом Швинке, одним из немногих уцелевших участников этих боев, "Штифельвальд (Сапожный лес)".[308] Как вспоминал позднее Георг Швинке, один из немногих уцелевших "вся местность вмиг стала совершенно коричневой от шинелей наступавших на нас русских солдат. Эта масса катилась на нас, как волна, грозя захлестнуть и затопить наши жиденькие цепи, но, в отличие от обычной манеры "Иванов" наступать с оглушительным криком "Ура!", они на этот раз надвигались на нас в гробовом молчании — и вот это-то было особенно страшно".
В ходе этих боев гренадеры полка Дойчланд отбивали одну советскую массированную атаку за другой. Как вспоминал позднее Швинке, "русские валились целыми рядами, громоздя целые горы трупов перед нашими позициями. Те из них, что шли в первых рядах, в большинстве своем вообще не имели винтовок — похоже, их гнали на убой, как пушечное мясо, чтобы мы израсходовали на них все наши боеприпасы, понимаете?".
Расстрелявшим все свои патроны по наступающим красноармейцам, эсэсовцам пришлось вступить с ними в жестокий рукопашный бой. "И лишь под самый конец", как вспоминает Швинке, "русские, видимо, решив, что уж теперь-то мы наверняка израсходовали все наши боеприпасы на их пехоту, пустили в ход танки, неуклюже двинувшиеся на нас, как какие-то ревущие, допотопные чудовища".
В том бою полк Дойчланд оказался на грани поголовного физического уничтожения. Его спасло только неожиданное появление в небе пикирующих бомбардировщиков "люфтваффе". "В тот день наши пилоты поработали на славу", с удовлетворением вспоминал Швинке. "Они щелкали танк за танком, как орешки! Чистая работа, ничего не скажешь! Русские танки так и разлетались на куски. Прежде чем я вжался лицом в грязный снег, я успел увидеть, как бомба угодила одному танку прямо под брюхо и подорвала его". По завершении воздушного налета на поле боя появились немецкие танки и самоходки. С их помощью жалким остаткам полка СС удалось отбить советскую атаку, а дивизии — стабилизировать свою линию обороны.