– Рифма хромает. В целом неплохо – и смысл понятен, и метафоры сильные. Но рифма хромает.
– Ты у нас, оказывается, еще и литературный критик, – я постучала в дверь носком сапога. Прикасаться к ней руками мне не хотелось.
– А то! – Гошка бросил на стишок последний взгляд и повернулся ко мне. – Не открывает?
– Может, не слышал? – Я снова пнула дверь носком сапога. Звук, действительно, получился не слишком громкий.
– Может и не слышит, – согласился Гоша и решительно постучал кулаком. Хорошо иметь небрезгливого напарника.
– Кто там еще? – дверь распахнулась, и мой взгляд уткнулся в тощую грудь, прикрытую грязной майкой. – Чего надо? – услышала я откуда-то сверху.
Я подняла голову. Да, скажу вам, зрелище не для слабонервных. Напоминаю, что сама я далеко не Дюймовочка и Гошка до двухметровой отметки всего три сантиметра не дотягивает, но этот парень возвышался над нами как Пизанская башня. Сравнение именно с этой жемчужиной итальянской архитектуры пришло мне в голову потому, что парень тоже стоял с заметным наклоном. Если бы он отпустил дверную ручку (с внутренней стороны эта полезная деталь имелась), то, скорее всего, рухнул бы прямо к нашим ногам.
– Так это, чего? – повторил парень, качнулся и громко икнул.
– Поршнев, Олег Гаврилович? – строго спросила я.
– Ну?
– Мы к вам по делу Котельниковой. Позвольте войти.
Я сразу, не отвлекаясь на вежливые вступления, перешла к делу. Не хотелось давать Олегу Гавриловичу время на то, чтобы задуматься: «А имеют ли эти двое право являться ко мне и задавать вопросы?» Могла не трудиться. Поршнев, как тут же выяснилось, вовсе не был склонен к отвлеченным размышлениям. Он опять икнул и деловито уточнил:
– Выпить есть?
– Выпить нету, – доброжелательно, но твердо ответил Гоша. – Извини, друг, мы на службе.
– Гражданин Поршнев, – напомнила я о себе, – может, пройдем в комнату? Нам надо задать вам несколько вопросов.
– В комнату? – он тупо посмотрел на меня и вдруг очень неуместно и неестественно засмущался: – Так это, что там в комнату, зачем? У меня там не убрано, и вообще… давайте лучше на кухню.
– На кухню, так на кухню, – кивнул Гоша. – Сюда, что ли?
Он прошел по коридору и повернул направо. Я двинулась следом. Хозяин дернулся было, позабыв отпустить дверную ручку, выругался, захлопнул дверь и, придерживаясь правой рукой за выкрашенную темно-синей масляной краской стену, побрел за нами.
Гоша выдвинул из-под грязного замусоренного стола табурет для меня и гостеприимно указал Олегу (ну не поворачивается у меня язык называть его по отчеству: Гаврилович! Как это Котельникова Сантану назвала – «худосочное недоразумение»? К Олегу это определение подходило гораздо больше) на второй, стоящий у стены:
– Присаживайся. Поговорить надо.
– Так это, чего сидеть-то насухую? – Поршнев неожиданно быстро придвинулся к Гоше и горячо зашептал: – А может, пусть твоя девчонка сбегает? Тут совсем рядом, в соседнем доме магазин! А лучше, знаешь, ну его этот магазин! В первом подъезде одна тетка спирт бодяжит и берет по-божески! Так это, ты дай мне денег, я сам сбегаю! Мигом обернусь, не сомневайся!
– Я же сказал, мы по делу пришли, – строго осадил его Гоша и подтолкнул в сторону табурета.
– Так это, я разве против? – Олег послушно сел. – Мы бы только по три булька, чтобы язык ловчее шевелился.
– Извините, но мы действительно не можем вас поить, – вмешалась я. – Нам поговорить надо, а с пьяным какой разговор?
– А я что сейчас, трезвый что ли? – обиделся Поршнев. – У меня, между прочим, уже второй день белая горячка.
– «Белочка»? – не поверил Гоша. – Не похоже.
– Вот те крест! – Олег истово перекрестился. – Самая натуральная белая горячка! Видения вижу!
– Черти? Розовые слоники? Или маленькие зеленые человечки?
– Нет, женщина! Та самая! Так это, которая мужа убить хотела! Мне ее в ментовке показали, я еще протокол подписал!
– Ах вот оно что. Так ты успокойся, это не видение, это самая натуральная реальность. Все было на самом деле: и ментовка, и опознание, и женщина. И протокол тоже был.
– Ты меня не путай, – раздраженно взмахнул рукой Поршнев. – В ментовке женщина была, это я знаю не хуже тебя. А вот потом, когда я ушел… Меня ведь отпустили, а она там осталась. И я нигде не задерживался! Муторно мне там, в ментовке, так это, я прямым ходом на лестницу и в дверь! А на улицу вышел и сразу, как кирпичом по башке, – она! Стоит под деревом и на меня смотрит! Так это, я глазам своим не поверил, ущипнул себя за руку – стоит! Пацан мимо пробегал, я его за шиворот хватаю, спрашиваю: «Бабу под деревом видишь?» А он глазами хлопает: «Какую бабу?» Я оборачиваюсь, нет никого! О как! Я сразу и понял: вот она, белая горячка! Так это, надо, думаю, срочно выпить. А с собой нету ничего – в ментовку ведь с пузырем не пойдешь! Я бегом домой. Так это, веришь – нет, баба всю дорогу поблизости мелькала, даже во дворе показалась. Достала просто! Главное, не похожа совсем! А все равно – она! Разве такое без белой горячки может быть?
– Подожди, я не понял, – Гошка поднял руку и пощелкал пальцами. – Что значит – не похожа? Ты одну женщину видел или двух?
– Так это, одну, конечно! Только в разных местах и с разными лицами!
– Не понял, – повторил Гоша.
– Да кто же такое на трезвяк поймет? Я поэтому и рванул домой – у меня бутылка стояла, чуть начатая. Так это, я ее в два глотка выпил, клянусь!
– Хорошо, давай по-другому. Сначала про ту женщину, что в ментовке видел. Ты ее хорошо помнишь?
– Ну!
– Опиши. Как она выглядела?
– Котельникова? – Поршнев поскреб небритый подбородок. – Так это, дамочка, вся из себя. Плащ такой, ярко-желтый…
– Золотистый, – тихо поправила я.
– Ну золотистый, какая разница. Шарфик на голове вместо шапки.
– А лицо? – продолжал допытываться Гошка. – Лицо опиши.
– Так это, как его опишешь? Ну, лицо. Глаза, там, подбородок. Нос.
– Давай поточнее. Какого цвета глаза? Форма подбородка?
– А?
– Нос какой? Большой, маленький? Курносый или крючком? Ну же, сосредоточься!
Поршнев так старательно сосредоточился, что глаза сошлись к переносице.
– У нее губы были накрашены!
Мы с Гошей переглянулись.
– Хорошо, – кивнул напарник. – Тогда опиши вторую Котельникову. Которую ты на улице видел.
Ногти Поршнева снова заскребли по двухдневной щетине.
– У той тоже губы накрашенные.
– Так. С лицом ясно. А фигура? Фигура другая?
– Так это… вроде другая.
– В чем разница? Что, одна худая, другая толстая?
– Не, у них у обоих фигуры такие… фигуристые.
Гоша грустно посмотрел на Поршнева и подвел итог:
– Ну, парень, ты просто бесценный свидетель.
– А то! – гордо напыжился Олег. – Если бы мне сейчас еще хоть полстакана…
– Не надо тебе сейчас полстакана. Рассказывай, что потом было? Когда ты домой вернулся?
– Так это, водки сразу выпил. И отрубился. Говорю же, почти полная была бутылка. А у меня нервы. Слушай, брат, ну хоть на стакан дай! За этим даже на улицу выходить не надо, тут на первом этаже один мужик…
Негромко, но отчетливо хлопнула входная дверь. Поршнев осекся, нервно сглотнул и покосился в сторону коридора. Гошка выскочил из кухни первым, я поспешила за ним. Разумеется, в коридоре никого не было. Напарник распахнул дверь и побежал по лестнице вниз, а я схватила Олега за грязную майку:
– Кто здесь был? Говори!
– Не было никого, – он попытался вырваться, но я держала крепко. – Да че ты пристала? Не знаю я ничего!
– Не знаешь, кто у тебя прятался? – я слегка подтолкнула его к стене. – Не знаешь, кто сейчас сбежал? Или, хочешь сказать, нам показалось?
– Так это, показалось, ясно! – обрадовался Поршнев.
– Да? А ты ничего не перепутал? У нас-то белой горячки нет, и стук двери мы хорошо слышали. Так что, будешь говорить? Или мне милицию вызвать, чтобы они твою память освежили?
– А че мне милиция? – он вдруг расправил хлипкие плечи и презрительно выпятил нижнюю губу. – Так это, меня там знаешь, как теперь уважают? Я у них основной свидетель, поняла?
Я не успела ничего ответить на эту неожиданно проснувшуюся наглость: вернулся злой Гоша, раздраженно хлопнул дверью.
– В подъезде пусто, а на улице… идут люди, кого хватать?
– Так это, сами не знают, чего хотят, – пожаловался Поршнев в пространство. – Хватать кого-то им надо обязательно!
– Вот тут ты не прав, – напарник плечом мягко отодвинул меня в сторону. – Мы очень хорошо знаем, чего хотим. И прежде всего мы хотим знать, кто здесь был? Кто отсюда только что сбежал?
– И почему сбежал, – тихо подсказала я.
– И почему сбежал, – повторил Гоша. Он словно гора навис над длинным, но тощим парнем. Поршнев съеживался на глазах, сползая по стенке на пол и слабо похныкивая.
– Отвечать, – рявкнул Гоша, – быстро!
Неожиданно лицо Олега сморщилось, и он расплакался:
– Да что вы ко мне прицепились? Ну, забежал ко мне друг, так это, тоже выпить хотел. А тут вы.
– Что за друг? Как зовут?
– Сосед, из тридцать восьмой, Санькой зовут. Мы еще в школе вместе учились.
– А зачем он прятался? – уже более спокойно, хотя, не скрывая подозрения, спросил Гоша.
Поршнев всхлипнул и вытер ладонью нос.
– Так это, девчонка у него ревнивая. Как примерещится ей что, так сразу в глаз. И насчет выпивки тоже сечет. Санька всегда от нее прячется.
Гоша с полминуты сверлил его подозрительным взглядом, потом неохотно кивнул:
– Ладно. Допустим, я тебе поверил. Но имей в виду, ты мне не нравишься. Очень не нравишься, понял?
– Да я… – пискнул Поршнев и тут же умолк, придавленный тяжелой Гошкиной ладонью.
– Цыц! Рот откроешь только когда я дозволю. И только для того, чтобы отвечать на мои вопросы. Вопрос первый: как ты познакомился с Котельниковой? – напарник посмотрел на съежившегося Олега и разрешил: – Говори.
– Так это, обычно познакомился, – зачастил парень, изогнув спину и преданно заглядывая Гошке в глаза снизу вверх. – Она сама ко мне подошла. Я на лавочке сидел, думал, где бы деньжат перехватить – мне в долг не наливают. А денег тоже никто не дает, давно уже. Так это, что мне теперь, и не выпить? Вот я сидел, соображал, как быть. Тут она подошла, села рядом. Вежливая такая, культурная, сперва поздоровалась. А потом говорит: «Выпить хочешь?» Ясно, – говорю, – хочу! Да никто не угощает! А она сумку открывает: «Я угощаю», и бутылку показывает. «Только, – говорит, – уйдем куда-нибудь отсюда. А то налетят халявщики». Это она правильно сказала. У нас во дворе такие алкаши, вы не поверите! Дармовую водку за сто верст почуют! Так это, я ее к себе пригласил. А у нее и закуска с собой была, да какая! Колбаска, рыбка копченая, огурчики солененькие, – он мечтательно закатил глаза. – Эх! Это не сухариками «педигри» закусывать.