– Да что ж вы нервничаете, Рита? Так хорошо держались, просто удовольствие с вами беседовать.
Это что, комплимент? Оказалось, да. В качестве финального аккорда Миша решил меня немного побаловать. Значит, у меня для него плохая новость: так легко я не покупаюсь и в хорошем настроении. А сейчас, с моим раздражением не справятся даже две, три, четыре дюжины комплиментов!
Я настолько обозлилась на Мишу, что другой сотрудник, деловито и спокойно проверивший мои сапоги на соответствие следу в коридоре, не вызвал у меня ни малейшего протеста. Марина, которая, несмотря на все старания Володи, постепенно разгонялась на истерику, похоже, просто не заметила, что к ее обуви кто-то проявляет интерес.
Наконец, Стрешнев подошел к нам.
– Закончили? – он смахнул со лба пот, потом вытер ладонь о брюки и взял у Миши протокол. Проглядел его наскоро, кивнул: – Что ж, все понятно. Миша, теперь давай, отвези Котельникову домой. А то одну ее отпускать нельзя, еще под машину попадет. И постарайся ее успокоить по дороге.
– Слушаюсь.
Миша вежливо раскланялся со мной (я постаралась ответить ему с той же степенью достоверности, но боюсь, получилось у меня плохо) и направился к девушке, которая уже откровенно рыдала, скорчившись в кресле. Что-то тихо приговаривая, он так же, как совсем недавно меня, взял Марину под локоток и повел к двери.
И на что, собственно, Володя рассчитывает? На то, что щуплый гнусавый Миша сумеет успокоить сорвавшуюся в штопор Марину? Хотя… Кому и попробовать это сделать, как не воплощенному занудству?
Я подошла к Гошке, чтобы поделиться впечатлениями, но сказать ничего не успела, меня прервал резкий уверенный звонок в дверь.
– Мы кого-то ждем? – удивился Гоша.
Володя пожал плечами и молча вышел в прихожую. Отчетливый щелчок отпираемого замка, легкий женский вскрик и Володино громкое: «Куда!»
Через минуту Стрешнев появился в комнате, подталкивая перед собой… кого вы думали? Сантану!
– Ты! – рявкнула Марина, с такой неожиданной силой отталкивая Мишу в сторону, что он отлетел к стене. – Ты! Дрянь!
Вам никогда не приходилось видеть, как коршун бросается на курицу? Мне тоже, но в целом я себе картину представляю. Так вот, то, что произошло в следующую минуту, полностью соответствовало моим представлениям. Марина бросилась на Сантану, словно коршун. Несчастная курица (читай – Сантана) метнулась назад, ударилась о грудь оторопевшего Стрешнева, бестолково дернулась в сторону и неожиданно присела, прикрывая голову руками. Володя вцепился ей в плечи и потянул вверх, пытаясь поднять, но был сметен и отброшен налетевшей Мариной. Сантана отбиться не пыталась – только визжала да в меру сил старалась защитить лицо.
Надо сказать, Марина, эта пышечка, проявила недюжинные способности. Конечно, к классическому рукопашному бою действо не имело отношения: ни техники, ни четкости выполнения приемов – только всепоглощающая ярость. Марина работала руками, ногами и, кажется, зубами. В общем, не хотела бы я оказаться сейчас на месте Сантаны. Это при том, что от не слишком хорошо обученного мужика я отобьюсь без проблем. Что же касается необученных, так и с двумя могу справиться. А может и с тремя.
Сейчас же трое достаточно хорошо обученных мужиков – Володя, Миша и еще один парень из бригады (кажется, его зовут Костя), безуспешно пытались растащить женщин. Галдеж поднялся необыкновенный – к визгу Сантаны прибавились невнятные, но громкие вопли Марины и хриплые выкрики Володи: «Дамочки, разойдитесь! Дамочки, просят же вас, как женщин, разойдитесь!». Миша тоже не молчал – он торопливо сыпал какими-то цитатами из уголовного кодекса, а Костя, незатейливо матерился. Он пытался наиболее мягко воздействовать на Марину и получил в благодарность четыре роскошные царапины на левой щеке. Естественно, после этого отбросил всякие церемонии.
Я перевела взгляд на Гошку, хмуро наблюдающего за базаром. Марине удалось особенно удачно лягнуть Мишу, и он тоже перешел на мат. Гоша поморщился.
– Отвратительно, – согласилась я.
– Непрофессионально, – кисло отозвался напарник, не глядя на меня. – Или их не учили никогда? Устроили детский крик на лужайке, а толку – чуть. Скажи, Ритка, как бы ты бабью драку прекратила?
– Сама в ней участие принимать точно не стала бы, – усмехнулась я. – Скорее всего, рявкнула что-нибудь погромче, таким, знаешь, хорошим командным голосом: «Прекратить!» или «Смирно!». На школьниц хорошо действует. Эти, правда, постарше… но их тоже можно как-нибудь напугать. Петарду взорвать рядом, например.
– Разумно, – напарник одобрительно покивал. – Взрывы очень хорошо отвлекают. Можно еще пальнуть в воздух из пистолета. Кстати, у Володьки пистолет есть. Забыл он про него, что ли?
Я с сомнением посмотрела на Гошу. Это он серьезно говорит? Я-то насчет петарды пошутила.
– Хочешь сказать, ты на месте Стрешнева устроил бы сейчас пальбу? Здесь все-таки не тир, а жилой дом.
– Нет, зачем патроны тратить? Я бы гораздо проще поступил. Вон ванная, вон кухня – набрать ведро холодной воды, да выплеснуть на этих клушек. Они мигом про свои разборки забудут.
– Ага, и дружно кинутся на тебя, – хихикнула я.
– Пусть попробуют.
Холодно-равнодушный ответ мне не понравился.
– Гоша, ты что, хочешь сказать, сможешь ударить женщину?
Напарник посмотрел на меня с изумлением, не поленился даже голову ради этого повернуть:
– Ты о чем говоришь, сердце мое? Тебе лучше всех известно, на что я способен.
– Так это же на тренировке, – стушевалась я. – Понарошку.
– А это, – он кивнул на свалку у двери в комнату, – по-настоящему. Значит, тем более есть причина действовать решительно.
– Гм, – я неловко кашлянула. – Так что, может, пойдем за водой?
– Нет. Это надо было делать сразу, на самом начале. А сейчас там такая куча-мала, что тебе и ребят поливать придется. Это во-первых.
Как это у Гошки получается, что он всегда прав? Действительно, плесни я сейчас ведро холодной воды, большая часть придется на Стрешнева и его подчиненных. Вряд ли они мне скажут за это «спасибо».
– А во-вторых что?
– Во-вторых, веселье и так заканчивается. Можно считать, наши победили, – Гошка помолчал, рассматривая товарищей, которым удалось, наконец, растащить девушек в стороны, и добавил: – Хотя и не без потерь.
Потери были не слишком существенными, но малоприятными: кроме царапин на щеке Кости, клок волос с головы Миши, надорванный рукав у Володи и целая горсть пуговиц, разлетевшихся по полу.
– Молчать! – рявкнул Володя так, что даже я съежилась. А Стрешнев продолжал бушевать, неведомым для меня образом сменив приятный баритон на грохочущий бас: – Не рассуждать! Не сметь! Выполнять приказание! Я вам покажу кузькину мать!
– Вот так и надо было действовать с самого начала, – удовлетворенно прокомментировал Гоша. – Ты только посмотри, какой эффект.
Эффект действительно был налицо. Марина испуганно прижалась к Мише и часто икала, прикрывая рот рукой, а Сантана снова присела на корточки, прикрывая голову ладонями. Странная привычка. Может, ее били в детстве?
– Миша! Увести свидетельницу!
Марина переступила с ноги на ногу, но не двинулась с места. Словно она внезапно забыла, как это делается – движение в заданном направлении. Впрочем, Миша тут же пришел ей на помощь, направляя и подталкивая к выходу. Не интересуясь больше ее судьбой, Володя повернулся к Сантане.
– Встать!
– В-в-а-а-а, – ответила Сантана.
Не часто, но мне приходилось видеть, как люди сползают по стене на пол. Но вот такого, чтобы ползти по стенке вверх, я ни разу еще не наблюдала. Сантана с этим гимнастическим фокусом справилась превосходно.
– Отвечать на вопросы!
Девушка снова издала протяжный звук – странное сочетание гласных – который, тем не менее, очень четко выражал ее полную готовность к сотрудничеству.
– Одним словом, наш пострел везде поспел, – докладывала я шефу через полтора часа. Гошка доверил это дело мне, а сам стащил у Баринова со стола чистый лист бумаги и начал рисовать крохотных чертиков, лишь изредка открывая рот, чтобы добавить пару слов.
– В том, что именно Александр Славченко снабдил Даму Икс колечком Котельниковой и фотографией, у меня, лично, сомнений нет. И если все наши предыдущие рассуждения верны, он с энтузиазмом, достойным лучшего применения, работал на нее, а следовательно, на Углянцева. Но одновременно крутил бизнес с Сантаной. Девица сильно нервничала по поводу законной супруги своего гражданского мужа – она, кстати, только так Котельникова и называла: мой гражданский муж. Ни разу не сбилась. Так вот, Сантана переживала из-за того, что развод Котельниковых забуксовал. Естественно, ей хотелось быть в курсе всех происходящих во вражеском лагере событий. Вот она и решила обзавестись в этом самом лагере лазутчиком. Кстати, теперь мы знаем, как Сантана узнала, что мы работаем на Елену Юрьевну. Помните, она позавчера утром к нам прибегала?
– Еще бы, – поморщился Баринов.
– Котельникова позвонила дочери в Москву и все, с подробностями, рассказала. А потом Марине позвонил Славченко и, естественно, она поделилась с милым семейными проблемами. А он, не задерживаясь, сообщил новости Сантане.
– И барышня, едва дождавшись утра, помчалась к нам, – пробормотал Гоша, старательно пририсовывая к голове чертика длинные, как у козы, витые рога.
Я кивнула и продолжила:
– Сегодня Сантана пришла, чтобы очередной раз обменять некоторую толику наличных на ценные сведения. То, что Саша погиб, стало для нее неприятной неожиданностью. По-моему, она совершенно растерялась.
– Она все к Володе приставала, спрашивала, что ей теперь делать, – Гоша закончил работу над одним чертиком и тут же начал рисовать следующего. Трудяга. – Стрешнев с нее подписку взял, о невыезде.
– Зачем так жестко? – удивился Баринов. – Разве были основания?
– Да какие там основания. По-моему, просто обозлился.
– Ну-ну. А что было потом?