ления в поколение. Ее же и пересказали музею, когда дарили. Однако при дальнейшем исследовании было установлено, что модель была сделана в 1860-е годы в Новой Зеландии, а не во время путешествия в 1840-х. В пользу этой версии свидетельствует стиль одежды — в частности, широкие пышные юбки, в которые одеты изображенные женщины и девочки. Такой стиль был моден в Великобритании с конца 1850-х до середины 1860-х годов.
Более того, до начала 1860-х шаблоны для вырезания наподобие этого не были широко распространены в Англии. Большая часть деталей модели деревни Сакстонов напечатана компанией H. G. Clarke & Co, издававшей много разных детских шаблонов для вырезания наряду с другими печатными материалами и книгами. О том, что как раз в это время такие шаблоны можно было купить в Новой Зеландии, свидетельствуют объявления с рекламой шаблонов для вырезания фермы. Именно такой шаблон использовался в модели Сакстонов: «Маленький моделист № 4 — Модель фермы». Эти объявления печатались в детских журналах, например в «Мальчишеском альманахе» (The Boy’s Miscellany, 1863–1864) — журнале, адресованном мальчикам из рабочего класса, или в «Приложении к трехсотлетию Шекспира» (Shakespeare Tercentenary Supplement, 1864), которое выходило вместе с британской газетой Essex Standard, а также в издании «Ежегодник Питера Парли к 1867 году — рождественский и новогодний подарок для молодых людей». Оно вышло в издательстве Darton & Co, хорошо известном своей работой с детской литературой.
До середины 1860-х в Нельсоне существовали магазины детских игрушек. Из газетных объявлений можно узнать, что А. Дюпюи на Бридж-стрит специализируется на «берлинских шерстяных узорах, канцелярии и игрушках», а Дж. Хауснелл на Трафальгар-стрит продает разные игрушки. Так что вполне возможно, что Сакстоны купили бумажные шаблоны в магазине своего города. Или, может быть, друзья или члены семьи, по-прежнему жившие в Англии, прислали их в подарок. В колониальную эру письма и посылки с одеждой, предметами домашнего обихода и игрушками были обычным делом. Как отмечает историк Лаура Исигуро в статье о трансимперской семье, обмен материальными предметами между имперским центром и периферией позволял семьям поддерживать связь с дальними родственниками и друзьями. Эпистолярная практика, наравне с работой памяти и воображения, заменяла собой физический и визуальный контакт и восстанавливала присутствие семьи[655]. Аналогичным образом, когда дети Сакстонов собирали модель деревни, они не просто играли в популярную игру, а распространяли на территории колониальных земель английский образ жизни. Это, в свою очередь, укрепляло их собственную идентичность и связь с английской культурой.
В 1860-е и 1870-е в Великобритании разнообразные модели для вырезания пользовались огромной популярностью — и не только из-за того, что их было легко купить. Вырезание из бумаги считалось достойным развивающим занятием, так что взрослые поощряли детей в стремлении к этой игре. В XIX веке немецкий педагог Бернард Хайнрих Блаше в статье, объясняющей, как вырезать модели, говорит о них как о «новом утонченном развлечении для детей»[656] (статья переведена на английский Даниэлем Буало). Дальше в тексте описывается несметное количество преимуществ бумажного моделирования: развитие ловкости рук, практическое приложение знаний геометрии, представление о пропорциях, воспитание вкуса к искусству и дизайну. Кроме того, Блаше отстаивает превосходство моделирования над другими видами деятельности, доказывая, что игра в карты и чтение — это пассивное времяпрепровождение, отвлекающее молодых людей от «долга» и в конечном счете от «счастья». Он пишет:
«И главным образом это является благотворным противоядием от сонной праздности, вредной любви к картам или страсти к беспорядочному чтению всех подряд книг, которая, к сожалению, поощряется во многих респектабельных семьях во время длинных зимних вечеров. И то и другое пагубно влияет на покой и доходы молодых людей, так как преграждает им путь к долгу и счастью»[657].
Идеи Блаше насчет преимуществ моделирования в широком смысле соответствовали принципу «обучения действием» и, стало быть, были созвучны идеям влиятельных педагогов XIX века. К примеру, Фридрих Фрёбель считал, что развитию ума и тела способствует производительная деятельность. Иоганн Генрих Песталоцци доказывал, что дети должны учиться во взаимодействии с физическими объектами. А Роберт Оуэн был убежден, что новый общественный порядок можно установить посредством образования, которое помимо прочего должно уделять особое внимание географии и естественной истории. Лекции Оуэна по истории и географии часто сопровождались картами, рисунками и диаграммами — наглядными пособиями, которые вполне можно сопоставить с моделью Сакстонов.
Первые бумажные силуэты для вырезания и собирания появились в Европе еще в XVII веке. С 1800 года образцы бумажных моделей стали регулярно встречаться в немецких и французских игрушечных каталогах. С открытием хромолитографии в 1837 году стали создаваться еще более яркие и сложные шаблоны, которые нужно было просто собирать, а не раскрашивать, как деревню Сакстонов. По сравнению с массово выпускаемыми игрушками 1860-х и 1870-х годов эти модели начала XIX века были весьма дорогими. В любом случае, и те и другие считались созидательными игрушками, благотворно влияющими на образование ребенка.
Некоторые производители специально сосредоточились на обучающей ценности шаблонов для вырезания. К примеру, немецкая компания Schreiber-Verlag, известная своими печатными моделями, выпускала товары, которые считались образовательными материалами. У них были шаблоны для вырезания как знаменитых, так и обычных зданий, а также игрушечных театров. Иногда в бумажной форме воспроизводились важные культурные события — в точности так, как они произошли на самом деле. Собирая модель здания, города, деревни и сельской местности, ребенок узнавал о заморских странах и жизни других народов[658].
Принцип, лежавший в основе образовательных игрушек, заключался в том, что дети должны были обучаться через действие. Бумажные модели вроде деревни Сакстонов были, возможно, полезнее детям периферии Британской империи, чем тем, кто жил в центре метрополии. Ведь таким образом дети колонистов не просто могли изучить историю и географию. Собирая модель, они получали представление о зданиях, транспорте и моде, распространенных в Великобритании того времени. Тем, кто родился в Новой Зеландии, эти серийные игрушки демонстрировали обобщенную картину жизни Великобритании середины XIX века. А для детей Сакстонов это была идеализированная картинка родины. Кроме того, бумажное моделирование обладало мощным визуальным потенциалом: вызывало ностальгические воспоминания, будило воображение и служило связующим звеном с Британской империей, возможностью сравнить колониальную жизнь в Новой Зеландии с той, которую семья навсегда оставила.
На модели Сакстонов изображен пейзаж, совершенно не похожий на Нельсон 1860-х годов. К тому времени колониальному поселению было всего двадцать лет. И хотя в 1853 году Нельсон получил статус города, к 1860-м его население насчитывало всего 4700 человек[659]. Регион населяли местные туземцы маори. Между айуи (общиной маори) и поселенцами часто возникали споры о землевладении и правах маори. Железной дороги не было, но вполне возможно, что поезд и железнодорожная станция, представленные в модели, положили начало обсуждению постройки железной дороги в Новой Зеландии в 1860-х годах. В то время в Нельсоне было всего несколько церквей, школа, пивоварня, льнопрядильная фабрика, сыромятня, суконная фабрика и магазины. В отличие от Англии, большинство домов здесь строились из дерева, хотя встречались и дома из камня и кирпича.
К 1864 году дети Сакстонов, которые приплыли в Новую Зеландию на корабле, были уже взрослыми. Но у Джона и Присциллы родилось еще четверо детей в Нельсоне: Эмили (в 1844 году), Джон (в 1847 году), Элизабет (в 1849 году) и Баркер (в 1852 году). Мне кажется, что именно Баркер Сакстон, которому на тот момент было двенадцать лет (идеальный возраст для бумажного моделирования и раскрашивания, по мнению современников), собрал модель, о которой идет речь. Не исключено, что ему помогала его пятнадцатилетняя сестра Элизабет. Более того, возможно, в создании модель участвовало несколько поколений. Дети могли обращаться за советом к отцу семейства, ведь тот был состоявшимся художником и вполне мог руководить проектом и процессом сборки.
Судя по тому, что модель поместили в рамку и выставили на обозрение, ею дорожили и хранили в семье как ценное воспоминание. В рамках выставлялись и прочие прелестные детские поделки, например вышивки, которые в колониальную эпоху ценились благодаря своей назидательной функции. В коллекции музея «Те Папа» находится много образцов вышивки XIX века. Эти помещенные в рамки образцы были семейными реликвиями и передавались из поколения в поколение. Вышивка была похожа на бумажное моделирование: как и сборка модели, она представляла собой спокойное домашнее занятие, творческое и обучающее. К примеру, вышитые образцы демонстрировали мастерство владения иглой их создательницы, ее знание алфавита и семейной истории. Однако бумажное моделирование существенно отличалось от вышивки тем, что вышивка была занятием женским, часто связанным с четко обозначенной, подчиненной гендерной ролью[660].
Бумажным моделированием рекомендовали заниматься как мальчикам, так и девочкам. В отличие от вышивки, это занятие не ассоциировалось с тишиной и покорностью. И все же с педагогической точки зрения было бы интересно сравнить эти два занятия. На ум сразу приходит очевидная связь между их вещественной природой и ловкостью рук, которую они призваны тренировать. Исследователи вышивания в викторианскую эпоху говорят о том, что это занятие считалось крайне важным для тренировки глаз, рук и памяти. Куратор исторических коллекций музея «Те Папа» Клэр Регно справедливо отмечает, что «в рамках образования девочек вышивка преследовала целый ряд педагогических целей. Образцы вышивки не просто служили для заучивания и сохранения разных видов стежков, в них отражались знания чтения, письма и арифметики»