И это не его вина. Мужчины и женщины, работающие под его началом, патологически обожают противоречить и спорить, отличаются иррациональным поведением, и каждый фанатично верит, что именно ему полагается занимать кресло начальника и просторный угловой кабинет, а также пользоваться благами трехчасового перерыва на обед, ковыряясь на самом элементарном дот-комовском уровне, эти господа ухитрились отрастить чудовищных размеров претензии на всевозможные права. Это шесть уникальных медицинских случаев, не осознающих своего заболевания. Это люди, живущие с искусственными сердцами и обвиняющие кардиохирурга в том, что не могут покорить Килиманджаро.
Любой другой начальник давным-давно подписал бы шесть приказов на увольнение, но Ник искренне верил, что можно ощипать курицу, не взъерошив перьев. Еще грудным младенцем, спеленутый тактом, Ник питался млеком мирного урегулирования конфликтов. Следуя примеру отца, мальчик всю жизнь преклонял колени пред алтарем дипломатии, и на том единственном основании, что в его вере обнаружились изъяны, Ник не был способен от нее отречься. Горнило офисных испытаний лишь закаляло его дух.
Я смотрела на старого друга, прислонившегося к правой дверце взятой напрокат алой «тойоты». Ник соображал, приведет ли его отъезд к остановке нагнетания напряженности или будет воспринят как позорная капитуляция. На самом деле, конечно, предстояло ни то ни другое; просто поездка в Северную Каролину с целью поглазеть на маленький клочок земли. (Здесь можно подобрать глубокомысленные эпитеты-метафоры, но суть от этого не изменится. Символ — это ярлык, на сущность явления он не влияет.)
— Решайся, Ник, — немного подождав, сказала я. Жаль в такой прекрасный день торчать на солнцепеке, грустя о том, что мы не в силах изменить. — Я в любом случае поеду в Северную Каролину, составишь ты мне компанию или нет. Пожалуйста, не бросай меня одну. — Это еще не было полноценным нытьем, но в голосе появилась отчетливая вкрадчивая интонация. Я готова была начать перечислять поступки, совершенные ради Ника. Не хотелось давить на quid pro quo[26], но я была готова и на это. Если меня вынудят. — Пожалуйста!
Ник склонил голову набок, словно все еще колебался, но я видела — решение принято. Он широко улыбнулся:
— А кто будет выбирать радиостанцию?
— Ты, Ник, только ты, от начала и до конца поездки.
Оттолкнувшись от дверцы, он выпрямился:
— Ладно, только кое-какие вещи в сумку брошу и позвоню в офис.
Я завопила «ура» и исполнила краткий танец победы, получившийся неуклюжим и достаточно экстравагантным, чтобы привлечь внимание пожилой соседки, проходившей мимо. Указав на меня своей палкой, она прошептала что-то своей товарке, и, хотя полагалось смутиться, мне было все равно. Сегодня утром у меня практически не было неприятностей, а бурлящей энергии хватило бы и на марш-бросок до Эшвилля.
Я чинно взяла Ника под руку, и мы стали подниматься по ступенькам.
— Я упоминала, что стала землевладелицей? — осведомилась я. — Владею, знаете ли, наделом. Типичная проблема обедневшей европейской знати: земли много, наличных мало. Придется, пожалуй, выдать дочь замуж за злого фабриканта, чьи земли граничат с моими на юге, чтобы избавить ферму от недоимок…
Глава 4
Лишь когда впереди показалась заправочная станция «Томас Эдисон», Ник наконец проявил интерес к моему плану.
— Сколько времени, по-твоему, займет дорога? — спросил он, когда я въехала на заправку. Хотя я абсолютный профан в миграционных привычках «американус путешественникус», меня удивило количество автомобилей на стоянке — парковаться пришлось на обочине.
Выключив зажигание, я открыла дверцу и вылезла из машины на гудрон автомагистрали Нью-Джерси. Даже он казался мне сейчас восхитительным.
— Не представляю.
— Ну сколько миль нам ехать?
Я пожала плечами:
— Смотря как ехать.
Ник кивнул признав справедливость аргумента.
— Какие у нас варианты?
— Сообщу, как только взгляну на карту. Мы для этого сюда и приехали — купить карту и «Золотых рыбок».
Ник придержал для меня дверь, пропуская вперед.
— Золотых рыбок?
— Крекеры «Пепперидж фарм» в форме рыбок, — объяснила я, направляясь к магазину. — Не стесняйся, выбирай все, что пожелаешь. Мы не остановимся на ленч, пока не проедем полпути.
— И где же это будет?
Я сняла темные очки.
— Уже сказала: отвечу, как только взгляну на карту. — Проходя мимо стенда с «Читос», я взяла два пакета — обычные и с сыром — и вручила чипсы Нику. — На вот, неси скоропортящиеся продукты. А я поищу палатку и карманный фонарик.
Ник пошел за мной.
— Палатку?!
Я добавила к его пакетам чипсы «Ореос» и кивнула.
— Думаю, палатки у них вон там, рядом с фонарями.
— Мы что, в поход собираемся?
— Я землевладелица, Ник.
— Это я усвоил.
— Я владею землей.
— Этот параграф я тоже выучил наизусть.
Я остановилась перед стендом с картофельными чипсами, раздумывая, какие взять. Выбрала классические — не люблю деревенские.
— Целью нашей поездки является единение с моей новообретенной собственностью. Разобьем палатку и будем лежать на моей земле, спать под моими звездами, осененные пологом листвы моих деревьев, съедаемые заживо моими москитами…
Ник расхохотался и предложил взять большой флакон репеллента, пока мы здесь. Он не вполне проникся радостями дикого отдыха, но с удовольствием принял правила игры.
— У тебя появился собственнический инстинкт.
— Я землевладелица, — пожала я плечами, словно это все объясняло. Конечно, объяснение получилось туманным, но это единственный ответ, который у меня был. — У меня есть своя земля.
Ник бродил по магазину в поисках пластмассовой корзины для наших скоропортящихся припасов, а я искала палатку среди необходимых для выживания предметов — наборов первой помощи, дорожных атласов и карманных ножей. Палаток почему-то не оказалось. Я взяла с полки карту и успела перехватить Ника у кассы. Он полез за бумажником, но я буквально выпрыгнула вперед и ткнула кредитку прямо в лицо продавщице. Девушка приняла карту с недовольной миной.
— Всю затею оплачиваю я, — сказала я, криво расписываясь на кассовом чеке. — Моя собственность — мои расходы.
Не в обычаях Ника было соглашаться на бесплатные поездки. Я ожидала ожесточенных споров и горячих дискуссий — дескать, он сам заплатит за себя, — но Ник неожиданно легко согласился и предложил понести пакеты. Я вручила ему покупки и открыла дверь. Несвежий воздух Нью-Джерси мощной волной ударил в лицо. Как это было прекрасно!
Дойдя до машины, я отперла дверцу и бросила Нику ключ от зажигания. Пока он регулировал под себя зеркала заднего вида и сиденья, я развернула карту Соединенных Штатов, оказавшуюся огромной, нескладной и лишенной мелких деталей, без которых не обойтись в поисках Твин-Лейкса, штат Северная Каролина. Ладно, лучше, чем ничего.
— Так, — сказала я, проводя пальцем от Манхэттена до Эшвилля. — Мы хотим попасть на юг.
Ник не ответил, занятый поисками подходящей радиостанции среди множества «кантри» и «ретро», которые доминировали в диапазоне приемника. В «тойоте» имелся проигрыватель, мы оба захватили неплохой ассортимент компакт-дисков, но отказываться от благ цивилизации в виде радиовещания казалось преждевременным: мы были всего в тридцати семи минутах от Нью-Йорка.
— Что ты сказала на работе? — спросил Ник, остановившись на рок-музыкальной волне, где передавали гранжевую песенку. Когда песня закончилась, начал насвистывать мелодию — такая у него привычка. Из-за этого автомобильная поездка всякий раз превращалась у нас в битву за контроль над радиоприемником.
Свернув карту, как мне показалось, правильно, я сунула ее в бардачок. Дорога до Эшвилля шла прямо, развилки начинались через много миль после Ричмонда.
— Наверное, то же, что и ты своим подчиненным.
Ник лукаво улыбнулся:
— Что тебе удалили аппендикс?
— Господи, нет, конечно! Я выбрала кое-что попроще — кишечную палочку.
— Мудрый выбор, — похвалил он, одобрительно кивнув. — В зависимости от тяжести заболевания можно отсутствовать сутки или неделю.
— В отличие от аппендицита, когда требуется лежать в стационаре и остается шрам. — Я сбросила туфли и скрестила ноги по-турецки. — А ты что придумал?
— Мне требовалась убедительная причина, иначе они не успокоятся. Встанут прямо под дверью моего кабинета — они часто так делают, чтобы мне было слышно, — и начнут во весь голос жаловаться, что начальник сказывается больным, когда хочет, а от подчиненных требует бюллетень.
— Ты правда требуешь справки от врача?
— Это политика компании — приносить оправдательный документ, если работник отсутствует дольше пяти дней подряд, но я никогда на этом не настаивал.
— И они действительно бухтят у тебя под дверью?
— Рационализируют процесс, чтобы мне не дожидаться новостей сарафанного радио, а оперативно узнавать, как ненавидят меня подчиненные. Если бы такую энергию да направить в русло повышения эффективности производства…
Каждые полгода Нику приходилось встречаться с представителями музыкального телеканала, с которым у него контракт, и напоминать, для чего им необходим веб-сайт, всячески подчеркивая бесценную помощь работников нижнего звена.
Песня Мадонны заставила Ника предпринять новую безнадежную попытку поисков другой волны. Я бы охотнее послушала новости, чем птичий язык обрывков радиопередач.
— Уволил бы всех этих говнюков в полном составе, — озвучила я то, о чем часто думала.
— Не все так просто, — уклончиво ответил он. — Ты не была руководителем и не знаешь, что это такое. Нельзя уволить людей на том единственном основании, что ты их терпеть не можешь.
— Пусть я не руководитель, но я…
— Знаю, землевладелица.
— Вообще-то я собиралась сказать «служащая», но ты прав: я землевладелица.