– Мы сделаем все, брат-солдат, – пообещал почтмейстер, – чтобы никто из города не пошел против вас.
Волков встал и пожимал старым солдатам руки, они тоже поднялись с лавок, этим людям больше слов говорить нужды не было, уже все сказано.
Когда кавалер садился на коня, Максимилиан спросил:
– Кавалер, а теперь куда?
– К графу, придется нам поторопиться, чтобы быть дотемна.
Но, когда они ехали по одной из улиц уже к восточным воротам города, кавалер увидал вывеску портного и остановился.
– Брат Семион, – окликнул он не очень-то веселого от скачки и спешки монаха.
– Да, господин, что могу сделать для вас? – спрашивал тот.
– Вижу, езда верхом тебе не очень нравится. Ступай к портному, пусть сошьет четыре штандарта для моих рот.
– Сшить четыре бело-голубых знамени? – уточнил монах.
– Да, дождись, пока он закончит, и отвези их в Эшбахт.
– Слава богу, что вы меня тут оставляете. Только денег дайте на знамена.
– Свои заплати, – велел кавалер и пришпорил коня. – Я потом тебе верну.
Его люди поскакали за господином по узким улицам города, монах же хоть и поджимал губы, глядя ему вслед, а все-таки слез с лошади и постучал в дверь портного.
Конечно, до ночи не успели они доехать до Малендорфа. В замке мост подняли, когда они еще въезжали в поместье. Быстро поужинав, легли спать опять в таверне. Ну, хоть тут клопы не свирепствовали, зато трактирщик, мерзавец, экономил на дровах, а ночь уже прохладная была. Но ничего, терпеть холод старому солдату не впервой, если бы нога не разболелась к ночи. А потом и шея стала ныть. Еле-еле уснул на кровати жесткой, на тощей перине, накрывшись другой тощей периной.
Утром, как только открыли ворота замка, пока люди его сели завтракать, Волков надел колет со вшитой кольчугой, который оплатил ему епископ, перчатки такие же надел. Меч, заряженный пистолет, дорогой кинжал, стилет в сапоге. Да, так он и собирался идти в дом родственника своего, своего зятя и своего тестя, графа фон Малена.
И чтобы чувствовать себя спокойнее, взял кавалер с собой всех этих юных господ, что были при нем в свите. Если граф захочет по воле герцога схватить гостя в доме своем, Волков возьмется за оружие, так что людям графа придется убивать всех его людей, а молодые господа, приехавшие с кавалером, не так просты, чтобы убивать их всех безнаказанно. Убивая по своей воле, без суда, молодых дворян, граф рисковал навлечь на себя неприязнь всех дворян графства. А ведь в свите кавалера были и знатные горожане. Тут еще и горожан обозлишь. Нет, не решится граф хватать его в замке своем не только потому, что поступком таким свой дом опозорит, а еще и потому, что не захочет крови благородных юношей, убитых в его доме.
– Ешьте, наедайтесь как следует, – сказал Волков, присаживаясь на край лавки и накладывая куски еды себе в тарелку. Он уже был готов. – Мы сегодня весь день в дороге проведем.
– Куда мы едем, кавалер? – спросил Максимилиан на правах старшего оруженосца.
– Далеко-далеко, господа.
Теодор Иоганн, девятый граф фон Мален, молодой граф, встретил кавалера и его людей с лицом, не выражающим ничего. В лице его читалась скука, а может, даже и брезгливость, но ее молодой граф все же старался прятать. Впрочем, Волкову было понятно еще с первых встреч с ним – граф терпеть не может своего нового родственника. Но пока кавалера это не волновало. Сейчас его волновал только гауптман Фильшнер.
– О, да вы обзавелись свитой, дорогой родственник? – без поклона, не скрывая язвительности, спросил молодой граф, встретив Волкова и его людей в одном из коридоров замка.
– Да, господин граф. – Волков поклонился фон Малену, все его люди тоже стали кланяться. – Времена нынче тяжелы, враги лютуют, сеньоры раздражены. Приходится окружать себя смелыми юношами.
– Сеньоры раздражены? – молодой Теодор Иоганн улыбнулся. – Так не пренебрегай вассалы своим долгом повиновения, может, и сеньоры не злились бы? Как вы считаете, брат?
– Может быть. Может, вы и правы, – отвечал Волков, желая прекратить этот разговор. – Извините, брат, спешу повидать свою сестру перед дорогой.
– Отъезжаете, брат? – уже вслед ему спрашивал родственник.
– Совсем ненадолго, совсем ненадолго, брат, – на ходу отвечал кавалер.
Брунхильда еще, кажется, пополнела, но, как ни странно, полнота ее не портила, лицо молодой женщины, и так красивое, стало еще более выразительным. А когда она увидала кавалера, так и еще вспыхнула краской и красотой, кинулась к нему на шею, не стесняясь сидевшего у камина супруга. Обняла так крепко, словно у нее были руки мужа, а не прекрасной женщины. Обняла прямо за рану на шее, Волкову пришлось зубы стиснуть, чтобы не зарычать от острой боли, но ничего, стерпел, а она вдруг заплакала ему в ухо.
– Сестра моя, да что с тобой? – заговорил он, пытаясь освободиться от ее рук и заглянуть в глаза. – Отчего ты плачешь?
– Ничего-ничего, – говорила она, выпуская его, – сон видала дурной про вас, а тут и вы приехали. Значит, не сбудется, значит, все хорошо будет.
А граф уже встал от камина и шел к ним.
– Моя красавица слезлива стала очень, – говорил он с виноватой улыбкой, – но врачи уверяют, что сие бывает у молодых женщин, обремененных в первый раз. А за здоровье сестры не волнуйтесь, кавалер, врачи в один голос твердят, что не видели еще такой крепкой здоровьем женщины.
Брунхильда уже вытирала слезы, кажется, успокаиваясь:
– Как хорошо, что вы приехали, брат, завтрак вот-вот подавать будут.
– Не до завтрака мне, – Волков повернулся к хозяину замка, – я по делу к вам, граф.
– Чем же могу вам помочь? – Тон старого графа тут же поменялся. Уже не было в нем теплоты и заботы, пред кавалером стоял сеньор и вельможа.
Волков подумал немного и решил действовать без всякой хитрости, без витиеватых намеков и разговоров вокруг да около, он решил говорить по-солдатски прямо:
– Узнал я, что герцог послал за мной капитана, чтобы доставить меня в Вильбург.
– И почему меня это не удивляет? – улыбался фон Мален. – Чего же вы хотите от меня, крова и убежища? Моего заступничества или посредничества?
– Ничего такого. Идет сюда капитан Фильшнер…
– О, Фильшнер, это хороший капитан, видно, его высочество высокого о вас мнения.
– И у него есть предписание, чтобы вы, граф, собрали первый призыв ополчения ему в помощь и…
Волков не договорил, граф резко перебил его, сделал к нему шаг и, заглядывая в глаза, спросил:
– Откуда вам сие известно?
– Об этом я вам не скажу, – твердо отвечал кавалер, не отводя глаз.
Граф помолчал немного, потом посмотрел на жену, она, кажется, была взволнована тоном, которым разговаривали мужчины. Он отошел от Волкова, подошел к ней и проговорил, беря ее за руку:
– Не волнуйтесь, мой ангел, это просто беседа. Мне вообще нравится ваш прямолинейный брат. Ни притворства в нем нет, ни хитрости, да и царедворец он никудышный, грубиян, солдафон.
– Он очень добрый, – сказала Брунхильда искренне, чем, признаться, удивила кавалера. – И вы должны, супруг мой, ему помочь.
– Должен? – удивился хозяин замка.
– Должны, – настояла его жена.
– А вы и вправду считаете добрым своего брата, мой ангел?
– Вы его не знаете, господин мой, он очень добрый.
– Добрый? – Граф с большим сомнением покосился на Волкова. – Думаю, что добрый он далеко не ко всем. – Фон Мален, не выпуская рук жены, повернулся к кавалеру и спросил: – Так чем же я должен помочь своему горячо любимому родственнику?
– Вам просто нужно уехать, – произнес Волков твердо, – просто уехать. Тогда Фильшнер не соберет нужных людей.
– Ему даст город людей, – возразил граф, нисколько в этом не сомневаясь.
– Даст, но мало, ему не хватит.
Граф, кажется, удивился уверенности Волкова, но продолжал:
– У него должны быть деньги. Сержанты хорошие при нем, а людей он в городе наберет, сколько ему угодно будет.
– Не наберет, – все так же твердо говорил кавалер.
– Откуда вы знаете?
– Ниоткуда. – Кавалер поглядел на графа пристально. – Ничего я не знаю, просто прошу вас уехать.
– Да я только что вернулся из Вильбурга, куда мне ехать?
– В Ланн, – вдруг предложила Брунхильда.
Мужчины удивленно уставились на нее.
– Ангел мой, – произнес граф, – так зачем же нам ехать в Ланн? Мы только что вернулись, да и герцог будет злиться, если я не выполню его предписания.
– Ничего, герцог ко мне был весьма расположен, я за вас заступлюсь, муж мой. А ехать нам в Ланн нужно на богомолье, – сразу ответила красавица. – В церкви Святого Марка есть икона святой Агафьи Лиарийской, блаженной чадоносицы, так она благостна для всех жен, страждущих понести и уже понесших материнское бремя, все обремененные к ней спешат для счастливого избавления от бремени.
– Душа моя, до Ланна три дня езды, – поморщился граф. – Неужто у нас в Малене нет какой-нибудь иконы для беременных?
– Не хотите, так не езжайте, – отвечала Брунхильда твердо, – коли плод мой вам безразличен, сидите дома, я одна поеду.
– Ангел мой, конечно, я поеду с вами! – засуетился граф и недружелюбно поглядел на Волкова. – Но Ланн этот так далеко.
– Велите собираться! – прикрикнула на него Брунхильда. – Пусть запрягают карету, после завтрака хочу отъехать.
Граф только вздохнул в ответ. А Волков, не скрывая радости, подошел к красавице, обнял ее, прошептал ей на ухо:
– Спасибо тебе.
– Да нет, то вам спасибо. Не могу тут быть, куда угодно поеду, лишь бы не сидеть здесь. Страшно мне, боюсь, изведут меня тут, – тихо и быстро говорила Брунхильда.
– Молодой граф?
– Все, все они тут меня ненавидят, кроме мужа, он меня любит. Все, ступайте, брат мой. – Она оторвалась от него, в глазах ее были слезы. – Идите, делайте свои дела.
Волков поклонился недовольному графу и пошел из покоев. Кажется, и с графом у капитана Фильшнера ничего не выйдет. Не видать капитану дворянского ополчения.