И тут заговорил Михель Цеберинг:
– Господин, денег нам дали купцы из Эвельрата и Лейденица.
Тут пришлось Волкову удивиться.
– Прямо вот так вот просто купцы из Фринланда дали вам денег? – не верил кавалер. – Пришли вы, кланялись им, попросили у них денег, а они от щедрот своих легко выдали вам серебра на целую баржу товаров?
– Ну… – замялся Михель Цеберинг.
Он не закончил, посмотрел на молодого компаньона, и тот за него договорил:
– Они знали, что вы мой дядя. Мы им сказали…
Вот тут все и прояснилось. Волков помрачнел сразу:
– То есть вы от великого ума своего заняли под мое имя денег, взяли их и поехали за товаром… Куда вы поехали?
Купцы молчали.
– Где вы купили товар, болваны, где вы взяли лес и уголь, который привезли сюда? – уже повысил голос Волков.
– Ну, дядя… Мы поехали туда, где лес дешев… – начал объяснять племянник.
– Куда?
– В Рюммикон, дядя.
Так он и знал, так и знал. Волков помолчал и начал:
– А знаете ли вы, господа купцы, что недавно я грабил ярмарку в Милликоне?
– Да, дядя, – отвечал Бруно.
– А после этого бил горцев на своем берегу?
Племянник невесело кивал, про это он слышал, конечно.
– То есть известно вам, что я воюю с кантоном, а Рюммикон – один из городов кантона. Вы, мой племянник, тем не менее берете деньги под мое имя и плывете к моим врагам за товаром?
И юноша, и молодой купец молчали, не было у них ответа на такой вопрос. А кавалер все так же злобно продолжал:
– А знаете, что будет с вами, узнай горцы, что вы мой племянник?
Бруно потряс головой:
– Нет, не знаю.
– Узнай они об этом, так вы тотчас оказались бы в колодках на базаре в Милликоне у позорной стены. И с меня за вас требовали бы огромный выкуп и мир на позорных условиях. А с тобой, – Волков указал пальцем на Михеля Цеберинга, – с тобой и церемониться не стали бы, переломали бы все кости железным прутом да бросили бы в канаву на радость бродячим псам.
И племянник, и Цеберинг смотрели с грустью и даже со страхом, с раскаянием. Продолжать отчитывать их было бессмысленно, кажется, оба поняли глупость своего поступка.
– Подводы и меринов берите, – продолжал Волков, чуть успокоившись, – уголь везите в Мален. С купцами, что вам дали деньги, рассчитайтесь сполна. И ищите себе прибыток тут, не залезая в земли моих врагов.
– Очень жаль, дядя, – вздохнул Бруно грустно, – уж очень хороши были прибыли с леса и угля.
Прибыли. Кавалер понимал, отчего юноша так вздыхает. Прибыли. Да, прибыли ему тоже нужны, очень нужны. Он чуть подумал и спросил:
– Так вы помните тех купцов, у кого в Рюммиконе покупали лес и уголь?
– Помним. – Провинившиеся переглянулись. – Да, конечно, помним.
Волков опять немного подумал и проговорил:
– Так пишите им письма. Пишите, что я, Иероним Фолькоф, рыцарь Божий и господин Эшбахта, гарантирую им неприкосновенность на моем берегу, пусть их лодки и баржи швартуются у амбаров, что обещаю не брать пошлину с их товаров, если товары они станут продавать моему племяннику Бруно Дейснеру.
– Ах, дядя, что за прекрасная мысль! – воскликнул юноша. – Они согласятся, у них непроданных товаров горы на берегу. Говорят, что до весны так и простоят, а лесу и углю долго стоять нельзя, отсыреют.
– Да-да, господин, – поддержал компаньона Михель Цеберинг, – думаю, что поплывут они сюда, только вот не будет ли граф или герцог против, что товары мы к ним везем без пошлины в Мален.
– Так поговорите с купцами в Малене, как лучше к ним возить товары, чтобы не платить герцогу пошлины, – предложил кавалер, – тамошние купцы тоже не большие любители лишний раз платить, они подскажут. А у меня на границе таможен нет, путь до Малена свободен.
– Мы сейчас же напишем купцам из Рюммикона, дядя, – сказал Бруно и тут же призадумался: – Но кто их отвезет туда?
– Об этом не волнуйтесь, идите пишите, – ответил Волков. – Кстати, племянник, в этом доме покоев лишних нет, будете жить в старом доме, там живут господа кавалеристы, не ссорьтесь с ними.
– Да, дядя.
Когда купцы ушли, Волков крикнул:
– Максимилиан!
– Да, кавалер, – пришел в обеденную залу оруженосец.
– Найди-ка мне Сыча, давненько он мне на глаза не попадался.
– Он в новом кабаке прохлаждается целыми днями. В кости там играет да с бабами гулящими валяется на конюшне.
– Он еще и в кости стал играть?
– Брат Семион говорил, что Сыч все время там играет.
– Интересно, – удивился кавалер, – а брат Семион что там все время делает? Неужто Сыча от грехов отговаривает?
Максимилиан засмеялся, пожал плечами и ничего не ответил.
– Пусть Сыч ко мне идет! – велел Волков.
– Да, кавалер.
Волков услышал в прихожей тихую ругань, даже Мария вышла глянуть, что там. За нею и кавалер пошел. Препирались Максимилиан и Сыч, Сыч идти не хотел, а Максимилиан тащил его едва ли не силком и говорил при этом:
– Иди уже, кавалер ждет… Зол с утра.
– Да он всегда зол, дурья твоя башка… – бубнил Фриц Ламме и упирался. – Дай мне умыться хоть. Мария, принеси воды теплой.
У Волкова отличные были глаза, он как Сыча увидал, так сразу скривился. По вороту куртки у Фрица Ламме ползла вошь, крупная такая, отъевшаяся.
– Максимилиан, вы что, не видите, что он во вшах, гоните его к черту отсюда, весь дом мне завшивит! – разозлился кавалер.
– Извините, кавалер, не увидал, – поклонился Максимилиан. – Он валялся в кабаке, таким и взял его там.
Фриц Ламме зарос щетиной, от него даже за два шага воняло старым перегаром и чесноком.
– Вот и я ему о том говорю, экселенц, – забубнил Сыч, – дай, говорю, хоть в себя прийти, дай хоть помыться, а он тащит, дурень, здоровый вырос…
Волков только плюнул:
– Висельник, бродяга, сволочь, как тебя в дом пускать такого грязного! Полные карманы серебра, а не можешь себя в человеческом обличии держать…
– Экселенц, после обеда буду как принц, клянусь распятием.
– Вон пошел, еще и распятием клянется, богохульник, черт вшивый! Через час чтобы пришел в одежде чистой, выбритый, вымытый и без вшей. Через час у меня! – велел Волков и пошел в залу из прихожей.
– Ну, рад, балда? – выговаривал Сыч Максимилиану. – Зачем тащил только.
– Видел же, что он зол. Вот и тащил, чтобы еще больше не злился, – объяснял ему Максимилиан.
– Балда ты, он всегда зол… Вот теперь времени нет на помывку, одежу чистую нужно искать, помогай теперь, – бубнил Фриц Ламме, выходя на двор и снимая с себя колет. – Мария, вода-то есть у тебя горячая?
– Одежу со вшами можно в кипятке выварить, – сказала Мария, едва удерживаясь от смеха.
– А с ним самим что делать? На нем тоже вши копошатся, – заметил Максимилиан.
– Так и его в кипяток, – засмеялась девушка.
Максимилиан тоже посмеивался.
– Дура, – ругался Сыч, раздеваясь, – одно слово – баба, дурь какую скажет – и ха-ха-ха… Смешно ей очень. И этот дурень тоже смеется, ей-богу, как дети…
Пришел он к Волкову в мокрой одежде, хоть на улице совсем не жарко, был выбрит и даже причесан, но все равно господин смотрел с неудовольствием.
– Экселенц, да не серчайте вы так, – объяснял Сыч кавалеру, – дома у меня нет, а в старом вашем доме не повернуться. Там и монахи, и кавалеры живут всякие, и солдаты их в людской спят, и ваши дворовые, все плечом к плечу, не развернуться, не продохнуть, вот и ночую иной раз в кабаке на лавке. Там и подцепил зверей от бродяг каких-то.
От него уже и пивом не так несло, но Волков все равно смотрел неодобрительно и спросил вдруг:
– Дома, говоришь, у тебя нет? А куда ты тогда все деньги свои деваешь?
– Деньги? Что за деньги? – не понимал Фриц Ламме.
– Не крути! Деньги, говорю, куда деваешь, у тебя денег должно быть чуть меньше, чем у офицеров, ты от меня серебра получал много. За одно дело на ярмарке гору серебра взял, на них дом можно было поставить не хуже, чем у Брюнхвальда.
– Эк вы хватили, дом как у Брюнхвальда. – Сыч даже засмеялся. – Там такие хоромы, у него жена, что гусыня золотая, деньги носит и носит, а у меня и вовсе нет жены.
– Оно и видно, все деньги на кости, на девок кабацких да на выпивку спустил. Максимилиан говорит, что ты живешь в кабаке. В кости играешь, на местных девках едва не женился уже.
– Брешет, экселенц, если три раза в неделю там отдыхаю, так и то хорошо. – Сыч явно врал. – Играю совсем по маленькой, а девки… Люблю, конечно… Трачу, оно, конечно, так. Ну а как не тратиться на них, без них жить невмоготу, жены-то у меня нет.
Волков не хотел и дальше пререкаться, отвернулся, махнул рукой – черт с ним. Потом вздохнул и сказал:
– Знаешь, зачем звал?
– Да уж догадался, – невесело сказал Сыч и без приглашения господина – а когда речь пошла о деле, уже было можно – сел к нему за стол. – На тот берег плыть.
– Да, на тот берег плыть, – кивнул Волков. Конечно, больше всего думы его занимали горцы, а не жена с любовником, не герцог, не архиепископ с купцами. Он немного медлил, обдумывая слова. – Проверишь людишек своих. Они там зажились за мой счет, спроси, что делали, что узнали.
– Ясно, спрошу, экселенц. И вправду хорошо они устроились: живут, хлеб жуют да пивко попивают за наш счет, ничего не делают, – соглашался Фриц Ламме.
– Должны горцы затевать что-нибудь, не могут они так все оставить, – продолжал Волков.
– Быть того не может, чтобы не затевали, – уверенно согласился Сыч. – Я как на них погляжу, сразу вижу: обидчивые, сволочи, злопамятные, нипочем они нам не спустят, что мы им на реке резню устроили.
– Вот, и мы должны точно знать… – Кавалер замолчал, ожидая от Сыча продолжения.
– Где, когда и сколько их будет, – договорил тот.
Пьяница, распутник, игрок в кости, грубиян и грязнуля – все, конечно, так, но при том Фриц Ламме дело свое знал крепко, за то Волков его и держал при себе, не то давно бы погнал.
– Да, еще тебе письмо купчишкам тамошним передать нужно будет.