Теперь-то что мешало попасть? Враг на виду, как на ладони. Стоит, собравшись в колонну. Чего мазать? Чего деньги зря переводить?
И тут же два хлопка, один за другим. Кулеврины.
Вот и первая кровь этого сражения.
Одно из ядер угодило в колонну. Двум солдатам, что стояли с левого фланга в первом и втором ряду, оторвало по ноге.
Минус два из восьми сотен. И это еще неизвестно, сколько врагов погибло в ночных стычках.
Раненых тут же унесли обозные, а колонна построилась. Барабанная дробь. Приготовиться. Их сержанты закричали так, что даже тут было слышно. И все… Они пошли.
Наконец-то. Начали.
– Шлем! – распорядился Волков.
Увалень тут же протянул господину шлем, помог застегнуть.
И уже через открытое забрало кавалер видел, как единым движением, словно огромное животное, колыхнулась вся эта масса из четырех сотен горских воинов. Колыхнулись пики. И – бум! – ударил барабан.
Они все сделали шаг. Словно один человек шагнул. Бум – шаг. Бум – шаг.
Взгляд отвести нельзя. Ровные линии железа. Даже пики и те торчат вверх, словно их специально рукой выравнивали. Этими людьми можно любоваться, даже понимая, что это враг.
Волков перевел взгляд на людей Рене, что стояли на склоне, и вдруг со всей остротой ощутил страх, словно он стоял среди солдат ротмистра Рене и их глазами видел надвигающуюся на них железную зверюгу, ощетинившуюся пиками, копьями и алебардами.
И эта самая железная зверюга настолько совершенна и хороша, что в ее страшном теле невозможно найти изъяна.
Бум – шаг. Бум – шаг.
Волков на своей шкуре почувствовал, как ужасающа эта приближающаяся колонна горцев.
Бум – шаг. Бум – шаг.
Она колышется после каждого шага и приближается.
Дьявол, что же молчит Пруфф? Какого черта столько дней таскали по глине и кустам пушки, если теперь в самый нужный момент они не стреляют.
Бум – шаг. Бум – шаг.
С каждым ударом барабана враги все ближе.
Нет, не устоят люди Рене, они боятся горцев. Даже храбрец Бертье не сможет поднять их дух.
– Максимилиан, – не поворачивая головы от приближающегося врага, начал кавалер, – скачите к фон Деницу, пусть немедля, слышите, немедля переходит овраг и строится вон у тех кустов на западе. Пусть станет на левом фланге, у колонны врага, прямо на виду у них. Пусть они его заметят, но он пусть ждет, не атакует, просто встанет и ждет. Вы поняли?
Волков был уверен, что почти четыре десятка кавалеров во фланге одним своим присутствием испортят настроение кому угодно. Даже пехоте горцев. Видом они не испугают, но стоять к кавалерам боком или даже спиной никому не захочется.
– Да, кавалер, – ответил оруженосец.
– Скачите.
Мимо к телегам пронесли раненого арбалетчика, скорее всего, уже не жилец. Болт, вернее, оперение болта торчало у него из правой части живота. Даже если монах и вытащит наконечник, с дырявым животом очень легко отправиться на встречу с Богом.
У арбалетчиков было жарко, у них бой уже шел вовсю, все остальные все еще любовались отличной выучкой горцев. Ждали.
Снова на холме бахнула пушка. Ядро летит с шипением, а вот крупная картечь пролетает с ревом, переходящим в отдаляющийся вой. Страшный звук.
Именно для этого эти тяжеленные штуки и нужны. Для этого их и таскают с собой, надрывая коней и прислугу. Теперь все чаще и чаще пушки становятся участниками полевых сражений, а не только осад.
Крупная картечь с воем накрыла правый фланг колонны горцев. Пруфф стрелял на максимальной для картечи дальности и попал исключительно удачно.
Человек восемь или даже десять, что шли с самого края колонны, повалились наземь. Все враз, дружно. А за ними и на них также стали падать, держась за голову, еще столько же людей из второго ряда от края. И дальше еще падали, кто-то исчез чуть ли не из середины колонны. Один удачный выстрел – и сразу не менее двадцати врагов валяются на земле убитые или раненые.
Обычно баталия горцев продолжала идти молча, сколько бы людей ни упало. Ряды безмолвно или под крики сержантов смыкались, и неотвратимое движение продолжалось под монотонный бой барабана. Этим они и были страшны, чертовы горцы, ничто не могло их остановить.
Но на сей раз колонна еще немного прошла – и, из-за того что правое плечо двигалось свободно, а левое натыкалось на мертвых и раненых, колонну перекосило.
Барабаны забили команду «стоять на месте». Сержанты кинулись выправлять ряды, но тут прогремел еще один удачный выстрел. На сей раз отличилась прислуга одной из кулеврин. Ядро этой пушки чуть больше яблока. Но летело оно точно в колонну, чтобы убить или покалечить там еще кого-нибудь.
И на пути его попался один из сержантов горцев. Ядро ударило его в бок и разорвало надвое, кинув останки в общую кучу мертвых горцев.
Все это видели. Если после первого удачного попадания солдаты Волкова и молчали, наверное, от неожиданности, то тут, как убило этого сержанта, над рядами покатились радостные крики и возгласы.
– Ну, дураки горные, как вам каша наша? – орали остряки.
– Как его разворотило!
– Ага, и кишки из него вон!
А кто-то, по голосу, кажется, это был Гаэтан Бертье, закричал, перекрикивая всех:
– Эшбахт! Эшбахт!
– Эшбахт! – отзывались в рядах стрелков.
– Эшбахт! – орали с холма артиллеристы.
«Эшбахт, Эшбахт, Эшбахт!» – неслось отовсюду.
Максимилиан так разволновался, так расчувствовался, что и сам хотел крикнуть, но, взглянув в лицо кавалеру, сразу раздумал. У того на лице в открытом забрале была такая кислая мина, что кислее и не придумать.
Весь вид Волкова так и говорил: «Чего? Чего орут? Дело и не началось еще даже. Еще и пик не опустили. Горцы только злее стали. Чему все радуются? Двум удачным попаданиям?»
Тем временем обозные уволокли почти всех раненых солдат с поля. Сержанты выправили строй. И снова горцы стали напоминать опасного железного зверя, ощетинившегося колючками. Барабаны забили «шаг», и колонна двинулась вперед.
Горцы всегда идут молча: ни крика, ни песни, ни шутки, только барабан и команды сержантов – резкие, как удары хлыста. Железное животное все ближе к оврагу. Скоро оно, не останавливаясь ни на миг, спустится к размытому дождями дну и снизу, не замедляя шага, с хрустом и железным скрежетом врежется в первые ряды людей Рене. Только послушно выполнит приказ какого-нибудь старшего сержанта: «Пики вперед».
Враги уже близко. Дошло дело и до Рохи. Характерным шипением хлопнул мушкетный выстрел. Это пристрелочно.
Видимо, результат удовлетворил Роху, капитан тут же закричал:
– Мушкеты! Товсь! Пали по готовности!
Стрелки выходят, встают ближе к оврагу, перед солдатами Рене. Там им удобнее. Ставят упоры, раздувают фитили, прицеливаются.
Послышались хлопки, и темный дым поплыл над холодной землей. Один за другим стали стрелять мушкеты. Ряд сменяет ряд, снова хлопки и дым, но враг идет как ни в чем не бывало. Или далеко еще было, или броня крепка у первых рядов горцев, или стрелки никудышные – в общем, колонна шла и шла вперед.
– Прочь, прочь, кривые уродцы! – скомандовал Роха.
Он оглянулся и посмотрел на Волкова. И кавалер глядел своему капитану прямо в глаза. Взгляд Волкова был очень выразительным.
– Аркебузы! – уже со злостью заорал Роха. – Товсь! На линию, на линию, лентяи!
Правильно злится. Если будет такая возможность, если они переживут этот день, то кавалер непременно все выскажет и ему, и этим ослам, его сержантам.
Пока мушкетеры уходят заряжать оружие, их место занимают аркебузиры. Ну, на этих еще меньше надежды. Их больше, чем мушкетеров, почти в два раза, даже с учетом того, что треть отбыла с фон Финком. Выстрелы аркебуз много тише, но дымом от них заволокло весь склон холма.
И как ни странно, один враг упал, а еще один, из левого флага, схватился за колено и вышел из строя. Сел на землю, стал рассматривать рану.
Ну хоть что-то. Впрочем, и это никак не изменило неумолимое приближение врага.
«Дьявол, ну почему так долго заряжаются пушки».
Волков захотел пить, так захотел, словно не пил целый день, наверное, это от напряжения.
И вдруг… Он сначала не поверил своим глазам… Колонна горцев встала.
Нет, да не может такого быть, они никогда не останавливались, а тут в одной атаке встали уже во второй раз. Или ему кажется? Да нет же, стоят. И барабаны бьют: «Стоять на месте».
– Кавалеры! – радостно сказал Максимилиан, почти крича.
Сказал с облегчением. С радостью. Жаль, что шлем мешает Волкову повернуться и глянуть на оруженосца с укоризной. Но юноша прав. Там, далеко, в трех сотнях шагов от холмов, из зарослей начали выезжать кавалеры. Красавцы, даже солнца не нужно, чтобы понять, как блестят их доспехи. Даже отсюда видны роскошь их ваффенроков и яркость их плюмажей.
Место для атаки рыцарей не самое удачное, придется атаковать, притом что правое крыло будет на склоне холма, а левое почти в овраге, но лучше в его земле не найти.
Ах, какие они все-таки красавцы. Лошади в ярких попонах, на копьях длинные ленты. Выезжают один за другим, становятся сапог к сапогу, совсем рядом. В первом ряду – самые лучшие! Заглядеться можно.
«Что, собаки горные, в спеси своей высокомерной ухмылялись, поход планируя, без кавалерии шли, сэкономить хотели, думали, и так справитесь, думали, что легкая прогулка вам предстоит? Ну? И что теперь скажете?»
Волков улыбался, да, у него появилась надежда. Нет, он прекрасно понимал, что четыреста горцев легко выстоят, отразят атаку кавалеров, если встанут к атаке фронтом. Но рыцари строились как раз на левом фланге колонны. И местность позволяла им заехать колонне в тыл.
Главное, главное, главное – чтобы фон Дениц не наделал сейчас глупостей.
«Господи, помоги Иоахиму Гренеру обуздать своенравного барона!»
Пусть так и стоит. И горцы пусть так же стоят.
Бахнула на холме пушка.
«Ну наконец-то».