Не так хорошо, как в первое попадание, но опять накрыла горцев картечью. Валятся, валятся псы наземь.
И кулеврины стреляют, обе попадают. А еще мушкетеры Рохи наконец улучшили прицел.
– Ну, господа, – шепчет Волков, – продолжите атаку или так и будете стоять?
Время идет, пушки заряжаются, и мушкеты бьют все злее. Вон, один из первого ряда так и рухнул на землю и больше не пошевелился. А в первом ряду стоят люди с лучшей броней. Значит, пробивают ее мушкеты. Пробивают.
– Ну, давайте, идите вперед, позвольте фон Деницу заехать вам в спину! – снова шептал рыцарь.
Волков прекрасно знал, что кавалерам нет большего счастья, чем на всем скаку с хрустом и скрежетом врезаться в мягкий тыл колонны или баталии.
После таких атак они хвастались на пирах, кто до какого ряда проехал и сколько при этом потоптал конем врагов. Ну и скольких нанизал на копье.
– Кавалер, – заговорил Увалень, голос его срывался, он волновался тоже, – что же они теперь будут делать?
Волков секунду подумал и ответил:
– Я бы послал арбалетчиков отгонять кавалеров и стал бы отступать.
– О-о, – с уважением протянул Увалень.
И снова ударила пушка. Какое счастье. Этот звук – звук труб архангелов.
Снова колонну накрыла картечь. Снова повалились на землю горцы. Стойте-стойте, скоро тут уже некому будет стоять.
Волков опять молил Бога, прося только об одном, только об одном. Он просил, чтобы фон Дениц так и стоял, нависая над левым флангом колонны врага. Стоял и ничего больше не предпринимал.
Волков не заметил, как на взмыленной лошади скакал вдоль оврага к нему один из посыльных фон Финка. Подлетел, осадил коня, да так, что на кавалера полетели комья мокрой глины.
– Господин, дозвольте сказать.
– Ну?! – Через забрало приходилось кричать, посыльный остановился в десяти шагах. – Говори!
– Капитан фон Финк просит помощи. На нас вышло триста горцев, уже построились, лезут через овраг. Нам их не сдержать!
Как он мог забыть про этих! Радовался, как дурак, когда падали наземь горцы. А ничего еще не кончено. Ничего.
– Господин, господин… – забубнил посыльный, не дождавшись ответа. – Что передать капитану?
Волков промолчал, затем развернулся к Брюнхвальду:
– Карл, останетесь тут вместо меня. Увалень, скачите к Рохе, скажите, чтобы послал со мной всех мушкетеров с сержантом.
– Вы заберете мушкетеров? – спросил Брюнхвальд.
– Да, попробую остановить наемников у оврага. А вам хватит аркебузиров и арбалетчиков, скоро их арбалетчики уйдут, ламбрийцы освободятся.
– Но знамя, мне кажется, лучше оставить тут, – сказал ротмистр.
Волков подумал секунду. Да, Брюнхвальд был прав. Знамя должно быть тут. Любой солдат, повернув голову, должен видеть бело-голубое полотнище.
– Максимилиан, вы с отцом останетесь со знаменем. Увалень, вы едете со мной.
– Да, кавалер, – отвечал Максимилиан Брюнхвальд.
– Да, кавалер, – отвечал Александр Гроссшвулле и уже повернулся, чтобы выполнять приказ.
– Увалень, – окликнул его Волков, – просите господина ротмистра Бертье ехать со мной. Он может там пригодиться.
– Да, кавалер.
Еще не доехав, Волков увидал двух раненых, что шли ему навстречу. Они обнялись, чтобы поддерживать друг друга, и, обливаясь кровью, шагали к лагерю.
Кавалер остановился:
– Что там?
– Тяжко, господин, у них народа на сто человек больше нашего, пик больше. Наши зацепились на самом краю оврага, но многих уже побили, – говорил один из раненых, тот, который был пободрее. – Спешите, господин.
– Увалень, провожатого им до лагеря найдите, – распорядился Волков и поскакал дальше.
Пешком бежать за всадником совсем нелегко, когда ты в стеганке, в шлеме, да еще и в кирасе. Ко всему еще тяжеленный мушкет, упор, пороховницы на перевязи, пули в мешке на поясе. Нет, совсем нелегко. Но мушкетеры старались не отставать от господина, а тот не слишком гнал коня.
До места было уже недалеко, уже хорошо слышались выстрелы.
– Вон они! – крикнул Бертье, указывая рукой на восток.
И даже через забрало Волков увидал проклятый красный штандарт с черным медведем на задних лапах. Он вызывающе реял над зарослями.
– Ребята! – заорал Бертье. – Шире шаг! Мы близко! Пойдем в дело! В бою отдышитесь!
Некоторые солдаты смеялись, едва переводя дух, и из последних сил прибавляли шаг.
Может, поэтому успели. Успели в самый последний момент.
Чертовы горцы не побоялись спуститься в овраг под пули аркебуз и под пики солдат, а оттуда полезли на линии фон Финка. Мерзавцы настырные, ничего не боящиеся гады. Лезли и лезли, нанизывая снизу солдат фон Финка на свои многочисленные пики, они карабкались наверх.
Сам фон Финк дрался среди своих людей на правом фланге. А левый его фланг совсем размяк, слишком много тут было раненых и мало длинных пик. Люди пятились. И горцы вплотную подошли к северному склону оврага, уже руками пробовали глину, цеплялись за рогатки, собирались карабкаться вверх, выжидали удобный момент.
И тут к левому флангу прискакал Бертье:
– Это что такое?! – сразу заорал он. – Выровнялись! Что это за строй? Эй, вы, с алебардами, ближе к ним идите! Не бойтесь вы этих пик!
И чтобы доказать, что пики не так уж и страшны, спрыгнул с коня и, даже не привязав его, деловито пошел прямо к оврагу, помахивая боевым одноручным топором.
За ним уверенным шагом, кажется, подражая Бертье и в походке, и в поведении, следовал сержант Вилли, держа на плече протазан. Он повернулся к своим стрелкам и кивнул:
– Давай, ребята, шевелись, без нас тут пропадают!
Он точно подражал Бертье даже в интонациях.
Все сразу переменилось, как только появились Волков, Бертье и мушкетеры. Солдаты приободрились. Бертье выровнял левый фланг, потом отобрал пику у одного из солдат, отдав ему свой топор, и встал в строй первым.
А мушкетеры начали просто сносить фланг противника. Они подходили к краю обрыва и без упора опускали мушкет, стреляли вниз с десяти-пятнадцати шагов. Убили и ранили за первый залп трех сержантов, не считая других солдат. Волков отметил, что каждый второй выстрел вычеркивает одного врага. Он сам стоял на самом краю обрыва, только шагов на пятьдесят на запад, и все видел, все считал. Нет, теперь кавалер был в этом уверен: эти псы не перелезут овраг в этом месте.
А еще на войне бывают удачи, Бог посылает так свою милость.
В общем, Волкову страшно повезло. К обрыву с той стороны, к самому краю, подъехали капитан наемников и его знаменосец. Подъехал капитан, чтобы понять, почему его люди еще не вылезли на тот край оврага, отчего дело застопорилось и нельзя ли его подправить.
И как раз в этот момент Вилли увидал врага, молодой сержант не упустил такой возможности и заорал так, что было слышно всем:
– Стрелки, у кого заряжено оружие, по знамени пали!
И уставшие аркебузиры, и только что пришедшие мушкетеры, что были готовы, стали стрелять в знаменосца. И одна из первых пуль попала в него. Убила или нет, Волков не видел, но шлем с головы пуля сорвала. Он подлетел вверх, а сам знаменосец повалился с коня на землю мешком. Прямо на свое знамя, которое так и не выпустил из рук. И это было еще не все: несколько пуль попали в коня капитана. Раненое перепуганное животное поднялось на дыбы, и капитан едва удержался в седле.
А глупый конь, пройдя на задних ногах несколько шагов, решил вернуться в нормальное состояние, но не вышло – он слишком близко подошел к обрыву. Его передние копыта проскользнули по сырой глине, и конь с капитаном прямо вниз головой полетели в овраг, а в них стали стрелять стрелки.
Капитан, кажется, остался жив, коня тут же добили. Но за пару мгновений до этого животное придавило ногу капитана. Тот орал что-то, но больше от злобы, нежели от боли. Барахтался в грязи, пытаясь выбраться из-под коня.
Вот это подходящее время. Вот тут он должен был себя показать. Волков даже уже вытащил ногу из стремени, чтобы спешиться, но покачнулся в седле от слабости. Нет, он не полезет в бой. Куда ему с такой слабостью, его самого придется вытаскивать потом из этого оврага, может, даже мертвым. Очень жаль, очень, очень жаль. Как хорошо бы сейчас помахать секирой. Такое славное дело уж точно позволило бы снять напряжение.
Слава богу, при нем был Бертье. Он считался охотником и записным храбрецом у солдат и у молодых людей из выезда кавалера. Так Бертье и повел себя подобающе.
– А ну-ка, ребята! – заорал он, отбрасывая пику и снова забирая у солдата свой топор. – Зарежем эту горную свинью! За мной! Кавалер даст пять талеров тому, кто ее прикончит!
Конечно, даст. Волков дал бы и больше.
Даже не посмотрев, идет ли кто за ним, храбрец спрыгнул в переполненный врагами овраг.
– Добрый господин, не хотите ли помочь ротмистру? – спросил Волков, чуть развернувшись к Увальню.
– Кто, я? – удивился тот.
– Да нет же, – едко отвечал кавалер, – брат Ипполит ему поможет, не сбегаете ли за монахом?
Увалень уловил иронию, быстро слез с коня и, бухая сапожищами, побежал к оврагу.
И еще три храбреца из солдат фон Финка, один из которых был сержант, спрыгнули за Бертье в овраг, и там началось дело, в котором уже не строй и выучка приносят успех, а владение оружием, сила, ловкость и качество доспеха. И тут уже с Бертье мало кто мог справиться.
К капитану на помощь бросились солдаты, что уже находились в овраге, кто-то из его близких людей тоже спрыгнул туда. Одни из них пытались приподнять мертвую лошадь, другие схватили капитана за плечи и руки и пытались его вытащить.
Одного из тех, кто поднимал лошадь, Бертье зарубил сразу, обрушив топор на шею, вторым ударом он ранил еще одного. Лишь после того, как он ударил третьего, сбив его с ног и, кажется, ранив, на него кинулись другие горцы. Завязалась настоящая рубка, на Бертье посыпались удар за ударом. Ему на помощь пришли сержант и два солдата из людей фон Финка, но пробиться к капитану они не могли. Капитана снова начали вытаскивать из-под коня, на помощь бросились горцы, которые вышли из строя. А тут и Увалень подоспел.