Максимилиан так разволновался, так расчувствовался, что и сам хотел крикнуть, но, взглянув на лицо кавалера, сразу раздумал.
У того на лице в открытом забрале была такая кислая мина, что кислее и не придумать.
Весь его вид так и говорил:
«Чего? Чего орут? Дело и не началось ещё даже. Ещё и пик не опустили. Горцы ещё только злее стали. Чему все радуются? Двум удачным попаданиям?»
Тем временем обозные уволокли почти всех раненых солдат с поля. Сержанты выправили строй. И снова горцы стали напоминать опасного железного зверя, ощетинившегося колючками. Снова барабаны забили «шаг».
И снова колонна двинулась вперёд.
Глава 56
Горцы всегда идут молча: ни крика, ни песни, ни шутки — только барабан и крики сержантов. Резкие, как удары хлыста. Железное животное всё ближе к оврагу. Скоро оно, не останавливаясь ни на миг, спустится в размытый дождями овраг и снизу, не замедляя шага, с хрустом и железным скрежетом врежется в первые ряды людей Рене. Только послушно выполнит приказ какого-нибудь старшего сержанта: «Пики вперёд».
Они уже близко. Дошло дело и до Рохи. Характерным шипением хлопнул мушкетный выстрел. Это пристрелочно.
Видимо, он удовлетворил Роху, тот тут же закричал:
— Мушкеты! Товсь! Пали по готовности!
Стрелки выходят, встают ближе к оврагу, перед солдатами Рене. Там им удобнее. Ставят упоры, раздувают фитили, прицеливаются.
Хлопки, темный дым поплыл над холодной землёй. Один за другим стали стрелять мушкеты. Ряд сменяет ряд, снова хлопки и дым, но враг идёт, как ни в чём не бывало. Или далеко ещё было, или броня крепка у первых рядов горцев, или стрелки никудышные, в общем, колонна идёт и идёт вперёд.
— Прочь, прочь, кривые уродцы! — Командует Роха.
Он поворачивается и смотрит на Волкова. Тот смотрит на него. Взгляд Волкова очень выразителен.
— Аркебузы! — Уже со злостью орёт Роха. — Товсь! На линию, на линию, лентяи!
Правильно злится. Если будет такая возможность, если они переживут этот день, то кавалер непременно всё выскажет и ему, и этим ослам, его сержантам.
Пока мушкетёры уходят заряжать оружие, их место занимают аркебузиры. Ну, на этих ещё меньше надежды. Их больше, чем мушкетёров почти в два раза, даже с учётом того, что треть ушла с фон Финком. Выстрелы аркебуз много тише, но дымом от них заволокло весь склон холма.
И как ни странно, один враг упал, а ещё один, из левого флага, схватился за колено и вышел из строя. Сел на землю, стал рассматривать рану.
Ну, хоть что-то. Впрочем, и это никак не изменило неумолимое приближение врага.
«Дьявол, ну почему так долго заряжаются пушки».
Волков захотел пить, так захотел, словно не пил целый день, наверное, это от напряжения.
И вдруг, он сначала не поверил своим глазам, колонна встала.
Нет, да не может такого быть, они никогда не останавливались, а тут в одной атаке они встали второй раз. Или ему кажется? Да нет же, стоят. И барабаны бьют «Стоять на месте».
— Кавалеры! — Радостно говорит Максимилиан. Почти кричит.
Говорит с облегчением. С радостью. Жаль, что шлем мешает Волкову повернуться и глянуть на оруженосца с укоризной. Но юноша прав. Там, далеко, в трёх сотнях шагов от холмов, из зарослей начали выезжать кавалеры. Красавцы, даже солнца не нужно, чтобы понять, как блестят их доспехи. Даже отсюда видно роскошь их вафенроков и яркость их плюмажей.
Места для атаки рыцарей не самое удачное, придётся атаковать, при том, что правое крыло будет на склоне холма, а левое почти в овраге, но лучше в его земле не найти.
Ах, какие они всё-таки красавцы. Лошади в ярких попонах, на копьях длинные ленты. Выезжают один за другим, становятся сапог к сапогу, совсем рядом. В первом ряду — самые лучшие! Заглядеться можно.
«Что, собаки горные, в спеси своей высокомерной ухмылялись, поход планируя, без кавалерии шли, сэкономить хотели, думали, и так справитесь, думали, что лёгкая прогулка вам предстоит? Ну? И что теперь скажете?»
Он улыбался, да, у него появилась надежда. Нет, он прекрасно понимал, что четыреста горцев легко выстоят, легко отразят атаку кавалеров, если будут стоять к атаке фронтом. Но рыцари строились как раз на левом фланге колонны. И местность позволяла им вообще заехать колонне в тыл.
Главное, главное, главное — чтобы фон Дениц не наделал сейчас глупостей.
«Господи, помоги Иоахиму Гренеру обуздать своенравного барона!»
Пусть так и стоит. И горцы пусть так же стоят.
Бахнула пушка на холме.
«Ну, наконец-то».
Не так хорошо, как в первое попадание, но опять накрыла горцев картечью. Валятся, валятся псы наземь.
И кулеврины стреляют, обе попадают. А ещё мушкетёры Рохи, наконец, начали попадать.
— Ну, господа, — шепчет Волков. — Продолжите атаку или так и будете стоять?
Время идёт, пушечки заряжаются, и мушкеты бьют всё злее. Вон, один из первого ряда так и рухнул на землю и больше не пошевелился. А в первом ряду стоят люди с лучшей бронёй. Значит, пробивают её мушкеты. Пробивают.
— Ну, давайте, идите вперёд, позвольте фон Деницу заехать вам в спину. — Снова шептал он.
Волков прекрасно знал, что кавалерам нет большего счастья, чем на всём скаку, с хрустом и скрежетом врезаться в мягкий тыл колонны или баталии.
После таких атак они хвастались на пирах, кто до какого ряда проехал и сколько при этом потоптал конём врагов. Ну, и скольких при этом нанизал на копьё.
— Кавалер, — заговорил Увалень, голос его срывался, он волновался тоже, — что же они теперь будут делать?
Волков секунду подумал и ответил:
— Я бы послал арбалетчиков отгонять кавалеров и стал бы отступать.
— О-о, — с уважением говорит Увалень.
И снова бьёт пушка. Какое счастье. Этот звук — звук труб архангелов.
Снова колонну накрывает картечь. Снова валятся на землю горцы. Стойте-стойте, скоро тут уже некому будет стоять.
Волков опять молил Бога, прося только об одном, только об одном.
Он просил, что бы фон Дениц так стоял, нависая над левым флангом колонны врага. Стоял и ничего больше не делал.
Волков не заметил, как на взмыленной лошади скакал воль оврага к нему один из посыльных фон Финка.
Подлетел, осадил коня, да так, что на кавалера полетели куски мокрой глины.
— Господин, дозвольте сказать.
— Ну, — через забрало приходилось кричать, посыльный остановился в десяти шагах, — говори!
— Капитан фон Финк просит помощи, на нас вышло триста горцев, уже построились, лезут через овраг. Нам их не сдержать!
Как он мог забыть про них. Радовался, как дурак, когда падали наземь горцы. А ничего ещё не кончено. Ничего.
— Господин, господин… — бубнит посыльный, не дождавшись его ответа. — Что передать капитану?
Волков ему не ответил, он развернулся к Брюнхвальду:
— Карл, останетесь тут вместо меня. Увалень, скачите к Рохе, скажите, чтобы послал со мной всех мушкетёров с сержантом.
— Вы заберёте мушкетёров? — Спросил Брюнхвальд.
— Да, попробую остановить наёмников у оврага. А вам хватит аркебузиров и арбалетчиков, скоро их арбалетчики уйдут, ламбрийцы освободятся.
— Но знамя, мне кажется, лучше оставить тут. — Сказал ротмистр.
Волков подумал секунду. Да Брюнхвальд был прав. Знамя должно быть тут, любой солдат, повернув голову, должен видеть бело-голубое полотнище.
— Максимилиан, вы со знаменем останетесь с отцом. Увалень, вы едете со мной.
— Да, кавалер, — отвечал Максимилиан Брюнхвальд.
— Да, кавалер, — отвечал Александр Гроссшвюлле и уже повернулся, чтобы выполнять приказ.
— Увалень, — окликнул его Волков, — просите господина ротмистра Бертье ехать со мной. Он может там пригодиться.
— Да кавалер.
Ещё когда он не доехал, он увидал двух раненых, что шли ему навстречу. Они обнялись, чтобы поддерживать друг друга, и, заливаясь кровью, шли к лагерю.
Волков остановился:
— Что там?
— Тяжко, господин, у них народа на сто человек больше нашего, пик больше, наши зацепились на самом краю оврага, но многих уже побили, — говорил один из раненых, тот, который был пободрее, — спешите, господин.
— Увалень, провожатого им до лагеря найдите. — Распорядился Волков и поскакал дальше.
Пешком бежать за всадником совсем нелегко, когда ты в стёганке, в шлеме, да ещё и в кирасе. Ко всему ещё тяжеленный мушкет, упор, пороховницы на перевязи, пули в мешке на поясе.
Нет, совсем нелегко. Но мушкетёры старались не отставать от господина, а тот не гнал коня слишком.
До места было уже недалеко, уже хорошо были слышны выстрелы.
— Вон они, — крикнул Бертье, указывая рукой на восток.
И даже через забрало Волков увидал проклятый красный штандарт с чёрным медведем на задних лапах. Он вызывающе возвышался над зарослями.
— Ребята, — заорал Бертье, — шире шаг, мы близко, пойдём в дело, в бою отдышитесь.
Некоторые солдаты смеялись, едва переводя дух, и из последних сил прибавляли шаг.
Может, поэтому успели. Успели в самый последний момент.
Чёртовы горцы не побоялись спуститься в овраг под пули аркебуз и под пики солдат, а оттуда полезли на линии фон Финка. Мерзавцы настырные, ничего не боящиеся гады. Лезли и лезли, нанизывая снизу солдат фон Финка на свои многочисленные пики. Они карабкались наверх.
Сам фон Финк уже дрался среди своих людей на правом фланге. А левый его фланг совсем размяк, слишком много тут было раненых и мало длинных пик. Люди пятились. И горцы уже вплотную подошли к северному склону оврага, уже руками пробовали глину, цеплялись за рогатки, собирались карабкаться вверх, выжидали удобный момент.
И тут к левому флангу прискакал Бертье:
— Это что такое, — сразу заорал он, — выровнялись, что это за строй, эй, вы, с алебардами, ближе к ним идите, не бойтесь вы этих пик.
И чтобы доказать, что пики не так уж и страшны, спрыгнул с коня, и, даже не привязав его, пошёл деловито прямо к оврагу, помахивая боевым одноручным топором.