Берта пошевелилась во сне, и вампирша вновь поправила ей плед, случайно задев кресло. Оно качнулось, заскрипев, и в этом звуке почудился ей скрип неведомой колыбели…
Лючия сжала кулаки. Нет, она не сможет их спасти. Зато она научит их обороняться.
– … А потом Виктор сообщил, опять же письмом, что назначает дату свадьбы на середину следующего лета. Тогда Берта поняла, что уже никогда не будет свободной. Вот такая сказочка.
Она пытливо посмотрела на пациентку.
– Мавануи, – вдруг сказала та.
– Что, простите?
– Меня так зовут – Мавануи Эммелина Грин. Я племянница английского посланника в Вене. А вас, фройляйн Лайд?
– Берта Штайнберг, – сказала сиделка.
– Это хорошее имя.
И сиделка заплакала.
Глава 8
Еще долго никто не отваживался заговорить. Молчание распухло, будто мокрая вата, расползлось по углам и заполнило всю гостиную, тяжело наваливаясь на друзей. Да и что тут скажешь? Но глядя на герра Штайнберга, который с понурым видом рассматривал ковер, англичанин испытал приступ жалости. Фабрикант отнюдь не казался самодовольным. Видно было, что мучается. Ну а разглядывание ковра, бордового с аляповатыми зелеными цветочками, и вовсе казалось актом умерщвления плоти.
– Что ж, давайте думать, как нам обороняться от жениха, – сказала Гизела. – Уолтер здесь главный специалист по вампирам. Вот увидите, он что-нибудь предложит.
Штайнберг скептически обозрел англичанина.
– Конечно, конечно! – сказал Уолтер, чтобы потянуть время, потому что ничего толкового ему на ум пока что не приходило. – Но для начала хочу уточнить кое-какие моменты. Скажите, как вампиры реагируют на просыпанную крупу? – задал он давно беспокоивший его вопрос. Уж больно странной казалась эта версия. Он запустил руку в карман и швырнул на пол пригоршню проса, которое, даже после неудачного эксперимента, продолжал носить с собой.
Взглянув на просо, вампир побагровел от негодования.
– Ну и манеры у вас, юноша! Прийти в гости и сразу напакостить! Да я вам от дома откажу! Немедленно соберите эту гадость! Все 119 зерен.
Эвике, стоявшая в сторонке, проворно начала собирать зернышки, время от времени задирая голову и вслушиваясь в разговор.
– А чеснок?
– Не выношу, – отрезал Штайнберг. – Но приходится добавлять его в ту колбасу, которую мы продаем смертным. Крестьяне любят, чтоб чесночку было побольше. Говорят, он перебивает ее естественный вкус.
– Но зачем вы посадили его в саду?
– Уже и по саду моему успели потоптаться? Экой прыткий! А посадил я чеснок на случай, если кто-нибудь из его приспешников проникнет к нам через забор. Мало ли что ему взбредет в голову.
– Значит, боярышник и шиповник тоже отпугивают вампиров. Но к чему надписи?
Фабрикант раздраженно пожал плечами.
– Потому что эти растения действуют на нас в фольклоре. Но для того, чтобы испугаться боярышника, нужно знать, как он выглядит. Представьте себе вампира, который родился в большом городе, а с ботаникой знаком только по горшку с геранью на бабушкином окне. Думаете, такой поймет, что перед ним боярышник? Держите карман шире! Зато как прочитает надпись, сразу же испугается – все чин чинарем. Есть еще вопросы?
– Нет, кажется.
– А предложения? Тоже, небось, нет? Я так и думал. Видите ли, господин англичанин, все ваши штучки не годятся в нашей ситуации. Нам ведь не обороняться от него нужно – он так силен, что при желании одним пальцем всех раздавит – а перехитрить его. Это тоже невозможно. Мы застряли в сказке, где только он знает все правила.
– Ничего, Уолтер ведь этнограф, – сказала виконтесса. – Он должен разбираться и в сказках. Ты ведь поможешь, Уолтер?
Мистер Стивенс понял, что настал его звездный час. Иными словами, все астероиды сейчас посыплются на его многострадальную голову. Но перед его глазами откуда ни возьмись появилась следующая картина.
…Поджав губы, крестьянка стоит у очага, сосредоточенно помешивая в котелке.
– Что ты делаешь, матушка? – доносится голос из колыбели. Там лежит маленький уродец, сморщенный и тонконогий.
– Варю пиво из яичной скорлупы.
– Вот это да! – восклицает подменыш. – Уже двести лет живу я на свете, а никогда не видывал, чтобы пиво варили из скорлупы!
Женщина медленно поворачивается и показывает фее раскаленную докрасна кочергу…
– Мы могли бы ее подменить, – задумчиво проговорил Уолтер. – Насколько я понимаю, вампиры в здешних сказках и феи в наших выполняют похожую функцию. Ну, так вот, иногда феи воруют детей, оставляя на их месте других фей, чтобы люди кормили их задарма. Их еще подменышами называют. Вот я и подумал, что если мы воспользуемся этим мотивом, но с точностью до наоборот? Когда исчезла Берта, освободилось ее место. Кто-то же должен его заполнить. Что если мы положим своего подменыша в колыбель к феям?
– И правда, почему бы нет? Идея недурственная, – задумчиво проговорил Штайнберг. – Но, надо полагать, не все так просто?
– В том-то и загвоздка. В сказках подменыша всегда обнаруживают. Например, мать варит яичную скорлупу в котелке, а любопытный подменыш спрашивает, что она делает – но ведь младенец еще не умеет толком разговаривать! Так он выдает свой истинный возраст. А уж потом ему приходится несладко. Его могут прижечь раскаленной кочергой, или отхлестать крапивой, или бросить на навозную кучу. Вот феи и приходят за ним и возвращают матери ее настоящее дитя.
– Но мы ж не будем навсегда менять, – не отступал вампир, – нам бы несколько ночей продержаться. Если мы найдем девушку, которая согласится заменить мою Берту на Балу…
– Не найдем! – убежденно сказал Леонард. – Никто не захочет впутываться в такую ав-вантюру.
– Отчего же не захочет? – подала голос Эвике. – Я могу.
Девушка шагнула вперед и сделала книксен, смущенно улыбаясь. Видно было, что ей неловко заговаривать с господами.
Штайнберг обошел вокруг Эвике, отмечая ее ясные голубые глаза, светлые, почти бесцветные брови и курносый носик. Округлое лицо было усыпано веснушками, крупными и яркими, как толченый кирпич. Девушка ничуть не походила на Берту. Наверное, поэтому ее было не жалко. Он взвесил на ладони ее косу, словно оценивая качество волос, посмотрел на Гизелу и довольно улыбнулся.
– Свадебное платье придется расставить, но вообще-то она мне подходит!
Обескураженная, Гизела только и могла, что руками развести.
– А вот подходите ли вы мне, герр Штайнберг? – внезапно проговорила служанка, и взгляд ее похолодел. – Если решили, будто я задарма буду с вашим упырем миловаться, то сильно ошибаетесь. Раз уж я согласна изображать фройляйн Берту, то мне как актрисе причитается гонор.
– Гонорар, – автоматически поправила Гизела. – Но…
– А я что сказала? В общем, вы должны мне заплатить.
– Эвике, хватит! – одернула ее хозяйка.
– Полно, фройляйн Гизела, ваша служанка дело говорит. Любой труд заслуживает вознаграждения. Сколько ты возьмешь за услуги, милая девушка? – поинтересовался герр Штайнберг.
– Сто, – сказала Эвике.
– Конечно – конечно!
– Тысяч.
– Да ты, кажись, умом тронулась! – взревел вампир, но горничная и глазом не моргнула.
– Что, слишком мало запросила? Экая досада. Тогда увеличим вдвое.
– Даже десятая часть от этой суммы – уже грабеж среди бела дня!
– Приму к сведению. Среди бела дня, сударь, вас и правда проще всего ограбить, – задумчиво протянула девушка.
На лбу вампира вздулись жилы, но Эвике продолжала, как ни в чем не бывало.
– Предлагаю следующее – вплоть до самой свадьбы я буду притворяться вашей дочерью, зато сразу после сбегу с денежками. Когда Виктор меня хватится, уже поздно будет. А если он к вам сунется права качать, то скажите, что, мол, сам виноват, недоглядел за женой. После свадьбы дочь отцу не принадлежит. С вас все взятки гладки.
Заложив руки за спину, Штайнберг задумчиво прошелся по гостиной.
– План, конечно, неплохой, но я все еще не понимаю, как у тебя наглости хватает требовать такую сумму.
– Подумайте, на какой риск я иду.
– Вот именно! – вставил Уолтер. – Виктор же сразу догадается, что Эвике не вампир.
– Чепуха! – замахал на него фабрикант. – Если я дам ей напиться своей крови, то вампиры ее учуют и примут девчонку за свою. За немертвую, которая хорошо отобедала. Риск минимальный! За что тут платить?
– А что будет после свадьбы? Нет, я постараюсь сразу же удрать, а если не получится? Мне ведь придется… – взглянув на хозяйку, Эвике умолкла.
– А вампиры вообще… ну это… ну… могут? – выдавил Уолтер.
Отец и сын ответили одновременно.
– Не знаю, – сказал Леонард.
– Еще как! – сказал Штайнберг.
Пару минут их взгляды бесцельно скользили по комнате, описывая дугу вокруг Гизелы.
– Отец, как ты можешь! – наконец опомнился Леонард. – Посовестился бы втягивать людей в свои игры! А ты, Эвике… да в своем ли ты уме? Так рисковать! Это безумие! Я этого не д-до-пущу!
– Отчего же, сударь? Может, я тоже хочу заработать. Не только же вам в роскошествах купаться.
– Если тебе нужны деньги, я их п-просто так тебе отдам!
– Э нет, сынок, сначала свой капитал сколоти! – встрял Штайнберг. – А моими деньгами не вздумай распоряжаться! Слишком тяжко они мне достались.
– Вот именно! И не нужны мне ваши подачки!
– Да вы что это, оба?! Гизела, ну хоть т-ты ей скажи!
– Опомнись, Эвике!
Но урезонить горничную было не так-то просто.
– Почему, фройляйн Гизела? – спросила Эвике, уперев руки в бока. – Я ведь служанка. Помните, вы читали мне книжку про то, как старый король послал рыцаря за море, чтобы тот привез его невесту? А когда они возвращались на корабле, камеристка должна была дать принцессе приворотное зелье, чтобы ее госпожа влюбилась в дряхлого женишка? Но рыцарь и принцесса по ошибке выпили зелье и полюбили друг друга. Скажите, кому пришлось лечь с королем в первую брачную ночь?