– А я помолюсь архангелу Михаилу, защитнику от нечистой силы. Мы ему всегда молились, чтобы сестра Схоластика нас не била, – пропищала Жужи.
Уолтер начал нетвердым голосом:
– Дорогой Господь, освяти, пожалуйста, нашу воду, много времени это не отнимет…
– De profundis clamavi ad te Domine…
– … я понимаю, что у Тебя много других дел, но нам очень нужно…
– … и защити нас от всякого зла…
– …Domine exaudi vocem meam… эммм… fiant aures tuae int… intendentes…
– …мы постараемся не грешить, но сначала нам нужно выжить…
– … молим тебя…
– … Domine quis sustinebit…
– … помоги нам.
– Amen.
Друзья с надеждой заглянули в ведро, ожидая какое-нибудь чудесное знамение, но увидели лишь свои обеспокоенные лица. Вода осталась прежней.
– Другого выхода нет, – вздохнул Уолтер. – Что ж, открываем дверь.
Они отодвинули тяжеленный стол и приоткрыли дверь, сначала на полпальца, потом распахнули ее, следуя принципу «пришла беда – отворяй ворота». В коридоре их ждали. Вампиры с кислыми минами разглядывали импровизированный крест на полу, но перешагнуть через него никто не решался. Изабель среди них не было. Уже одно это обстоятельство вызвало бурный прилив радости.
Без дальнейших рассуждений Уолтер плеснул в них водой из ведра. То был единственный шанс если не выиграть битву, то хотя бы уравнять шансы. Святая вода выведет из строя несколько вампиров и нагонит страху на остальных, зато простая… Раз обычные вампиры так и дышат злобой, то злобу мокрого вурдалака можно смело помножить на десять.
Первые крики были для Уолтера столь же сладостны, что и ангельские хоры.
Дико завопив, один из вампиров покатился по полу, хватаясь за обожженную щеку. Зеленоватая кожа разом покраснела, вспухла, покрылась огромными влажными волдырями, из которых, как из гейзеров, повалил пар. Еще несколько вурдалаков завыли в унисон, потрясая дымящимися руками. В толпе началась суматоха.
Однако те из них, что стояли дальше всех, успели переместиться в авангард. Намерения у них были серьезные. К Уолтеру потянулись когтистые руки, которые, впрочем, быстро отдернулись. На подмогу жениху бросилась Эвике, скрестив перед собой две серебряные ложки. Один из нападающих помедлил и сразу же схлопотал ложкой по руке, будто мальчишка, посягнувший на сахарницу. На запястье заалел ожог. Визг в коридоре сделался громче и гуще.
Из кухни показалась и Жужи, волоча полупустой мешок с картошкой. Отшвырнув ведро, опять же в толпу, Уолтер перехватил мешок и потянул девочку за собой. Пора ретироваться. Теперь, когда от кровожадной толпы их отделяла лишь лужа на полу, да кресты из ложек и ножей, соотношение сил вновь стало неравным.
Враги тоже это поняли. Некоторые еще лежали на полу, уткнувшись в колени и поскуливая, но те, что посообразительней, начали двигаться вперед, лавируя между лужицами. Как только Эвике ткнула ложками в их сторону, они опустили глаза, но не остановились.
– Сдавайтесь, смертные, вам все равно не спастись, – прошипела черноволосая вампиресса с дергаными движениями.
– А если сдадимся, что тогда?
– Ввсе равно вас убьем! Но в этом случае обещаем не мучить… слишком долго.
– Не знаете, как скоротать вечерок? – переспросила Эвике. – Так вот вам развлечение!
По ее знаку, Уолтер вытряхнул перед ними мешок с картошкой. Задорно подпрыгивая, клубни покатилась по сторонам. Вампирша подобрала юбки, глядя на картофелины с брезгливым недоумением.
– Это еще что такое? – посыпались вопросы.
– Картошка.
– И что нам с ней делать?
– Считать.
Запрокинув голову, предводительница отрывисто рассмеялась.
– Нет, вы только послушайте! Да за кого ты нас принимаешь… пять, шесть… Думаешь, нам только покажи рассыпанные предметы и все, мы начинаем их считать? Даже смешно!… семь, восемь…
Смех перетек в истерику, потому что она уже не могла остановиться. Глаза сами собой отыскивали мерзкие, грязные клубни, а губы шевелились, ведя им счет. То же самое происходило и с остальными – они то нагибались, чтобы рассмотреть картофелины под ногами, то вытягивали шеи, отыскивая клубни в дальних уголках.
Коридор гудел, как начальный класс во время урока арифметики.
На самом деле, картофелин в мешке было раз-два и обчелся, но попробуйте сосчитать двадцать картофелин в узком коридоре, да еще целой толпой, где каждый бубнит себе под нос и ненароком задевает клубни, гоняя их по всему пространству. Некоторые, сбившись, начинали считать заново, и так по несколько раз. Зрелище было завораживающее, но наша троица не успела им как следует насладиться. Воспользовавшись хаосом, они убежали не оглядываясь.
Когда вампиры не только посчитали весь картофель, но отсортировали его по размеру, они, наконец, умолкли, избегая смотреть друг другу в глаза.
– Давайте скажем, что их было тридцать, – предложил чей– то неуверенный голос.
– Виктор знает, что их трое, – раздался другой, – он нас упокоит, если вместо трех голов мы принесем ему двадцать семь картофелин.
– Двадцать восемь!
– То была гнилая картофелина, она не считается.
– А-а-а…
– Что же делать?
– Искать их, что ж еще, – простонала дерганая мадемуазель. – Вы пятеро, займитесь парадной лестницей. Остальные пусть прочешут коридоры. Никуда они от нас не денутся!
Вампиры переглянулись и на каждом лице прочли одну и ту же мысль – «А если денутся, то это уже не наша забота». В таких ситуациях важен не результат, а имитация бурной деятельности. Этим и собирались заняться коллеги Виктора.
Тяжело дыша, друзья вырвались в вестибюль, но и там их поджидал неприятный сюрприз, ибо у подножия лестницы стояла их добрая знакомая. Жужи завизжала от страха, Эвике тоже вскрикнула, и Уолтер сжал ее руку. Хотя какая уж тут поддержка! И так ясно – Изабель слишком зла, чтобы играть с ними в головоломки. Эвике зажмурилась, готовясь к худшему, но когда открыла глаза, то увидела неожиданную перестановку сил. Изабель медленно оседала на пол, а за ее спиной стояла леди Аркрайт, держа на вытянутых руках тяжелую каменную урну с барельефами. На урне остался отпечаток головы, и Эвике успела отметить краем сознания, что Гизела, наверное, очень расстроится – это была ее любимая ваза…
Уолтер подмигнул подруге – знай наших!
– Спасибо, миледи! Но почему вы это сделали? Вы с ней вампиры, а мы, уж простите наш обман, смертные.
– Да какой там обман. Думаете, я хоть на секунду поверила, что вы один из нас? – леди Аркрайт хитро посмотрела на Уолтера, – А что эти, с позволения сказать, вампиры, так поступили – так я сама должна стыдиться, что принадлежу к их племени! В Англии они не посмели бы так себя вести, уж поверьте. Обманом проникнуть в дом и две ночи напролет издеваться над хозяевами – разве это честная охота? Мастер Франции не джентльмен, а уж эта его… – она потыкала мыском туфли бесчувственную вампиршу, но так и не договорила, только вздохнула. Эвике радостно закивала. Английским она не владела, но уловила в голосе дамы знакомые интонации – именно с такими и говорили про Изабель.
– Спроси ее, что произошло, пока мы сидели на кухне? Как там граф и моя фройляйн, живы ли?
Уолтер перевел, и леди Аркрайт помрачнела.
– Живы, но это временно. Что он решил делать с хозяевами, мне неведомо, но я бы не стала уповать на его доброту. Забирайте их и бегите прочь. Может статься, он вас не поймает.
– Непременно! – воскликнул Уолтер. – Именно так мы и поступим – найдем графа и все ему объясним. Эвике, Жужи, идемте! Миледи, вы ведь нам поможете?
Она покачала головой.
– Нет, молодой человек, это ваша битва. Я не намерена ни минуты здесь задерживаться, чего и вам желаю. Будете в Англии, заходите, – проговорила она и у самой двери оглянулась, добавив тихо:
– Если выживите, конечно. Удачи вам!
Уолтер не возражал. В такой ситуации трудно принять чью– либо сторону.
– Благодарю вас, миледи, – он согнулся в поклоне. – И мы придем к вам в гости! На файф-о-клок… в пять утра! Готовьте чай и бутерброды с огурцом! Потому что мы обязательно выживем!
И леди Аркрайт снова ему подмигнула.
Для графа Бальтазара-Фридриха-Георга фон Лютценземмерна наступал самый торжественный и самый ненавистный момент в жизни любого отца. Скоро он поведет дочь к алтарю. Правда, алтаря у них не будет, и это обстоятельство тяжким грузом повисло на его сердце. При нашей бедности, какие нежности, утешал себя хозяин замка, однако успокоиться никак не мог.
Леонард, конечно, славный мальчик, но в былые времена к Гизеле сватались бы самые знатные, самые блестящие юноши, цвет общества. Умом граф понимал, что титул не всегда означает благородство, скорее уж уйму долгов в сочетании наследственной болезнью. Но сердце его истекало кровью. Разве можно гордиться тем, что единственное дитя выходит замуж за сына торговца? Он не навязывал Гизеле этот брак, наоборот, умолял ее подумать еще. Но дочь приняла предложение, хотя заметно было, что Леонарда она ни во что не ставит.
Разве можно ее упрекнуть? Бедность кого угодно доведет до отчаяния.
Терзаясь, граф несколько раз прошелся по вытертому до дыр персидскому ковру, отряхнул камзол, унаследованный от деда, и поднялся по лестнице. Снизу доносились шум и крики – видно, гости разгулялись не на шутку. То и дело вздыхая, он постучался в спальню Гизелы.
– Ты готова, Гизи?
– Еще нет, папочка! – прокричала она из-за двери.
Одеться и причесаться без помощи камеристки было непросто. А вот где сейчас Эвике? Наверное, любезничает со своим женихом, предвкушая при этом, как облапошит беднягу. Ну и времена пошли! О Нравственности молодые люди знают столько же, сколько эскимос о законах Ньютона.
– Я зайду чуть позже, – сказал граф и спустился к себе.
На первом этаже опять вопили, визжали и топали, но граф смирился с буйной компанией. Он уже собирался свернуть в восточное крыло, как вдруг заметил, что из западного навстречу ему идет Леонард. Граф открыл рот, чтобы попр