Дорогой товарищ! Ура! Я — фабианка!
Это — социалист, который согласен ждать. Мы совсем не хотим, чтобы революция наступила завтра, от нее столько хлопот! Пусть приближается постепенно и приходит тогда, когда мы подготовимся как следует и сможем ее вынести.
Пока же мы должны совершенствовать промышленность, образование и сиротские приюты.
Ваша, с товарищеской любовью Джуди.
Понедельник, 3-й час ночи. 11 февраля.
Дорогой Д.Д.!
Не обижайтесь, что письмо короткое. Это не письмо, это — извещение, что я напишу длинное письмо, когда сдам экзамены. Надо не только выдержать их, но выдержать хорошо, ведь у меня стипендия!
Ваша прилежная Джуди.
5 марта.
Дорогой длинноногий дядюшка!
Сегодня проповедник говорил о том, что нынешняя молодежь очень поверхностна.
Он говорил, что мы теряем старые идеалы и не хотим серьезно трудиться на поприще науки. Особенно заметно наше падение в том, что мы не относимся с прежним уважением к власти. Мы больше не почитаем старших.
Я пришла из церкви очень серьезной.
Может быть, я и впрямь слишком фамильярна? Не должна ли я обращаться к Вам с большим почтением? Да, конечно… Тогда начинаю снова.
Глубокоуважаемый мистер Смит!
Имею честь сообщить Вам, что успешно выдержала сессию и начинаю трудиться в новом семестре. Я оставила химию, закончив курс качественным анализом, и приступила к изучению биологии, правда — не без колебаний, так как предполагаю, что нам придется препарировать червей и лягушек.
На прошлой неделе была очень интересная лекция о римских памятниках на юге Франции. Никогда не слыхала столь ясного и душеполезного изложения.
На занятиях по английской литературе мы читаем «Тинтернское аббатство» Уордсворта. Как хорошо он пишет и как пылко выражает свой пантеизм! Романтизм начала прошлого столетия (то есть — такие поэты, как Шелли, Байрон, Китс и Уордсворт) нравится мне гораздо более, чем классическая поэзия, предшествующая им. Раз уж мы заговорили о поэзии, позвольте Вас спросить, читали ли Вы небольшую поэму Теннисона — «Локсли-холл»?
Последнее время я исправно занимаюсь гимнастикой — у нас появились старосты, и лучше правил не нарушать. В колледже очень красивый, отделанный мрамором бассейн, дар одной из прежних учениц. Моя подруга по комнате, мисс Мак-Брайд, подарила мне купальный костюм, который ей узок, и я учусь плавать.
Вчера у нас на десерт было розовое мороженое. Для окраски кушаний мы употребляем только растительные краски. Анилиновых колледж не допускает, печется о нашем здоровье, а также — о красоте.
Погода последнее время прекрасная — яркое солнце, синее небо или приятные метели. Мы с удовольствием ходим в аудитории и обратно; обратно — даже лучше.
Надеюсь, письмо это застанет Вас в добром здравии.
Сердечно преданная Вам Дж. Аббот.
24 апреля.
Дорогой дядя!
Снова пришла весна! Видели бы Вы, как у нас красиво! Все-таки, Вы бы могли приехать и полюбоваться. Мастер Джерви приезжал в прошлую пятницу, но он выбрал самое неподходящее время, мы трое бежали на станцию, чтобы не опоздать на поезд. Знаете, куда мы ехали? В Принстон, на танцевальный вечер и на футбольный матч. Я не спросила Вас, могу ли я поехать, ведь Ваш секретарь ответил бы: «Нет». Но у нас все было в порядке: нас отпустили, а там с нами была миссис Мак-Брайд. Мы очень хорошо провели время, но опускаю подробности — их слишком много и они довольно сложные.
Суббота.
Мы встали затемно. Ночной сторож разбудил нас, шестерых девочек, мы сварили кофе в кастрюле (Вы никогда не видели столько гущи!) и отправились смотреть восход солнца за две мили от колледжа, на холм, где растет одинокое дерево. Пока мы взбирались на вершину, солнце чуть не опередило нас. А какими голодными вернулись мы к завтраку!
Что ж это, дядюшка, я так развосклицалась?
Думала я написать о зеленеющих почках, о новой дорожке на спортивной площадке, об отвратительном уроке биологии, который предстоит нам завтра, о новых каноэ, о Кэтрин Прентис, у которой воспаление легких, и об ангорской кошке, сбежавшей от Прекси и прожившей две недели в нашей столовой, пока горничная не донесла на нее, и о моих новых платьях — белом, розовом и голубом в горошек и о шляпе… но я просто засыпаю. Кажется, я постоянно ссылаюсь на это? Что ж, колледж — очень хлопотливое место, мы устаем к концу дня, особенно — когда день начинается с рассветом.
Любящая Вас Джуди.
15 мая.
Дорогой длинноногий дядюшка!
Как по-Вашему, прилично сесть в вагон и смотреть в одну точку, не замечая никого?
Сегодня очень красивая дама в очень красивом бархатном платье села в поезд и, без малейшего выражения на лице, сидела неподвижно пятнадцать минут, устремив взор на рекламу подтяжек. Мне кажется, просто невежливо не обращать ни на кого внимания, словно только ты и важен. Во всяком случае, такой человек много упускает. Пока она смотрела на дурацкую рекламу, я изучала лица, и мне было куда интереснее.
Погода у нас переменчивая. Когда я начала писать, шел дождь, теперь снова светит солнце. Мы с Салли идем играть в теннис, и нас освободили от гимнастики.
Через неделю.
Надо бы давно кончить это письмо, а я вот не кончила. Вы не обижаетесь? Право, я очень люблю писать Вам — так приятно, что у тебя есть какая-то семья! Сказать Вам? Вы — не единственный, кому я пишу. Есть еще двое!
Этой зимой я получала прекрасные длинные письма от мастера Джерви (конверты надписаны на машинке, так что Джулия не могла узнать почерк). Слыхали Вы что-нибудь подобное? И каждую неделю, приблизительно, приходят каракули из Принстона. Отвечаю я безотлагательно. Как видите, я, как другие девушки, получаю письма.
Писала ли я Вам, что меня приняли в Драматический клуб старших курсов? Это — очень изысканное общество, всего семьдесят пять человек. Как Вы думаете, удобно ли мне, социалистке, быть членом такого клуба?
И еще — как Вы думаете, чем я занимаюсь по социологии? Пишу (figurez-vous[37]) работу о сиротских приютах. Преподаватель перетасовал темы, мы вытягивали билетики, и этот достался мне. C'est drole, ca, n est-ce pas?[38] Звонит гонг к обеду. По пути опущу письмо.
Любящая Вас Джуди.
4 июня.
Дорогой Дядюшка!
Горячее время, завтра начинаются экзамены. Много занятий, много возни с чемоданами, а широкий мир так хорош, что невозможно усидеть в комнате.
Ничего, скоро каникулы. Джулия этим летом едет за границу, это уже четвертый раз. Что ж, земные блага разделены не поровну. Салли, по обыкновению, отправляется в Адирондак. А что буду делать я? Угадайте с трех раз. Ферма? Нет. Адирондак? Нет. (Не хочу ехать туда после прошлогоднего разочарования.). Не можете больше ничего придумать? Вы не очень изобретательны. Так и быть, скажу, если Вы не станете возражать. Предупреждаю Вашего секретаря, что решила твердо.
Поеду я к морю с некоей миссис Чарльз Петерсон готовить ее дочь в наш колледж. Я познакомилась с нею у Мак-Брайдов, она очаровательная женщина. Буду учить латыни ее младшую дочь, но у меня останется время и для себя, а главное, я буду получать пятьдесят долларов в месяц! Неужели Вас не поражает такая сумма? Она сама предложила, у меня никогда не хватило бы духу спросить больше двадцати пяти.
Я закончу уроки в Магнолии (там она живет) первого сентября и оставшиеся три недели, вероятно, проведу на ферме. Мне хочется повидать миссис Семпл и моих друзей животных.
Ну, как Вам нравятся мои планы? Понимаете, я становлюсь независимой. Вы поставили меня на ноги, и, кажется, я могу идти без посторонней помощи.
Праздник в Принстоне и наши экзамены как раз совпали. Как жаль! Мы так хотели поехать, но теперь об этом и думать нечего.
До свидания, дядюшка! Желаю Вам хорошо провести лето, отдохнуть и подготовиться к следующему году. (Это Вы должны были написать мне!) Понятия не имею, что Вы делаете летом и как развлекаетесь! Играете Вы в гольф, ездите верхом, охотитесь или просто греетесь на солнце и размышляете?
Как бы то ни было, отдыхайте и не забывайте Вашу Джуди.
10 июня.
Дорогой дядюшка!
Это самое решительное письмо, какое я писала, но я решила твердо и не отступлю. С Вашей стороны очень мило и великодушно послать меня на лето в Европу — секунду-другую я просто ликовала, но заставила себя сказать «Нет». Нелогично сперва отказаться от денег, а потом истратить те же деньги на развлечения! Не приучайте меня к роскоши. Человек не страдает без того, чего у него не было, но очень трудно обходиться без вещей, которые хоть какое-то время принадлежали ему, то есть ей (нет, «тебе») по праву. Совместная жизнь с Салли и Джулией — сильное испытание для моего стоицизма. Им обеим многое принадлежит с детства. Счастье для них — совершенно естественно. Мир, по их мнению, очень много им должен. Может, и так — ведь он, мир, исправно отдает им долги. Что же до меня, мир не должен мне ничего, о чем и предупредил с самого начала. Я не имею права брать в кредит, ибо настанет время, когда он откажет мне в займе.
Кажется, я тону в море метафор, но Вы ведь меня понимаете? Как бы то ни было, я чувствую, что честно только одно: стать на лето репетитором и содержать себя.
Магнолия.
Четыре дня спустя.
Написала до этого места, и тут… как Вы думаете, что случилось? Пришла горничная и подала мне карточку мастера Джерви. Он тоже едет летом за границу, не с Джулией, самостоятельно. Я сказала ему, что Вы предложили мне ехать с дамой, которая сопровождает нескольких девушек. Он знает о Вас. То есть он знает, что у меня нет ни отца, ни матери, и один добрый человек определил меня в колледж. У меня духу не хватило рассказать ему о приюте. Он думает, что Вы — мой опекун, самый что ни на есть приличный друг семьи. Я не говорила ему, что совсем не знаю Вас, это слишком странно!