И всё равно Ханата прямо задыхалась от нехватки персонала, владеющего русским. Собственно, весь этот персонал исчерпывался ей самой. Между тем предстояло не просто рассортировать книги, но также сделать квалифицированный перевод. По мнению госпожи книгоиздателя, даже художественную прозу надлежало переводить художественно, а уж стихи – исключительно стихами. Вот почему эта достойная дама послала почтеннейшей Моане письмо, в коем сообщала, что получила чудесные новые сказки, которые (в переводе, понятно) наверняка понравятся детям и внукам. Разумеется, госпожа академик ответила сердечным приглашением в гости.
Легко понять, что за обеденным столом речь шла сначала о детях, потом о внуках. Затем Ханата восхвалила искусство повара. Именно с последней темы разговор перешёл к тому, ради чего пришла гостья.
– Тётя Мана, я получила посылку с книгами. Одна как раз для вас и вашего повара. Называется «Русская поварня, или Наставление о приготовлении всякого рода настоящих русских кушаньев и о заготовлении впрок разных припасов».
– Скорее для меня, Ната; она же, наверное, по-русски?
– Тётя Мана, я бы её перевела, но времени отчаянно не хватает. У меня в деле только один переводчик с русского – я сама. Вот если бы мои помощницы… – Серые глаза госпожи издателя выразили максимальную умильность.
Моана улыбнулась:
– Да знаю, чего тебе надобно: обучить кого-то русскому. Правильно Профес тебя хитрушкой называл. – Лицо почтеннейшей посерьёзнело. – Это работа для хорошего лиценциата магии разума. Найду я тебе такого.
– Спасибо, тёть Мана.
Благодарная гостья, как в детские времена, чмокнула могущественную госпожу академика в щёчку. Та отмахнулась:
– Да уж ладно.
– Нет, правда, я ведь знаю, что вы подберёте самого что ни на есть.
Проницательность Моаны не изменила ей.
– Как вижу, у тебя ещё дело есть?
– Скорее на будущее. В том мире, который… ну, вы знаете… там много языков, не только русский. Я вот думаю, мне надо бы по возвращении наших изучить те языки и купить книги на них.
Глаза почтеннейшей чуть сузились.
– Об этом пока не будем. Ещё неизвестно, как там сложится.
Ханата была удачливым предпринимателем; без некоторой доли проницательности и умения анализировать ей ни за что не видать бы делового успеха. Вот почему она выдала:
– Тётя Мана, даже если по возвращении наших все связи с тем миром прервутся, книги можно купить заранее. А языки кто-то из них наверняка знает. Риска никакого.
Госпожа академик хмыкнула с самым многозначительным видом.
– Тётя Мана, вы уж не сомневайтесь: как только перевод новых сказок будет готов, так немедленно четыре экземпляра будут ваши. Вот увидите, пройдут с большим успехом. Я когда-нибудь ошибалась?
Ответом любящей тётушки был поцелуй. Но Моана не была бы сама собой, упусти она возможность что-то сказать по служебной части:
– Ната, только не упускай из виду перевод учебников. Я окуплю твою работу, но не исключаю и большой заказ.
В этих словах заключались неточность и недоговорённость. Глава аналитической службы, хотя и была весьма богатой женщиной, собиралась заплатить Нате из соответствующих фондов, а не из своих денег. И издание учебников, если бы таковое состоялось, пошло бы за счёт городов, где уже давно тихо подготавливалось открытие школ.
Нахимов затребовал письменные рапорты о ходе боя сразу же по прибытии отряда в порт. Разумеется, командиры немедленно написали и отослали таковые. «Херсонес» был поставлен на ремонт. Оба раненых матроса отправились в госпиталь.
Семаков также прислал записку с просьбой явиться в рубку «Морского дракона» (кают-компании на этом корабле просто не было) командиру «Херсонеса» и его начарту, конечно, после того, как Руднев справился с текущими делами.
В рубке присутствовали все офицеры «Морского дракона», а также капитан Риммер. Последний напросился на это совещание с большой настойчивостью.
– Владимир Николаевич, я просто обязан быть на разборе полётов!
– Каких полётов?
– Выражение Професа, мы все им заразились. Вообще-то оно применяется при обучении… э-э-э… тех, кто водит летательные аппараты.
– Не стоит объяснять, я понял. Имеется в виду подробный анализ действий ученика, не так ли?
– Совершенно верно, но Профес использовал эти слова также применительно к капитанам.
Для отказа не было оснований.
– Приступим к делу, господа. Иван Андреевич, что вам кажется неверным в использованной тактике?
– В такую погоду… имею в виду, при такой скверной видимости «Херсонесу» лучше бы атаковать под острым углом, почти на контркурсах, чтобы сделать потери от возможного ответного огня минимальными.
– Понимаю вашу мысль. А вы что скажете, Михаил Григорьевич?
– С точки зрения артиллериста «Морской дракон» действовал отменно, а вот «Херсонесу» я порекомендовал бы атаковать вне прямой видимости, основываясь лишь на указателе направления на неприятельский форштевень. При удаче мы могли бы спалить все пять судов.
Лейтенант Ячменёв аж подпрыгивал на месте в стремлении вставить словцо.
– Степан Леонидович, прошу вас.
– Не согласен с Михал Григоричем. В этом варианте мы рисковали повышенным расходом боеприпасов. С учётом меньшей опытности нашей прислуги это помешало бы достичь цели. Имею в виду, могли бы и не утопить все пять.
– Понятно. Вы что скажете, Иван Григорьевич?
– Опыт у нас, понятно, поменее вашего. Также примите во внимание тот дождь с туманом. В этих условиях атака на близкой дистанции виделась самой результативной, но не позволяла моему кораблю избежать ответных ядер. И то молвить, ещё мне радоваться надлежит, что отбоярились двумя пробоинами, притом же ни единого убитого. Да, вот ещё добавить: как полагаете, мои-то попадут к этой знаменитости, которая Марья Захаровна?
– Почти уверен в том, Иван Григорьевич. – У Семакова были основания так говорить: на «Херсонесе» не было ни единого негатора.
Руднев продолжал:
– А что до атаки на контркурсах, не уверен в своих гранатомётчиках. Могли бы промазать, право слово. Так что команда выступила славно, и к крестам всех представлю…
Семаков кивнул, соглашаясь, потом взял слово:
– Должно мне заметить, что сам я тактику выбрал не наилучшую, ибо знал заранее, что ваши, Иван Григорьевич, гранатомётчики всё ещё не имеют хорошего опыта, а в расчётах полагал их не хуже моих. Не согласен с вами, Михаил Григорьевич, что могли бы утопить всех пятерых. Не по нашему рту кусок. В самом лучшем случае, я так мыслю, угрохали бы троих. Поддерживаю вашу, Иван Григорьевич, точку зрения: уж если решились на атаку, то в этакую погоду риска избегнуть невозможно. И ещё недорого за него заплатили. Что же касается раненых, то уж будьте уверены, господа: если только кости не задеты, сии матросы в пять дней будут как новёшеньки. И шрамов не останется, это проверено. Если адмирал захочет выслушать меня лично, будьте благонадёжны, ваше представление к наградам поддержу, сколько сумею.
Риммер за всю дискуссию не произнёс ни слова. Он лишь слушал и временами записывал. Разумеется, эти записки получил командор Малах. Он их внимательно прочитал, добавил кое-что от себя и отослал на Маэру.
У Мариэлы было хорошее настроение: поток раненых сильно поиссяк в последние три дня. В результате появление хорунжего Неболтая было встречено лёгкой подначкой:
– Доброго тебе дня, Тихон Андропович. Что, опять здоровьишко поправить явился? Уж не сомневайся, от похмелья разом избавлю.
Казак смешливое настроение не поддержал:
– Нет, Марья Захаровна, тут другое.
Глянув на выражение лица посетителя, Мариэла утратила расположение к шуточкам.
– Дело серьёзное?
Подразумевалось: «Дело секретное?»
– Пожалуй что так.
– Пошли ко мне в кабинет.
То помещение, куда оба направились, скорее предназначалось для отдыха, чем для работы. Хотя там был небольшой стол и удобный стул, но также имелась кушетка.
– Садись и говори всё. Чаю не предложу, извини: у самой нет.
Неболтай рассеянно кивнул. Видно было, что мысли его бесконечно далеки от каких-либо напитков.
– Сразу скажу: только я это и видел. Даша-то наша на Камчатском уж два дня как шурует. Храбрая девка, слов нет. И перевязывает умело. Только раз она не устереглась, достала серебряную пластину и в неё с тобой разговаривала, а я услышал и увидел. А после ты приказала одному из моих ребятишек держать осёдланного коня наготове у госпиталя. Он тебя послушал, да только и мне доложил, как я есть его начальник. Это значит, ты готова в любой миг мчаться намётом на Камчатский, ежели Дарья позовёт. Ездить верхом, как понимаю, ты умеешь. А у меня из головы нейдёт: ведь тогда на тебя напали, может, и не торговцы рабами. За твоей головой охотились, вот что. Уверен, что англичане с французами про всех вас пятерых уже довольно знают. Так что егери не упустят случая стрельнуть и по тебе тоже. Того и опасаюсь.
– Вот оно что… За беспокойство благодарствую, но ты всего не знаешь, Тихон Андропович. Для начала, это мой долг помогать раненым.
– Вот в госпитале и помогай.
– Иной раз приходится бежать к больному, было у меня уж такое… там. Но есть ещё кое-что. – Взгляд молодой женщины вдруг обрёл кинжальную остроту. – Обещай, что никому не разболтаешь.
Казак перекрестился и поцеловал крестик.
– Иисусе Христе и Богородица Пресвятая, пред вашим ликом обещаю, что болтать не буду.
– У всех наших особенный щит есть.
– Бронь, никак? Так она пулю не удержит.
– Бронь – это что?
Хорунжий объяснил.
– А, вроде доспехов? Нет, у нас другое. Магия. Проверяли: остановит пулю пистолетную и даже винтовочную с любого расстояния. Правда, меня с ног сбить может, это да. Я ведь не особо тяжёлая. Вот ты – другое дело. Тебя разве что пошатнёт.
– А если в голову?
Женщина чуть снисходительно улыбнулась:
– Уже об этом подумали. Как мне говорили, щит очень непростой, но защиту даёт всему телу. Впрочем… о прическе ничего не упоминалось. Видно, как раз её пуля попортить может. Я представляю себе этот ужас…