Оба посетителя были отнюдь не дураками. Они сразу сообразили, что победная реляция Меншикову может обернуться скверно, если французские броненосцы добьются успеха. А экономный расход боеприпасов может означать не только нехватку, но и попытку сберечь их для решающего штурма.
Нахимов продолжил:
– Мы собираемся противопоставить им наши быстрейшие корабли с наилучшим вооружением: «Морской дракон» и «Херсонес». Капитан второго ранга Семаков, несмотря на молодость, умелый и осторожный офицер.
Посетители согласно кивнули.
Корабли готовились к смертельному бою. Каждую ночь матросы с хеканием перетаскивали тяжеленные ящики с боеприпасами, укладывая таковые в трюмы и забивая полки этажерок. Санитар Прохор, использовав наводящие ужас рассказы, ухитрился выбить из госпитального склада дополнительные порции корпии, бинтов и даже бутыль того, что Николай Иванович назвал учёными словами spiritus vini. Этот предмет оказался искусно спрятанным в трюме, поскольку многоопытный санитар имел все причины опасаться за его сохранность.
Палубные матросы (на самом деле они давно уже были трюмными) резали и привязывали куски сетей к леерам. Разумеется, офицерам вопрос о назначении этих изменений не задавали, но комендор Максимушкин, обладавший громадным опытом, поделился им с товарищами:
– Это, братцы, ежели трахнет ядром по корпусу або по гранатомёту вдарит, а он отскочит да по тебе, так в оглушении чуйств за борт полететь можешь – ан сетка и спасёт. Теперь ясно?
Группа офицеров союзников вышла на переговоры с белым флагом. После короткого совещания на встречу с ними пошёл штабс-капитан Грайновский: никого старше в чине в тот момент на люнете не было. Поскольку у союзников начальствовал бригадный генерал Джеймс Скарлетт, то договориться удалось лишь о месте (здесь же) и времени (через час) следующей встречи.
Разумеется, Нахимов прийти не мог, его заменил генерал-лейтенант князь Васильчиков. Его уже информировали, что каждую ночь на дно Балаклавской бухты отправляется один корабль союзников. До князя также довели причины, почему это происходит, – правда, без упоминания об участии дракона. Что-то вроде: «Один из наших гостей издалека весьма разгневан тем обстоятельством, что…»
Приветствия с обеих сторон были столь же учтивы, сколь и холодны. Всем офицерам было ясно, что раз переговоры инициировали союзники, то им надлежит начинать. Именно это англичанин и сделал:
– Сэр, довожу до вашего сведения, что мисс Флоренс Найтингейл, сестра милосердия, скоро прибывает сюда, в Крым, в составе большой группы своих коллег-женщин для оказания помощи раненым и заболевшим, а также для ухода за ними. Как вы сами догадываетесь, все они не являются комбатантами.
Виктор Илларионович Васильчиков с роду не играл в покер. И само собой, не знал выражение «покерное лицо». Но вот делать его он умел.
– Мы предлагаем заключить соглашение между российскими, английскими и французскими военными о недопустимости нападения с использованием любого вида оружия против означенных медиков-некомбатантов, – продолжил англичанин. – Точно то же, конечно, относится и к русским сёстрам милосердия.
Князь слегка наклонил голову в знак того, что предложение понято.
– Нам нет нужды заключать подобное соглашение, – ответил он. – Российские войска никогда не нападали на медиков-некомбатантов и не намерены делать это впредь.
Намёк на прошлые события выглядел более чем прозрачным. Но англичанин был хорошим дипломатом.
– Разумеется, гуманная позиция российской стороны в этом вопросе только приветствуется, но и мы желаем наглядно продемонстрировать своё стремление к соблюдению человеколюбия, насколько это возможно в условиях военных действий.
– Мы, в свою очередь, не имеем ничего против столь благородных намерений британского армейского и флотского руководства.
Британский генерал был образчиком ангельского терпения, поскольку раз за разом не обращал внимания на неявные выпады в сторону французов. Мало того: он принялся их защищать:
– В данный момент я действую с ведома и согласия французского командования. Уверяю, что они всецело…
Далее последовал панегирик гуманным устремлениям французских военных и их галантному отношению к дамам вообще и к дамам-медикам в частности.
Васильчиков с отменным вниманием выслушал и ответил самым холодным тоном:
– У нас нет никаких оснований доверять французам в этом отношении. Скорее есть причины для глубокого недоверия. Решать и обещать что-либо за их командование вы не можете. А так как французских представителей здесь нет, то предлагаю прервать переговоры.
Англичанин решился использовать последний резерв:
– Ваше сиятельство, в военных обычаях всех народов заключать перемирие на период проведения переговоров.
– Ставлю вас в известность, что российские армия и флот строго придерживаются этого достойного обычая. Вы, должно быть, заметили: пока эти переговоры велись, в вашу сторону не выпалила ни одна пушка. Но мы не собираемся как-либо ограничивать себя на время перерыва в переговорах.
Говорить больше было не о чем. Последовало наивежливейшее прощание.
Глава 28
К отправке предполагалось несколько прошитых стопок бумаги с записями. Стопки делались такой толщины, чтобы их можно было пропихнуть в портал. В них Мариэла добросовестно фиксировала результаты своих трудов по постановке конструктов в условиях массовой работы, описывала наиболее интересные случаи, предлагала разнообразные методы экономии энергии.
По мнению Мариэлы, почтеннейшая вполне могла разрешить переработку собранного материала в диссертацию – или указать на необходимость сбора неких дополнительных данных. Разумеется, будущая диссертантка рассчитывала на первый вариант. Материал, который подготовила ученица, мог показаться наставнице сыроватым. Пожалуй, не стоило в этом обвинять госпожу магистра: опыта написания докторских диссертаций у неё не было.
Но у посылки была вторая часть: личное письмо к наставнице. Оно уместилось на одном листке.
Гонцы из Гильдии, как всегда, были исполнительны и аккуратны. Почтеннейшая Моана ничего другого от них и не ожидала.
Отчёт от Сарата был ничуть не толще предыдущего. По привычке, обретённой ещё в университетские времена, госпожа академик сначала бегло просмотрела содержание. Потом тот же отчёт был прочитан уже внимательнейшим образом и с пером в руке. А потом глава аналитической службы отошла от канона, сняв с полки предыдущие отчёты. Бумажная колонна получилась высотой чуть ли не с бочонок.
Моана принялась листать бумаги, перенося то отдельные фразы, то целые параграфы на лист бумаги. Ещё потом она мысленно стала прокручивать в уме те факты, что удалось выловить. На этот раз подозрения обратились в уверенность. И любящая жена немедленно начертала письмо любимому супругу с нежной просьбой прибыть в Хорум, дескать, она сама, а также дети без него скучают.
Потом настала очередь второго пакета. Вот он был намного объёмнее первого. Обширный материал черновика (или даже заготовки) докторской диссертации госпожа академик проглядела весьма бегло. Исключением оказалась лишь последняя стопка бумаг, где описывалось преинтересное пулевое ранение в голову с повреждением головного мозга. Этот материал был изучен с одобрительным хмыканием.
Гораздо более пристального внимания было удостоено сугубо личное письмо ученицы. Мало того, что оно было прочитано дважды. Глава аналитической службы Академии задумалась над ним, будто оно было важным донесением разведки. И даже больше того: на это вроде личное послание был тут же написан ответ с тщательным обдумыванием текста.
По сигналу медного гонга в кабинете появилась секретарь. Надо заметить, внешность этой достойной девы вводила в заблуждение: светлые волосы ниже плеч, пухлые губки бантиком, фигура с излишествами спереди и голубые коровьи глаза без малейшего признака интеллекта. В результате рядовые посетители думали, что сия девица являет собой дуру из дур. Умные посетители полагали, что Моана не стала бы держать при себе совсем уж безнадёжную разумом, так что этот экземпляр не должен быть полностью и непроходимо глуп. И лишь единицы знали (иногда из горького опыта), насколько холодным, цепким и беспощадно-острым умом обладала эта «корова».
– Селена, вот письма. Отправишь через Гильдию гонцов. – Моана протянула два сложенных листка. – Оба срочные.
Семаков внимательно выслушал разведдонесение. Для него ничего нового в нём не содержалось. Конечно, эскадра с броненосцами отклонилась от наикратчайшего пути. И тут-то российский офицер совершил ошибку.
Как и многие до него, Семаков переоценил собственную крутость. Он предположил, что эскадра опасается его двух кораблей – резонно! – и как раз по этой причине не идёт на Севастополь кратчайшим путём. Основания для такого вывода имелись: скоростные характеристики новых российских кораблей были примерно известны. Любой грамотный тактик подумал бы, что наилучший способ свести к минимуму этот перевес – дать сражение в условиях тесной бухты. А до этого с двумя кусачими русскими кораблями лучше не встречаться вообще.
По долгом размышлении капитан второго ранга решил изловить неприятельскую эскадру в пятидесяти милях к югу от Севастополя, не больше. Никаких проблем с манёврами, не стоит даже думать о мелях и рифах, зато есть все основания ожидать более-менее постоянного ветра, а скорость даже менее резвого «Херсонеса» вполне позволит зайти с наветренной стороны и получить тем самым решающее преимущество над парусниками. Осталось лишь вынести этот план на суд старших офицеров.
– Свезло ж тебе, Фролка.
Неболтай-младший постарался скрыть вполне законное удивление. Попытка кончилась неудачей. Дядька Тихон это заметил и не посчитал за труд дать разъяснения. Они оказались вполне материальными.
– Глянь-ко. – На ладони хорунжего лежала медная подвеска на ремешке с несколькими вправленными в неё странными кусками золота: гранёными, а не округлыми. Неболтай (в который раз) проявил проницательность: – Ты не думай, это не золото, хотя и блестит. Энергический щит – вот как Тифор Ахмедыч назвал эту штуковину. Тебе только и дела, что надеть поверх нательной рубахи. И это вот самое защитит тебя от много чего. Рыжий говорил, что пулю от ихней винтовки или твоей скорострелки отвести может.