– Так ведь у англичан с французами, о турках уж не говорю, таких винтовок и вовсе нету.
– Даже штуцерную пулю может удержать, но только ежели стреляют издалека. С тысячи шагов, примерно сказать. А от летящих щепок так запросто.
– Дядь Тихон, откуда там щепки, корабль-то чисто железный как есть, – осмелился противоречить племянник.
Хорунжий позволил себе снисходительность:
– Ты, малой, не моряцкого занятия, вот и не знаешь. Палубный настил, он дощатый, видал ведь?
– А, ну да, оно, конечно, как есть…
– И не только щепки, заметь. Бомбический осколок, если не очень велик, тоже отразит.
На физиономии молодого ясно выразился глубокий скепсис о возможности поражения осколком. Разумеется, старший не упустил возможности поделиться мудростью и рассказал о том, как морского унтера как раз осколок в самое сердце поразил.
– …Но по счастью была на корабле Марья Захаровна, она-то его собственными ручками у костлявой вырвала.
Рассказ произвёл настолько сильное впечатление, что казачок от избытка чувств ляпнул, рискуя заработать родственный подзатыльник:
– Дядя Тихон, а правду говорят, что Марь Захарна ведьма?
Ответный взгляд был грозным. Фрол мельком подумал, что подзатыльник, возможно, был бы лучшим исходом.
– За языком следи, племянничек. А то не погляжу на родную кровь… Она, чтоб ты знал, в Михайловскую заходила, с отцом Александром беседовала. И ещё: когда адмирала лечила, то настояла, чтоб над ним вслух читали святое Евангелие. И помогло ведь. Ну, правда, она и сама поработала. Вот какие доктора бывают. Так что само слово «ведьма» забудь, когда о ней говоришь. Всё понятно?
Казачку, конечно, было всё до мелочи понятно. И, не теряя времени, он нацепил подвеску.
Капитан первого ранга командир отряда пароходофрегатов Григорий Иванович Бутаков был доброжелателен, но въедливости в нём ничуть не убавилось.
– Ваш план, Владимир Николаевич, в деталях проработан. И всё же… с чего вы решили, что сия броненосная эскадра к Севастополю направляется?
– Никак иначе не выходит, Григорий Иванович. Более значимых целей на Чёрном море у неё быть не может. Судите сами. Даже «Херсонес» с его новыми движками уйдёт от этих корыт без труда, с его-то семнадцатью узлами. О «Морском драконе» даже не упоминаю. Обстрел Феодосии или, скажем, Керчи вполне возможен, признаю, но ведь в военном отношении он почти лишён смысла. О победе на суше в этих портах и речи быть не может без солидной подготовки и армейской поддержки. То же и в других местах. А вот прорыв в Камышовую или Стрелецкую бухту в условиях нечувствительности к нашему артиллерийскому огню – это да, возможное дело, и артиллерийская поддержка в атаках на укрепления, сами понимаете, осуществима.
– Ну да, вы полагаете, что взятие Севастополя есть первейшая цель для наших недругов. – Скепсис в голосе Бутакова был учтив, но очень заметен.
– Виноват, Григорий Иванович, но, ей-же-ей, ничто иное в голову нейдёт.
– Возможно, вы правы, Владимир Николаевич, однако… если всё же цель окажется другой… насколько вы готовы к бою и походу?
Семаков постарался не показать обиду.
– Полностью готовы, Григорий Иванович. Боеприпасами, право слово, весь трюм аж до люков забили. Мои все исповедовались и причастились. Могу то же сказать о готовности «Херсонеса» и его команды.
– Да, я Иван Григорьича знаю хорошо. Он умеет готовиться… Что, если в помощь придать ещё два пароходофрегата? У «Крыма» и «Одессы» по десяти орудий на борту. Команды прямо рвутся в бой.
– Всё так, да они больше одиннадцати узлов не дадут, а мои… сами знаете. Хотя… на добивание повреждённых… если они готовы к бою и походу, то по сигналу пусть выходят вслед за нами.
– Владимир Николаевич, не то имелось в виду. Я не ставлю под вопрос компетентность вашей разведки, но ведь люди есть люди, они могут чистосердечно ошибаться…
Семакову стоило некоторых усилий удержаться от улыбки при слове «люди».
– …И я подумал, что эти два корабля могут быть полезны в качестве разведчиков. Уж на это их скорости достанет.
Капитан второго ранга чуть подумал.
– Я бы не возразил. Но, воля ваша, опасаюсь оставлять без надлежащего артиллерийского обеспечения Севастопольскую бухту. Если только союзники выведут корабли из Балаклавской бухты…
Усы Бутакова приподняла ухмылка человека, понимающего положение дел.
– А вот об этом можете не беспокоиться. Наши соглядатаи установили: на них недостаточно экипажа для полноценного боя. Всё, что только можно, забрано в пользу армии. Так что на «Крым» и «Одессу» можно возложить разведку, а при случае и поддержку ваших кораблей.
Семаков не стал излагать вслух весьма вескую причину отказаться от такой помощи. Он сильно опасался, что если те ввяжутся в бой, то придётся их выручать, а не атаковать броненосцы, которые он полагал своей главной целью. Но Бутаков, похоже, понял невысказанное. Командир «Морского дракона» произнёс с известной долей осторожности: – Пусть так, но командовать надо мне. Наши с Иван Григорьичем корабли – основная сила.
– Отнюдь не возражаю. О, вот что хотел спросить. Возможна ль переделка ещё одного пароходофрегата по образцу «Херсонеса»? Хотя бы добавить ходу?
– Осмелюсь предположить, это лишь вопрос денег, а также времени, каковое уйдёт на саму переделку, а также на обучение команд и в особенности господ офицеров. Но за оставшееся время вряд ли успеем. Судите сами…
В очередной посылке через портал был несколько неожиданный предмет: небольшая деревянная коробочка, перевязанная бечёвкой. Имя адресата было указано непосредственно на посылке – это был лейтенант Малах.
В тот момент предметы из другого мира получал лично капитан второго ранга Семаков. Он решил исходя из величины посылки, что в ней заключено нечто весьма ценное, ибо бумаги обычно пересылались стопкой; впрочем, иногда их помещали в кожаный футляр. И потому утром следующего дня Семаков постучал в дверь дома, где жили иноземцы.
Поздоровавшись и вручив коробочку, моряк из деликатности сделал вид, что содержимое посылки его вовсе не интересует. Малах же развязал бечёвку, достал из коробочки небольшой лист бумаги и быстро его прочитал.
– А ведь это не только мне, Владимир Николаевич. Тут без помощи от вас и ваших людей мы не обойдёмся.
– Какой именно помощи? – светски улыбнулся гость.
Адресат достал остальное содержимое коробочки.
– Это рубин, а это сапфир, – пояснил он хладнокровно. – Нас просят оценить их стоимость здесь. И возможно, продать.
По непросвещённому мнению Семакова, драгоценные камни выглядели чудовищно огромными. Их стоимость он представлял очень приблизительно, но был твёрдо уверен, что тут разговор может идти о тысячах рублей, а то и о десятках тысяч.
– Так вы хотите, чтобы я был посредником при продаже? Уверяю вас, идея не из лучших.
– Не вполне так, Владимир Николаевич, – понимающе улыбнулся Малах. – Разговор о немедленной продаже не идёт. Сначала нужно обговорить условия с покупателем. Кстати, не обязательно речь пойдёт о продаже. Возможен обмен на алмаз, предпочтительно не прошедший огранку. Мы просили бы подключить к этому делу князя Мешкова. И с нашей стороны в переговорах будет принимать участие Тифор Ахмедович.
Возражений не последовало.
К этому моменту Семаков полностью обрёл ясность мыслей и способность планировать.
– Обязан известить вас, Малах Надирович, что и я, и Михаил Григорьевич своим временем не полностью распоряжаемся. Возможно, завтра мы будем заняты.
Это было чем-то больше простого намёка, но собеседник притворился непонимающим:
– Ничего не значит, Владимир Николаевич. Если князь соизволит, то присоединится немедленно, и вы втроем с Тифор Ахмедовичем направитесь на… кхм… предварительные переговоры.
– Тогда я напишу ему записку.
Предчувствия иноземного лейтенанта полностью оправдались. Уже через двадцать минут Мешков прибыл. И российские моряки в сопровождении Тифора отправились в ювелирную лавку.
Ювелир почтительно приветствовал столь знатных посетителей, внимательно выслушал суть коммерческого предложения и, разумеется, пожелал взглянуть на камни. Зрелище заставило его сильно перемениться в лице. Некоторое время глаза Моисея Соломоновича бегали от драгоценного содержимого коробочки к посетителям и обратно. Потом ювелир взял себя в руки и принялся изучать камни с помощью всё той же лупы в потёртой бронзовой оправе. Наконец он поднял голову.
– Господа, я не смогу купить у вас сии камни, – последовало твёрдое заявление. – Они настолько дороги, что у меня не хватит денег. Более скажу: не уверен, что мне дадут кредит на нужную сумму. Осмелюсь предположить, что данная покупка по средствам лишь самым крупным торговым домам. Они смогут уплатить вам и двадцать тысяч за эти два камня. Конечно, моя оценка самая приблизительная. Да вот, например, в Киеве есть представительство дома Фаберже. Однако… – Пауза. Посетители лавки сохранили стоически невозмутимый вид. Однако почему-то рыжий Тифор Ахмедович кивнул. – Среди местных негоциантов ходят разговоры, что война скоро закончится. Из Крыма станет вполне возможно уехать без риска. И тогда вы, господа, сможете лично побывать в Киеве и… э-э-э… уладить дело. Со своей стороны, могу содействовать рекомендательным письмом.
Штатский посетитель ещё раз кивнул.
Заговорил князь Мешков:
– Мы понимаем твои затруднения, Моисей. Надеюсь, через некоторое время вернёмся к этому разговору.
Посетители распрощались, забрали коробочку и вышли. Уже на улице Тифор индифферентно заметил:
– Он не лгал.
Приглашение на личную встречу, принесённое порученцем Сарата, несколько удивило доктора Бироса. Упущений он за собой не знал, производство и исследовательские работы шли по плану. А на совещаниях у высокопочтенного все новости можно было узнать и без особого разговора. Это недоумение так и не рассеялось вплоть до появления алхимика в кабинете Сарата.
Тот по всем правилам приветствовал коллегу, предложил быть «без лент» (что соответствовало русскому «без чинов»), после чего последовало несколько неожиданное: