— А вот эта веточка с «шариками» и есть личжи, которые растут на юге Китая. Я их очень люблю,— сказала Цзян Цин.— Кушайте, угощайтесь, я думаю, они вам понравятся, у них очень нежная мякоть.
По мере того, как укреплялось здоровье Цзян Цин, она выражала желание побывать на промышленных предприятиях (мы посетили с ней, например, завод сельхозмашин в Люберцах), интересовалась положением дел в советских колхозах. И, конечно же, время от времени посещала Большой театр, однажды попросила организовать ей встречу с Сергеем Лемешевым, и эта встреча состоялась. Во МХАТе Цзян Цин по её просьбе встретилась и беседовала с Аллой Тарасовой (в то время одна из самых популярных актрис и директор театра) и группой ведущих артистов этого театра, побывала на Мосфильме.
Увлекалась Цзян Цин цветной фотографией. В то время она в Москве ещё не так широко была распространена.
В связи с этим запомнился один неприятный для меня эпизод. У Цзян Цин кончились две цветных фотоплёнки, на которых была главным образом сфотографирована она, а также лица, постоянно находившиеся с ней в санатории «Барвиха» и в особняке в Заречье. В очередной мой приезд Цзян Цин попросила меня проявить плёнки и отпечатать фотографии. Разумеется, я обещала выполнить просьбу.
Наведя справки, где в Москве можно проявить цветные фотоплёнки, я отправилась на одну из кинофабрик, где благополучно и сдала их, получив квитанции. Однако, вернувшись к вечеру домой, почувствовала беспокойство, затем тревогу, а к ночи уже потеряла сон и покой, поняв, что сделала что-то не то. Ведь Цзян Цин находилась в Москве нелегально.
На следующее утро в 9 часов (в то время рабочий день в аппарате ЦК начинался в 11 часов утра и длился до поздней ночи) я уже сидела в приёмной зам. заведующего отделом Александра Леонидовича Орлова (позже зам. министра иностранных дел СССР). К 10 часам стала волноваться: вдруг у Александра Леонидовича с утра другие планы, и он не сразу поедет в Отдел? Пошла к дежурному и попросила номер домашнего телефона Орлова. Извинившись за звонок, сказала, что мне необходимо переговорить с ним как можно скорее. Приехав в Отдел, А. Л. Орлов внимательно выслушал меня, затем сказал, чтобы я была на месте: через полчаса-час он меня вызовет.
И вот я снова в его кабинете. На столе лежит объективка на запрошенного им человека с той кинофабрики. Не предложив мне даже сесть, Александр Леонидович круто, я бы сказала по-мужицки, «высказался». Но я сделала вид, что и не слышала этого «междометия».
— Ты только посмотри, на этом человеке ведь пробы негде ставить, он побывал чуть ли не во всех странах света, и везде с «хвостами»,— взволнованно говорил он.
Орлов вызвал машину, и мы вместе поехали на кинофабрику. Посидев для вида в салоне и полистав альбомы, Александр Леонидович сказал секретарю, что ему нужно пройти к директору. Значок депутата Верховного Совета СССР избавлял его от излишних вопросов со стороны секретаря. Директору он сказал, что вчера «племянница» сдала фотоплёнки, но обстоятельства изменились и мы не можем их ждать, поскольку вечером улетаем из Москвы. Без всяких разговоров нам вернули эти злосчастные плёнки… А всё необходимое потом было сделано в фотолаборатории на Старой площади.
Позже, из литературы, я узнала, что Цзян Цин была своенравна и взбалмошна. Тогда в Москве она, видно, не давала воли своим страстям. Но что она была человеком резко меняющегося настроения, это для меня было ясно.
Вспоминаются некоторые эпизоды, свидетельствующие об этом. Цзян Цин сказала, что она хотела бы сшить летнее платье из лёгкого шёлка цвета юэлян («лунный свет»). Выполнить это пожелание не было труда. На Кутузовском проспекте функционировала пошивочная мастерская, обслуживавшая сотрудников аппарата ЦК КПСС. В тот же день я заехала туда и договорилась с рекомендованной мне закройщицей приехать и снять мерку с заказчицы. Всё своевременно было сделано. Через пару дней приезжаю к Цзян Цин в больницу на Грановского. В вестибюле я увидела Машеньку, закройщицу из пошивочного ателье, всю зарёванную. На мой вопрос, что случилось, она сказала: «Да как же тут не заплачешь! Я ей (Цзян Цин) всю ночь готовила платья к примерке, а она не хочет примерять их!» Не знаю, что было причиной дурного расположения духа Цзян Цин. Но интересно, что, когда я зашла к ней в отсек и провела в её обществе около часа, она даже не упомянула об этом «инциденте» и лишь сказала, что неважно сегодня чувствует себя. А Машу пришлось пригласить с примеркой лишь через несколько дней. Такого рода неожиданные поступки Цзян Цин проявлялись и в Крыму, о чём речь пойдёт ниже.
Врачи порекомендовали Цзян Цин для закрепления результатов лечения и укрепления здоровья поехать в Крым. Там теперь начинается «бархатный сезон» — самое прекрасное время для отдыха, сказала врач. Она согласилась.
Руководство Отдела ЦК откомандировало меня сопровождать Цзян Цин в дороге и оставаться с ней на всё время её пребывания в Крыму. Кроме нас всё время находились с ней Линь Ли и два офицера из охраны, к которым Цзян Цин уже привыкла в Москве. Для поездки до Симферополя Цзян Цин был предоставлен личный вагон И. В. Сталина. В нём был рабочий кабинет, спальня, столовая, гостиная, несколько купе и кухня. Главной примечательной чертой этого вагона было то, что он шёл совершенно плавно, без толчков вниз-вверх. Как мне объяснили, это было потому, что вагон прочно стоял на тяжёлом днище и поэтому был постоянно устойчив.
Из Симферополя мы приехали в Кореиз на машинах. Цзян Цин и её «команде» был предоставлен первый этаж бывшего дворца князя Юсупова, а в то время это была государственная дача. Этот дворец, исполненный в прекрасном архитектурном решении, расположен на возвышенной части Кореиза, откуда открывался вид на море. Вокруг дворца большая территория. Это превосходный парк с благоухающими магнолиями, раскидистыми платанами, плантацией виноградников, образующих галереи с висящими кистями плодов, редкими растениями, ухоженными полосами и клумбами цветов и т. п. Цзян Цин занимала помещения правого крыла, где была большая спальня, кабинет и необходимые другие помещения. Отдельная комната была у Линь Ли. Меня ещё в Москве предупреждали, что мне будет отведена комната в левом крыле, в которой установлен аппарат прямой связи с Москвой — ВЧ связи. В. Г. Григорьян строго-настрого наказал мне постоянно звонить в Отдел по поводу любых ситуаций, которые я сама не смогу разрешить на месте, и, конечно, регулярно сообщать о самочувствии и настроении Цзян Цин. «Звоните в любое время, не стесняйтесь»,— завершил он свои наставления, что лишний раз напоминало, какое внимание советское руководство уделяло жене Мао Цзэдуна. На первом этаже расположены также большой зал — столовая, бильярдная, библиотека и необходимые службы.
У Цзян Цин начался курортный отдых. Она с удовольствием гуляла по парку, иногда выходила погулять и бессонной ночью в сопровождении одного из офицеров охраны, стала заходить в бильярдную погонять шары. Мне пришлось тренироваться в свободное время, чтобы составить хоть какую-то компанию Цзян Цин в этой игре. К счастью, дней через 10 приехал туда же генерал Свобода с женой Ирэной Свободовой и адъютантом, которые расположились на втором этаже дворца. Генерал Свобода оказался также любителем игры в бильярд, и они с Цзян Цин иногда «состязались» по часу-полтора.
Цзян Цин в Крыму нравилось всё. У меня же иногда возникали трудности с исполнением некоторых неожиданных её пожеланий, и я вынуждена была звонить руководству Отдела, запрашивая, как разрешить тот или иной вопрос. Так однажды Цзян Цин спросила, нет ли здесь где поблизости лошадей, чтобы поездить по горным дорогам Крыма. Пожелание это для исполнения не из простых. Я позвонила в Отдел, спросила, что будем делать. Мне ответили: «Позвоните, примерно через час». Звоню. Ответ такой: В Крыму есть широко известный конезавод. Вам там выделят две лошади. О дне доставки договоримся. Сказала об этом Цзян Цин. Она очень обрадовалась. Когда же начались переговоры с конезаводом, Цзян Цин передумала и отказалась от этой затеи.
А вот ещё эпизод. Когда Цзян Цин направлялась с Крым, имелось в виду, что она там пробудет примерно полтора месяца. Но не прошло и половины срока, как она сказала мне, что хочет вернуться в Москву. О причинах ничего не было упомянуто, а я не стала спрашивать. Цзян Цин ехала до Симферополя в специальном вагоне Сталина. Поэтому я понимала, что так вдруг организовать отъезд Цзян Цин тем же вагоном будет непросто. Звоню в Москву зам. заведующего отделом В. В. Мошетову и сообщаю эту новость. Сказала, что могу немного повременить с ответом Цзян Цин и посмотреть, что будет в ближайшие день-два. Так и решили. Но он просил позвонить через полчаса. Когда позвонила, Мошетов сказал, что вагон находится далеко от Москвы и организовать отъезд Цзян Цин в ближайшие дни невозможно. Вечером следующего дня Цзян Цин за ужином вдруг заявила, что она, пожалуй, останется здесь ещё недельки на две-три.
Цзян Цин всегда жаловалась на бессонницу. Говорила, что это результат переутомления в яньаньский период гражданской войны, неустройства быта, верховых длительных переездов в горной местности, после того как коммунисты вынуждены были оставить Яньань в марте 1947 г. Снотворные средства, по её словам, не действовали. Поэтому, отдыхая в Крыму, она попросила, чтобы в спальне на ночь ей оставляли коньяк, поскольку рюмка коньяка перед сном порой помогала ей уснуть.
Однажды я испытала шоковое состояние. Возвращаясь из Ялты, которую она хотела посетить, Цзян Цин поинтересовалась, местный ли житель шофёр (помнится, его звали Пётр). Я перевела этот вопрос, обращаясь к нему. Шофёр ответил, что местный. У Цзян Цин больше к нему не было вопросов. Вдруг он через пару минут добавил: «У меня на квартире есть белка». Цзян Цин тут же поинтересовалась, что он ещё сказал. Как по-китайски белка, я не могла вспомнить. А Линь Ли ехала в то время в другой машине. Но у меня при себе всегда был блокнот и ручка, и я попробовала изобразить на бума