К столетию Мюриэл Спарк
Владимир СкороденкоМюриэл Спарк: вымышленная вселенная
В классики Мюриэл Спарк (1918–2006) была зачислена литературной критикой еще при жизни. С первого же романа «Утешители» (1957) ее книги вызывали споры и разнобой мнений, и если не всегда воспринимались с восторгом, то неизменно с должным признанием талантов их автора. Романы Спарк охотно читали — и, судя по регулярным допечаткам в популярных недорогих изданиях, читают по сей день. Знакомство с ее произведениями предусмотрено программами средней и высшей школы, она лауреат литературных премий, удостоена почетных званий и наград ряда университетов в Британии и за ее пределами. Спарк состояла в Королевском литературном общества с 1963 года, в 1967-м была награждена орденом Британской империи и в 1993-м возведена в рыцарское достоинство.
Писательница родилась в семье инженера Камберга, окончила школу для девочек в Эдинбурге. Выйдя замуж за учителя Сиднея Спарка, она взяла фамилию мужа и уехала с ним в Родезию (1937), но вскоре они развелись. В самом начале 1944 года Спарк вернулась в Англию и до конца войны служила в отделе контрпропаганды военной разведки Министерства иностранных дел. После войны работала для издательств и журналов, была главным редактором «Поэтического обозрения» (1947–1948). Воспитанная в пресвитерианском вероисповедании, Спарк в 1954 году обратилась в католичество, что определило характер ее дальнейшего творчества. С 1963 года она жила в Нью-Йорке, а в 1967 году обосновалась в Италии. Она умерла во Флоренции и была предана земле в городке Чивителла-делла-Кьяно, где прожила последние тридцать девять лет.
Она писала стихи всю жизнь, начиная с девяти лет, считала себя поэтом и была права. Она изучала творчество английских писательниц XIX века и поэта-современника Джона Мейсфилда, опубликовала о них книги, чем снискала реноме серьезного литературоведа, что тоже справедливо. Но к ее столетию четко установилось — прежде всего и в первую очередь, она прозаик, мастер повествования, создававший собственные художественные миры. Ее первая проза, рассказ «Серафим и Замбези» (1951) и зловещая, с элементами гротеска, притча «Птичка-„уходи“» (опубликована в одноименном сборнике, 1958), основана на опыте ее жизни в Родезии.
Своеобразие прозы Спарк заявило о себе с ее первого романа «Утешители» (1957), в котором фантастика и эксцентриада производят некий «сдвиг» изображения в сторону абсурда, что становится сатирическим комментарием к изображаемому. Отсутствие личной жизни у религиозной шантажистки Джорджины Хогг демонстрируется буквально: засыпая, она исчезает, а вновь материализуется, лишь проснувшись. Героиня романа Каролина Роуз, пережившая нервный срыв, слышит голос, диктующий ее мысли на пишущую машинку, слышит стук самой машинки и решает, что это работает писатель, в чьем замысле фигурирует ее судьба. Она чувствует себя внутри и одновременно вне текста, пока не решает сама написать роман, персонажем которого ее заставили быть, изменив ход его действия по своему желанию. Трудно поверить, что этот образец постмодернистской прозы был опубликован в 50-е годы прошлого века.
В начале пути Спарк поддержали английские писатели-католики Ивлин Во и Грэм Грин, но, скорее всего, не как единоверца, а как многообещающего молодого автора. Все трое, нужно заметить, не любили распространяться о своей вере, воспринимая ее как исключительно внутреннюю интимную данность. Грин поправлял критиков: он не католический писатель, а пишущий католик. Alter ego Спарк, начинающая писательница — героиня романа «Умышленная задержка» (1981), утверждает: «У меня было мое искусство, чтобы им заниматься, жизнь, чтобы жить ею, и вполне достаточно веры; а для всяких сообществ и индульгенций, постов, праздников и обрядов у меня просто не было ни времени, ни предрасположенности». Но вера действительно изменила ее взгляд на мир.
В вымышленной вселенной Спарк все соотнесено с точкой отсчета — четырьмя последними достоверностями, как они изложены в католическом «Начальном катехизисе» и приведены в эпиграфе к роману «Memento mori» (1959): «Смерть, Страшный суд, Ад и Рай». Истины эти по определению предполагают бессмертие души и свободу выбора между добром и злом. Поэтому в книгах Спарк сополагаются и противопоставляются два образа жизни и системы поведения: в согласии с этими истинами, не обязательно осознанно религиозном, чаще житейски-интуитивном, — и существование даже не в опровержении этих истин, а так, словно их не было и нет. Из этого возникают ее гротески: правда оказывается причудливее вымысла, а бездуховная реальность, питающая смертные грехи убийства, гордыни, любострастия, зависти и иные, сплошь и рядом оборачивается абсурдом. Причем абсурд этот не хаотичен — он упорядочен, системен, логичен, хотя и не обязательно отвечает знаменитой парадоксальной формуле Марка Твена: «Правда удивительнее вымысла, потому что вымысел обязан держаться в рамках правдоподобия, а правда — нет».
История XX века подтверждает убеждение Спарк в том, что лишить человека свободы воли, то есть выбора между спасением и проклятием, — грех едва ли не страшней человекоубийства. К теме манипулирования людьми и их сознанием она возвращалась с завидным постоянством, рисуя выразительные образы «манипуляторов» — личностей ущербных, отталкивающих, но наделенных определенной демонической силой. Оно, манипулирование, как и убийство, воплощает в глазах писательницы конечную форму растления души и приобретает под ее пером характер злой и беспощадной социальной сатиры, критики нравов, политических и идеологических систем и их практик, например, фашизма («Мисс Джин Броди в расцвете лет», 1961) или бесстыжей политической коррупции («Аббатиса Круская», 1974). Быть может, поэтому советские цензоры не очень придирались к Спарк, несмотря на жутковатый оттенок ее фантасмагорий.
На русский язык переведены почти все рассказы Спарк, биографии Мэри Шелли, автора «Франкенштейна», и Эмили Бронте и 14 романов из 22 — все 22, исключая «Мандельбаумские ворота» (1965), невелики по объему. Хотелось бы думать, что переведены все значительные и знаковые ее книги, но со Спарк, как со многими классиками, все не так просто. Абсолютная и сравнительная оценка тех или иных ее произведений менялась и при ее жизни, и после смерти. Например, давно и необратимо признанный лучшей книгой Спарк роман «Мисс Джин Броди в расцвете лет» был при своем появлении довольно прохладно аттестован видным критиком, а впоследствии весьма успешным романистом Дэвидом Лоджем. Поэтому лучше сказать осторожно: и среди непереведенных романов Спарк — помимо «Мандельбаумских ворот», этого масштабного и проницательного художественного исследования проблем веры, искупления, расовой и национальной нетерпимости на Синае, — остаются более чем достойные произведения. Одну из таких лакун восполняет публикуемый в номере перевод повести «Теплица над Ист-Ривер» (1973). Каждый читатель, естественно, по-своему истолкует этот сложный текст и сюжет, способный привести на память строку Анны Ахматовой — «посмертное блуждание души».
В этот юбилейный «Литературный гид» включены также стихотворения Мюриэл Спарк, впервые представляющие ее в России как поэта. Мария Фаликман вводит нас в мир ее зрелой поэзии, сдержанной в эмоциях и «поэтизмах», но напряженной в мысли и чувстве. Поистине конспект прозы Спарк: «Судьба, беседа, колокольный звон». Стоит обратить внимание и на перевод тем же мастером трех поэтических фрагментов Спарк в рецензии Ф. Кермоуда на полное собрание ее стихотворений. Подборка рецензий — все они опубликованы при Жизни Спарк и принадлежат отнюдь не второстепенным мастерам английской словесности — призвана помочь составить объемный творческий портрет писательницы. Дополнительные штрихи в него вносят ее восхитительно мудрое и ехидное выступление на церемонии вручения премии за утверждение нравственных ценностей с риторическим вопросом и тут же ответом на этот вопрос: «Что может быть лучше в борьбе с глупостью, вульгарностью, жестокостью и грубостью, чем осмеяние и сатира? Осмеяние — мощное и действенное оружие. В современном мире его следует изучать как выразительное средство честной литературы». И эссе о непарадной, вне сезона и потока туристов, Венеции. Зимней. Запущенной. Неотразимой. Какой любил ее Иосиф Бродский.
Притом что Спарк уже состоявшийся классик, какие-то вопросы о ее творчестве и смыслах ею рассказанного так и останутся без ответа. Разнобой в понимании этого смысла никуда не денется. При этом ее изображение в полный рост по-прежнему будет радовать посетителей Национальной портретной галереи Шотландии, а в Эдинбурге будут все так же показывать женскую школу Гиллеспи, в которую девочкой ходила Спарк и с которой списала другую школу — ту, где пестовала избранных мисс Джин Броди. И миссис Спарк будет не без юмора взирать на это. Сказано же в Библии — по вере каждого. Так что она-то уж точно будет взирать.
Сомнений и неясностей здесь почему-то не возникает.
Теплица над Ист-РиверМюриэл СпаркПовестьПеревод В. Скороденко
Если б и вправду все было хорошо, что хорошо кончается. Если б и вправду.
Она топает правой ногой.
Говорит: — Теперь другую. — И садится, чтобы продавец мог приподнять ее левую ногу и аккуратно вставить во вторую туфлю.
— Сидят как влитые, — почтительно говорит продавец, правильно и старательно выговаривая слова, как делают иностранцы.
Теперь она встает и делает несколько шагов к зеркалу, разглядывая, пока идет, туфли, а затем, повернувшись вполоборота, отражение ноги. В жарком Нью-Йорке — жаркий-жаркий июльский день. Потом она разглядывает каблук.
Она смотрит на другие туфли. Три стоят у стула, каждая — у своей открытой коробки, поношенная пара валяется рядом. Наконец она переводит взгляд на продавца.
Его взгляд прикован к туфлям.
И вот снова вечер, в комнате ее муж.