Мысли Поля забегают вперед, но уши чутко прислушиваются в ожидании звонка. Она должна прибыть около восьми вечера. Я дождусь, когда номер ее рейса появится на табло, встану у выхода в зале прибытия и буду наблюдать, как она в своей меховой шубке будет суетиться во время досмотра, предъявлять, и объяснять, и с подозрительным усердием заискивать перед таможенниками. Поль одевается и идет готовить кофе.
Звук ключа во входной двери. Гарвен, думает он. Его и не было в спальне, вот почему там было тихо. В этот миг радио в спальне Гарвена разражается сводкой утренних новостей. Значит, шаги в прихожей принадлежат злоумышленнику. Рано или поздно это должно было случиться, думает Поль. Со всеми другими случалось же. Он слышит звук шагов в коридоре, слышит голос Эльзы из дверей ее спальни. — Поль, — говорит она, — сейчас привратник принесет мои чемоданы, впусти его.
— Ты почему не позвонила? — говорит Поль, выбегая из кухни. Он целует ее и кричит: — Ах ты стерва, я всю ночь прождал, чтобы узнать номер рейса.
— Ты не ложился? — говорит она.
— Ну, вообще-то ложился. Но ты сказала: «Я позвоню и сообщу номер рейса и время прибытия». Я бы тебя встретил.
— Да, — говорит она, бросая шубку на постель, и ее тень, несмотря на то что утреннее солнце освещает Эльзу спереди, повторяет это движение, на мгновенье повиснув у нее на руке, словно рукав-реглан. Пылинки танцуют на солнце, и ее тень по воле случая ложится на постель по касательной к сброшенной шубке. В дверь черного хода звонят, слышно, как Гарвен идет по коридору открывать, шлепая домашними тапочками. Эльза говорит: — В моей спальне нужно проветрить.
— Мы не ждали тебя, — говорит Поль. — Могла бы сообщить номер рейса.
— Ни за что, — говорит она. — Никогда. — Она распахивает дверцы платяного шкафа, готовясь развесить одежду. — Помнишь, как ты прошлый раз встречал меня в Кеннеди?
— Последний раз? — Он морщит лоб, напрягая память, в глазах его появляется отсутствующее выражение, вся энергия приливает ко лбу. Он хмурит лоб и взглядом просит ее помочь. — А что прошлый раз случилось? Только и делаю, что встречаю в аэропортах. Когда я был последний раз в Кеннеди?
— Первым делом выпью кофе, — говорит она. — Затем приму ванну и переоденусь. Я выспалась в самолете, так что пойду прогуляюсь.
— Куда? — говорит он. И задается вопросом, что такого особенного случилось, когда я последний раз встречал ее в аэропорту Кеннеди? — Куда прогуляешься? — спрашивает он, не трогаясь с места.
— До «Ван Клифа»[8], — говорит она.
— Зачем?
— Купить подарок.
— Кому?
— Самой себе, — говорит Эльза.
— А, — говорит Поль, — вот и прекрасно. Что же случилось, когда я последний раз встречал тебя в аэропорту?
— С того раза прошло несколько лет.
— Лет? Ты о чем говоришь? В прошлом октябре я встречал тебя в Провиденсе. В сентябре — в Сан-Хуане. Затем в июле…
— Нет, в Кеннеди ты вот уже несколько лет меня не встречал. Когда я последние годы бывала в Европе, как-то так получалось, что ты не мог меня встретить.
— Ну, — говорит он, роясь в памяти, пока она одну за другой извлекает на свет драгоценности, — ну может, ты и права. Не могу вспомнить, когда я последний раз встречал тебя в Кеннеди.
— Тогда, в шестидесятом, он еще назывался Айдлуайлд.
— Так давно? Не может быть. И что случилось?
— Ты прямиком отвез меня в больницу на Лонг-Айленде, и там меня заперли.
— Послушай, Эльза, — говорит он.
— Сказал, что везешь меня к Поппи Ксавериной, а привез совсем не туда.
— Эльза!
— И мы остановились у главного входа, и эти кошмарные типы в голубых халатах загнали меня внутрь.
— Хватит, Эльза, замолчи. Мы всего лишь хотели тебе помочь.
— Кто «мы»?
— Мы все, — говорит он вяло.
— Значит, ты один. Вот что значит «мы все».
— Ну, я пытался тебе помочь. Пьер это знает. Катерина тоже. Какой смысл снова к этому возвращаться?
— Такой, что я решила впредь не позволять тебе встречать меня в аэропорту Кеннеди. Я полетела в Париж и там наняла реактивный самолет. И вот я здесь.
— Я пытался тебе помочь. Я всегда пытаюсь тебе помочь, — кричит он.
— Тебе будет предъявлено обвинение в повышении голоса и оскорблении словом. Разве оскорбление словом не преступление? Уверена, что да. Во всяком случае, главное — я всей душой не хочу, чтобы ты мне помогал. Главное — я могу сама себе помочь, большое спасибо.
— Ты рехнулась, — говорит он спокойно.
Она улыбается и захлопывает футляр с драгоценностями.
Он говорит: — Наняла реактивный самолет. Ты нуждаешься в помощи.
— Помощь мне только мешает.
В дверь протискивается привратник с двумя чемоданами. Следом входит Гарвен.
На Гарвене купальный халат из махровой ткани в розовую полоску. Его седые волосы с желтоватым оттенком торчат в разные стороны наподобие нимба. Он не успел вставить контактные линзы и нацепил очки, которые странным образом меняют его внешность.
Эльза смеется. — Доброе утро, Гарвен, — говорит она. — Как вы тут поживали?
— Доброе утро. Как поживал? Да как обычно. Ждал вас и беспокоился. Зачем вы уехали вот так, никого не предупредив?
— Эта квартира начинает действовать вам на нервы, Гарвен? — Она поворачивается к привратнику: — Огромное вам спасибо. Мистер Хэзлет…
Поль достает бумажник и кончиками пальцев словно пинцетом извлекает банкноту.
— До свидания, спасибо, хозяйка, всегда к вашим услугам, — говорит привратник и уходит.
— Гарвен всего лишь хочет тебе помочь, — говорит Поль.
— Какое в высшей степени уязвимое заявление, — говорит Эльза. — Мне так и хочется помочь ему стилистически.
Поль говорит Гарвену: — Такое у нее настроение.
— Мы думали, что вы, возможно, прилетите ночным рейсом, — говорит Гарвен, ощупывая небритый подбородок.
— Я ждал твоего звонка, Эльза, — говорит Поль.
Она идет в гостиную, тень движется рядом, позади идут Поль и Гарвен. — Притворимся, что я бедна, — говорит она. — Бедна и безумна, не стою внимания.
— Вам принести кофе, Эльза? — говорит Гарвен.
— Да, пожалуйста, — говорит она, Гарвен в халате удаляется, шлепая тапочками, Поль садится, не спуская глаз с Эльзы.
Он говорит: — Сегодня вечером у Пьера премьера его спектакля. Он зарезервировал для нас места на тот случай, если мы успеем в театр. Я сказал, что сообщу ему, если ты появишься вовремя.
— Пусть считает, что я еще не прилетела.
— Нам бы следовало сходить на пьесу родного сына. Ее ждет успех.
— Чью пьесу? Мне казалось, «Питера Пэна» написал Дж. М. Барри.
— Да, но идея постановки принадлежит Пьеру. Все — старики. Очень оригинально, надо отдать ему должное.
— Я подумаю, — говорит она. — Посмотрю, как буду себя чувствовать после магазина.
— Выглядишь ты хорошо.
— Спасибо. Я на новой диете. Перезрелые помидоры. Очень омолаживает. — Она нажимает на кнопку вызова прислуги, откидывает голову назад и закрывает глаза. Немного спустя входит Гарвен с кофейным подносом. — Вы звонили? — говорит он.
Эльза открывает глаза.
— Для новой диеты мне нужны перезрелые помидоры.
— Пере-зрелые? Не просто зрелые?
— Мягкие. Бактерии в них оказывают омолаживающее действие.
— Эти швейцарские средства, — говорит Гарвен, — того… хм…
— Она нормально выглядит, — говорит Поль. — Моя жена выглядит хорошо.
— Где я куплю гнилые помидоры? — спрашивает Гарвен, уставившись на ее тень.
— Соедините меня с княгиней Ксавериной, — говорит Эльза. — У нее все что угодно найдется.
Эльза входит в гостиную. У Поля перехватывает дыхание. На ней огненно-яркое вечернее шелковое платье, расшитое по подолу и не запястьях блестящим черным бисером. В ожерелье и серьгах сияют бриллианты и рубины, на пальцах — сочетание тех же лучистых камней, на руке — браслет с бриллиантами. Она говорит «Добрый вечер» Полю (он переводит дыхание) и Гарвену (он ест ее глазами). Поль облачен в обычные черные брюки, зеленый вельветовый пиджак и черную водолазку. На Гарвене коричневый пиджак из твида, светло-бежевые брюки и рубашка в синюю и бежевую клетку с расстегнутым воротом, из которого выглядывает узел темно-синего небольшого шейного платка.
Говорит Поль. — Тебе нельзя выходить в таком виде, Эльза, — говорит он. — Тебя линчуют. Тебя ограбят. Ты хоть представляешь, где этот театр? В переулке за Хьюстон-стрит в стороне от центра.
— Это премьера, — говорит Эльза, — пьесы моего сына, написанной Дж. М. Барри.
— Эльза, — говорит Гарвен, — эта работа мне не по силам.
— Вы получаете больше как мой дворецкий, чем зарабатывали психоанализом, — говорит она. — Но если вам хочется прибавки, то я могу дать вам прибавку.
— Мне даже не хочется оставаться вашим психоаналитиком, — говорит Гарвен. — И дело не в деньгах, а в том, что вы по кусочкам отъедаете мою жизнь. Кусочек тут, кусочек там. Иногда по утрам, просыпаясь, я задаюсь вопросом, все ли я еще жив?
— Теперь вы знаете, каково это, — говорит Поль. — У меня вся жизнь такая.
Она смотрит в овальное зеркало в позолоченной раме, прикасается к каждой серьге и говорит: — Вы уходите из этого дома, не запятнав своей репутации. Вам не нравится мое, платье? Драгоценности я взяла напрокат в «Ван Клифе». Кстати, они настоящие. Просто не хотелось заниматься всей этой тягомотиной — идти в банк, договариваться об охраннике-сопровождающем, да и времени уже не оставалось. Я бы выпила водки с тоником. — Она садится. — В «Ван Клифе» клиентам обычно идут навстречу.
— Вы смотритесь как картинка из модного журнала. Зачем вам эта большая сумка из крокодиловой кожи?
— Это сумка Поппи. Я обещала ее возвратить. Позаимствовала месяц тому назад — относила своему сапожнику туфли, чтобы он скопировал фасон.
Звонят во входную дверь.
— Это Поппи, больше некому. Гарвен, откройте княгине дверь и принесите мне водки с тоником.
Звонок повторяется, на этот раз громче, и Гарвен, стряхнув полугипнотическое наваждение, отрывает взгляд от Эльзы, поворачивается и идет открывать.