Эй! Хворые любого общественного положения,
Прошу выслушать мои предостережения.
Не важно, что с вами и чем заболели,
Пьешь пилюли Бичема и встаешь с постели.
Их цена всем известна, за пачку — гинея.
От нервов, разлития желчи, и еще диареи.
От головокружения и сонливости, а также болей в пояснице —
Ничто с пилюлями Бичема не может сравниться.
Это проверено сотнями, что пользовали их опять и опять,
Так что никто не посмеет их обругать.
Услышь всяк и каждый мой правдивый глагол.
Так поэт вам глаголет, Макгонаголл[46].
Очень скоро стихотворец понял, что, как любому талантливому автору, ему необходим покровитель. Не размениваясь на мелочи, Макгонаголл написал прямиком королеве Виктории: послал Ее Величеству свои стихи и попросил оказать поддержку поэтическому гению. Получив вежливое благодарственное письмо из королевской канцелярии, Топаз преисполнился законной гордости. Если его поблагодарили за сборник стихов, так не порадовать ли королеву прочувствованной декламацией? И наш герой отправляется пешком через горы в замок Балморал. Свое балморалское путешествие Макгонаголл должным образом описал в «Автобиографии». «Ясным летним утром в месяце июле 1878 года» (в такой формулировке могло бы начинаться очередное стихотворение) поэт отправился в «Хайлендскую резиденцию Ее Всемилостивейшего Величества, королевы Великобритании и императрицы Индии». Путь был неблизким, — около 50 миль, — но в деревнях по пути перед нашим героем распахивались все двери, когда он называл себя известным поэтом и в качестве доказательства гордо демонстрировал «королевское письмо Ее Всемилостивейшего Величества, с королевской черной печатью, полученное за поэтические заслуги». Увы, в Балморал его предсказуемо не пустили. Поэт предъявил издание своих стихов, но и это ему не помогло. «Вы — не поэт Ее Величества; поэт Ее Величества — это лорд Теннисон!» — решительно заявил привратник, и был прав. Макгонаголлу пришлось уйти ни с чем. Впрочем, в том, что он является официальным поэтом города Данди и пользуется покровительством королевы, он нимало не разуверился.
Поэтические лавры богатства нашему поэту не принесли, пусть он и стал своеобразной знаменитостью в своем городе. Часто можно было видеть, как Макгонагалл бродит по Данди, собственноручно продавая свеженаписанные опусы, отпечатанные на отдельных листках на манер уличных баллад. А вечерами он радовал горожан художественной декламацией (неблагодарная аудитория забрасывала беднягу гнилыми овощами, но сам он списывал подобный прием на происки недоброжелателей, возмущенных антиалкогольной пропагандой). Выступал он и в окрестных деревнях и городах по приглашению местных литературных клубов, желающих поразвлечься. В 1880 году съездил в Лондон, надеясь сколотить там состояние, но ни один театр его не нанял, а декламировать стихи на улицах было ниже его достоинства. В 1887 году Макгонаголл попытал счастья в Нью-Йорке, уповая на то, что Америка по достоинству оценит великого трагика (тем паче что на протяжении всего рейса он «демонстрировал свои актерские таланты к вящему удовольствию пассажиров»). На таможне в ответ на вопрос о профессии «я, конечно же, сказал им, что я ткач; ведь, назовись я поэтом, меня бы не пропустили». Увы, ему так и не удалось получить ангажемента ни в театре, ни даже в мюзик-холле, и Макгонаголл опять возвратился в Данди. Теперь он выступал в местном цирке — перед аудиторией, загодя вооружившейся тухлыми яйцами и помидорами, причем получал 15 шиллингов за вечер. Наконец городские магистраты решительно запретили подобные представления (Макгонаголл разразился обличительными виршами, но власти остались неумолимы). В 1890 году друзья поэта вскладчину издали «Поэтические перлы, избранные произведения мистера Уильяма Макгонаголла»; было продано целых 200 экземпляров. Макгонаголл перебрался в Перт — где тоже не встретил понимания, зато стал объектом очередного розыгрыша. В Перте его настигла посылка, якобы от двора короля Тибо Бирманского: в посылке обнаружился маленький серебряный слоник и письмо, посвящающее поэта в рыцари бирманского ордена Белого слона. Топаз, понятное дело, принял шутку за чистую монету и до конца дней своих гордо именовался сэром Уильямом Топазом Макгонаголлом, кавалером ордена Белого слона. Из Перта он выезжал с представлениями в Глазго, Инвернесс и Эдинбург. А в 1895 году окончательно перебрался в столицу Шотландии, где стал культовой фигурой среди студентов: пусть над ним и потешались, зато гнилыми овощами не забрасывали. Сохранилось письмо от трех «восхищенных поклонников», с одой, сочиненной в честь мэтра (в лучших макгонаголлических традициях) и вопросами своему «кумиру», в духе: «Как Вы думаете, велики ли наши шансы отобрать у Теннисона титул поэта-лауреата?» и «Если мы надумаем отправиться в Балморал, какой путь Вы посоветуете?». Поэт успел почтить бессмертными строками смерть королевы Виктории и воспеть ее преемника Эдуарда VII — прежде чем скончался сам 29 сентября 1902 года. Похоронен Макгонаголл на эдинбургском кладбище Грейфраэрс. Могила его неизвестна, зато на кладбищенской стене есть мемориальная табличка — сюда приходят отдать дань поэту многочисленные поклонники его творчества.
Честь открытия Уильяма Топаза Макгонаголла русскоязычному читателю принадлежит Евгению Витковскому и сайту «Век перевода» — именно там в 2004 году появились первые переводы «поэтических перлов» — за авторством В. Ногина (его «Пилюли Бичема» стали, можно сказать, «первой ласточкой»), А. Петровой, М. Виноградовой, Дж. Катара и других. Коллективными усилиями была решена непростая задача: с помощью каких именно средств русского языка возможно не умалить, но, по возможности, усилить комический эффект. В частности, не без влияния Козьмы Пруткова, в ход пошли диссорифмы. На сайте «Век перевода» Макгонаголл впервые заговорил на русском языке — и породил множество подражаний.
В XX–XXI веках шотландскому барду суждено было зажить новой, несколько неожиданной, зато чрезвычайно событийной жизнью. В своих книгах о Гарри Поттере Джоан Роулинг обессмертила Макгонаголла в очередной раз, дав его фамилию Минерве Макгонагалл, профессору трансфигурации в Хогвартсе. В переводе цикла об Астериксе и Обеликсе на шотландский язык местный поэт и бард, чья музыка невыносима даже для односельчан, поименован Магонагликсом (Magonaglix) — в честь собрата из Данди. В цикле романов о Тиффани («Маленький свободный народ» и других) Т. Пратчетта фигурируют гоннаглы — барды из числа маленького воинственного народца Мак-Нак-Фиглей, «искусные в игре на музыкальных инструментах, пении, поэзии и слагании историй». Гоннаглы читали свои стихи прямо на поле боя для устрашения противника — с сокрушительным эффектом, сходным с выступлениями незабываемого Топаза в трактирах города Данди. А между тем поэтическое наследие Макгонаголла по сей день находит своего читателя: сборники его стихотворений неоднократно переиздавались и переиздаются. В 1934 году увидела свет новая подборка «Поэтических перлов»; вслед за нею вышли еще два сборника: «Новые поэтические перлы» (1962) и «Последние поэтические перлы» (1968). Притом что Уильям Топаз Макгонаголл считается худшим поэтом всех времен и народов, стихи его продолжают публиковаться спустя столетие после его смерти. Для бездарнейшего из виршеплетов очень даже недурно!
Несколько строк в защиту театраПеревод Светланы Лихачевой
Добрые люди любого общественного положения,
Прошу всех выслушать мое наставление:
Не верьте священникам — они неправы,
Уверяя, что театр развращает нравы.
О нет; на сцене мы зрим посрамленье порока и
добродетели торжество:
Злодея вешают, а не то застреливают, тем самым
препятствуя карьере его;
Потому театр пользителен во всем и всегда,
И народу никоим образом не причиняет вреда.
Ибо на сцене нам представлен конец грешника и
негодяя,
С виду весьма устрашающий — так я сказал и вновь
повторяю, —
Что послужит должным уроком для мота и повесы
По ходу просмотра назидательной пиесы.
Потому театр надобно всячески поощрять, ведь
Наглядный пример куда лучше, чем любая
проповедь,
Ибо производит эффект во всех отношеньях
немалый
На умы и души любого отдельно взятого театрала.
Ежели кто, например, совершил преступление,
Такой в театре испытывает необычайное волнение,
На просмотре спектакля с элементами
кровопролития:
Так убийцы выдавали себя посредством поспешного
отбытия,
Ибо, обуянные страхом, прочь бежали из зала.
Сам великий Шекспир уверяет, что именно так оно и
бывало.
Таково мое мнение, кое дерзну я облечь в слова:
Преступник трепещет от страха, смертоубийство
завидев едва.
Гамлет посредством пиесы обнаружил убийцу отца,
Каковую для этой цели сам написал от начала и до
конца;
Ибо король, его дядя, досмотреть ту пиесу не смог,
И в спешке покинул зрительный зал, и убежал со всех
ног.
Вот так, посредством спектакля, обнаружилось
великое злодеяние,