Расправившись с пинтой, я кивнул бармену и заказал еще одну вместе с пачкой «Бенсон и Хеджез» и коробком спичек. Перед тем как сорвать целлофановую упаковку, я секунду помедлил, словно мне предстояло принять некое жизненно важное, судьбоносное решение. Люди, начинающие курить снова, обычно оправдываются перед собой тем, что эта пачка будет последняя, что курить они станут только в компании, или чем-то еще, но я знал наверняка, что если закурю, то уже не остановлюсь и вернусь к прежней норме — тридцать штук в день. Проблема заключалась еще в том, что время для возвращения к старой привычке было выбрано не самое лучшее — в Англии за пачку приходится платить в двадцать пять раз больше, чем на Филиппинах.
Так или иначе, жребий был брошен, и свидетельством власти пагубного пристрастия стал тот факт, что, едва сделав первый глоток новой пинты, я сорвал упаковку, вытряхнул сигарету, чиркнул спичкой и сделал первую, нерешительную, пробную затяжку. Ни головокружения, ни тошноты не последовало — яд прокатился по горлу и вошел в мою кровь, вызвав приятное ощущение возвращения домой. Я затянулся поглубже и впервые за последние дни почувствовал себя своим в этом городе.
Жиденькие хлопки и несмелые приветственные выкрики заставили меня повернуться и посмотреть, чем вызвано оживление. Высокая и еще молодая леди с очень длинными ногами вошла в зал через дверь в конце паба и прошествовала к платформе. Грим на ней лежал слоем толщиной, наверное, с дюйм, а весь остальной наряд исчерпывался сверкающим золотистым бюстгальтером, стрингами и туфельками-лодочками того же цвета на высоченных каблуках. Весь ее вид и манера держаться говорили о том, что ее мнение о собственных достоинствах намного выше мнения присутствующих. Я бы не назвал ее несимпатичной — макияж надежно скрывал истинные черты, — но мне она показалась одной из тех женщин, что всегда лучше выглядят в пабе вечером, чем в постели на следующее утро.
Заиграла музыка; незнакомая певица завела песню, под звуки которой девушка поднялась на сцену, стерла с лица улыбку и послала соблазнительный поцелуй группе молодых людей за ближайшим столиком, которые отозвались одобрительными воплями. Надо признать, играла она неплохо, делая вид, что получает удовольствие от себя самой, что не так-то легко в подобного рода заведении. На Филиппинах часто видишь местных девушек в компании немолодых и плохо одетых европейцев и американцев. Как бы ни был уродлив спутник, они всегда улыбаются. Наверное, все дело в природной способности женщины втирать мужчинам очки.
Поприветствовав публику, стриптизерша приступила к танцу, состоявшему из медленных покачиваний, движений бедрами и потрясаний всем, чем только можно, проявляя при этом явное нежелание попадать в ритм музыке. Впрочем, и зрители особенной придирчивостью не отличались. Бюстгальтер полетел на пол, обнажив пару маленьких, но упругих и дерзко торчащих грудей, вид которых заметно оживил аудиторию. Кто-то из юнцов призвал ее сбрасывать остальное. Бармен нахмурился, отчего его сходство с обезьяной только усилилось, и озабоченно посмотрел в сторону столика, откуда, по его расчетам, и могла исходить угроза порядку. В целом атмосфера оставалась доброжелательно-радушная, но я прожил в этом городе достаточно долго, чтобы понимать — там, где выпивка, ситуация может измениться в любой момент.
Так и случилось.
Стриптизерша стащила трусики и, повернувшись к залу спиной, начала медленно-медленно наклоняться вперед, одновременно все выше и выше задирая задницу и выставляя на обозрение собравшимся скрытые прежде участки, выбритые столь тщательно, что они могли бы послужить рекламой бритв «Жиллетт». В тот момент, когда пальцы ее коснулись пола, а задница достигла зенита, кто-то из юнцов, продемонстрировав удивительное чувство момента, выразил свое презрительное отношение к этой демонстрации физической гибкости сухим и громким испусканием газов.
И тут все словно с цепи сорвались.
Несколько представителей более почтенной части публики вскочили на ноги с гневными упреками в адрес «сопляков» и «уродов», которых словно порывом ветра подняло со стульев. Кто-то кого-то толкнул, кто-то кому-то двинул, стороны обменялись громогласными угрозами, а один из юнцов даже нанес ловкий тычок, отправив оппонента в легкий нокдаун. Заскрипели стулья, с опрокинутого стола посыпалась со звоном посуда.
Но юнцы допустили ошибку. Повернувшись лицом к противнику, они оставили открытым тыл, чем не преминула воспользоваться стриптизерша, раздосадованная — что вполне понятно — реакцией на свое выступление. Ловким движением она скинула левую туфельку, развернула ее каблуком вперед и, позабыв о предписанной роли знойной обольстительницы и рассыпая проклятия, устремилась в отчаянную атаку. Не боюсь признаться, такого я еще не видел.
Ближайший из подвыпивших молодчиков получил по макушке, причем удар был нанесен с такой силой, что каблук — могу поклясться — пробил кость. Ей даже пришлось приложить немалое усилие, чтобы вытащить орудие из раны. Пострадавший вскрикнул от боли, за что тут же подвергся еще одному нападению; только на сей раз стриптизерша, очевидно, овладев навыком, потратила на всю операцию гораздо меньше времени. Жертва упала на колени, схватившись за голову, а один из оказавшихся поблизости завсегдатаев, улучив момент, мастерски врезал несчастному ногой по ребрам.
— Ублюдки гребаные! — возопила девица голосом столь высоким, что поднимись он еще на октаву, и вопль услышали бы только собаки.
«Сопляки» как по команде развернулись, но разъяренную танцовщицу это не смутило, и она с размаху полоснула каблуком еще одного, оставив на его щеке глубокую рваную рану. Невзирая на боль, тот рванулся к ней и попытался схватить за ноги, но стриптизерша отпрыгнула назад и, уподобившись каратистке, провела удар правой ногой и угодила обидчику каблуком между глаз. Впору было открывать счет.
— А она хороша, — заметил я, обращаясь к старичку, который тоже повернулся к залу и с живым интересом наблюдал за разворачивающимися событиями. — Ей бы в кино сниматься.
— Занимается дзюдо, — прохрипел он, кивая. — Ее здесь так и зовут, Джули-дзюдоистка. С такой лучше не связываться. Не баба — огонь!
— А ей самой не достанется? — спросил я, прикладываясь к кружке. В воздухе уже просвистела брошенная кем-то бутылка. Разминувшись с головой стриптизерши, она угодила в стену за сценой. Юнцы, сбившись в плотную массу, пошли на штурм.
— Не беспокойтесь, — ухмыльнулся мой сосед. — Эрни разберется.
— Он? — Я кивнул в сторону бармена, уже выходившего из-за стойки со сжатыми кулаками. Вид у него был не слишком доброжелательный.
Известив о своем приближении громогласным ревом — чем-то средним между мычанием буйвола и воплем осла, — Эрни предрешил исход сражения. Переполнявший молодчиков боевой дух моментально испарился, а наступление трансформировалось в постыдное бегство. К несчастью для них, было уже поздно. Для человека крупной комплекции Эрни оказался весьма проворен; к тому же ему никто не мешал — сражающиеся расступались перед барменом, как воды Красного моря перед Моисеем.
— Ладно, друг, хватит! — в отчаянии воззвал один из юнцов, но был бесцеремонно прерван сокрушительным хуком в челюсть. Тело его, описав в воздухе дугу, грохнулось на пол вне поля моего зрения. Кто-то пронзительно взвизгнул.
Эрни знал толк в драке, и поверженные свингами и апперкотами противники поползли к выходу, бросив на произвол судьбы своих менее расторопных или более упертых товарищей. Помахав кулаками, бармен позволил паре местных взять его за руки, а Джули-дзюдоистка, держа по туфле-стилету в каждой руке, прошлась голая по бару — сцена могла бы стать украшением какой-нибудь порнографической версии «Повелителя мух», — матерясь как сапожник и раздавая оплеухи тем из обидчиков, которые еще не успели достичь выхода.
Как и всегда в случаях с доброй заварушкой, порядок восстановился быстро; с момента оскорбительного залпа до финальной затрещины прошло не более минуты, и незнакомая певица даже не успела закончить свои меланхоличные стенания. Что-то по поводу «неверного беби». Я подумал, что с Джулией этот «беби» наверняка бы так не поступил.
К заключительным аккордам решительная стриптизерша сменила гнев на милость и довела до конца свое поучительное с анатомической точки зрения представление. Опрокинутый стол подняли, битое стекло убрали, а пострадавшие из местных отметили победу новыми тостами. Никто, похоже, не придавал случившемуся особенного значения, даже Эрни, на долю которого и выпала уборка помещения. Судя по всему, подобное рассматривалось здесь как часть приятного времяпрепровождения, чем-то таким, о чем можно будет вспомнить, когда в разговоре наступает неловкая пауза.
Добро пожаловать в Лондон! На родину Биг-Бена, английского парламента и традиционных кулачных боев.
Я допил пиво и посмотрел на часы. Сцена опустела, публика поутихла, в дымном воздухе плавали обрывки разговоров. Размышляя, стоит ли взять третью пинту, я достал из пачки две сигареты и закурил.
— Налить еще? — дружелюбно спросил Эрни, наклоняясь за пустой кружкой. Впервые за весь вечер я увидел приветливое лицо с некоторым даже намеком на улыбку. Выброс адреналина и выпуск агрессии определенно улучшили ему настроение. Мне уже встречались такие типы.
— Конечно, — ответил я, переворачивая вторую сигарету фильтром вниз и возвращая ее в пачку. Похоже, без удачи в этом городе долго не протянешь. — Почему бы и нет?
Глава 17
На следующее утро я проснулся с больной головой. Было ли это следствием полученных прошлым утром тумаков или поглощенных вечером на пустой желудок шести пинт пива, сказать трудно. В любом случае требовалось подкрепиться. Я полежал немного на кровати, размышляя о том, не прихватить ли еще полчасика сна, но крики носящихся по коридору детишек и стук дверей этажом ниже убедили меня подняться. Я опустил руку, пошарил по полу и поднял часы. Без пяти девять. Поздновато.