«– Как идет отгрузка вооружения?
– Все отгружено по графику.
– Необходима дополнительная отгрузка сверх графика.
– Это очень сложно.
– Примите меры. Надо!»[131]
Постановление Политбюро ЦК ВКП(б) о создании Государственного комитета обороны 29 июня 1941. [РГАСПИ. Ф. 17. Оп. 163. Д. 1317. Л. 19–20]
Впрочем, и сами работники оборонных предприятий проявляли инициативу. Так, вечером в один из первых дней войны Устинову позвонил директор ленинградского завода им. М. И. Калинина Борис Фраткин. Он сообщил, что рабочие и служащие отказываются покидать рабочие места и заявляют, что будут работать столько, на сколько им хватит сил. Нарком и директор договорились, что разрешат час-два сверхурочной работы. А уже 26 июня был издан указ Президиума ВС СССР «О режиме рабочего времени рабочих и служащих в военное время», который разрешал руководителям предприятий привлекать сотрудников к сверхурочной работе и устанавливал повышенную оплату за нее – в полуторном размере.
Спустя четыре дня, 30 июня 1941 года, был создан Государственный комитет обороны (ГКО), который был наделен всей полнотой военной, политической и экономической власти в стране. О том, насколько плотно Устинову пришлось работать с ГКО и его председателем Сталиным, говорят исторические факты: за 50 месяцев своего существования ГКО принял 9971 постановление, и примерно две трети этих документов касались проблем военной экономики и военного производства[132].
В тот же день был утвержден «Мобилизационный народнохозяйственный план на III квартал 1941 года»[133], который заменил утвержденный до начала войны план развития народного хозяйства на этот период. Дмитрий Устинов принял самое непосредственное участие в подготовке этого документа. Согласно плану, производство военной техники надлежало увеличить на 26 %, а объем капитальных работ в народном хозяйстве в целом предписывалось сократить в связи с перераспределением металла в пользу предприятий ВПК. Все доступные ресурсы сосредоточивались для строительства новых оборонных предприятий в Поволжье, на Урале и в Западной Сибири. Рыночный товарооборот сокращался на 12 % вследствие перераспределения товаров в пользу армии и флота, а часть уже намеченных к производству металлорежущих станков должны были передать не гражданским ведомствам, а НКАП и НКВ[134].
Постановление Политбюро ЦК ВКП(б) «Об утверждении мобилизационного народнохозяйственного плана на III квартал 1941 г.». 30 июня 1941. [РГАСПИ. Ф. 17. Оп. 166. Д. 660. Л. 39]
Постановление СНК СССР № 1718-786 сс «О мобилизационном народнохозяйственном плане на III квартал 1941 г.». 30 июня 1941. [ГА РФ. Ф. Р-5446. Оп. 10бсч. Д. 22. Л. 4–8 об.]
Стоит также отметить, что именно в период подготовки мобилизационного плана на третий квартал Дмитрий Устинов впервые с момента своего назначения был вызван к Сталину. Это случилось 28 июня вечером, за два дня до утверждения плана. Одновременно с ним в кабинете, помимо самого Сталина, находилось практически все политическое и военное руководство страны: руководитель НКВД Берия, народный комиссар иностранных дел Молотов, секретарь ЦК Маленков, нарком обороны маршал Тимошенко, начальник Генштаба генерал армии Жуков, нарком ВМФ адмирал Кузнецов[135]. Детали состоявшегося на том заседании обсуждения неизвестны, однако можно с высокой долей уверенности предположить, что в числе прочего в тот день обсуждалась финальная редакция мобилизационного плана. Конечно, Устинову приходилось бывать на приеме у вождя и в период директорства на «Большевике», однако случалось это всего пару раз, и всегда он был в сопровождении своего руководителя – главы Ленинградского обкома Жданова. На этот раз Устинов принимал участие в совещании у главы государства уже как полноправный член правительства. Впоследствии он был частым гостем в кабинете вождя. Дело в том, что параллельно с плановыми и организационными изменениями проводилась и работа над ошибками, допущенными в период подготовки к войне. Сталин назначил молодого наркома ответственным за ликвидацию сразу нескольких провалов военной промышленности. Устинову приходилось то налаживать массовый выпуск пистолетов-пулеметов, то ускорять производство противотанковых ружей, то восстанавливать свернутое перед войной производство противотанковых пушек. Задания от Сталина поступали одно за другим, и промедление по каждому из них грозило не только суровым наказанием, но и потерями на фронте.
5.2. Успеть невозможное: сталинские задания
Первое сверхсрочное задание не заставило себя ждать. На одном из заседаний ГКО 6–7 июля 1941 года Сталин обрушился с критикой на руководство Наркомата обороны, в частности на маршалов Тимошенко и Кулика, за их недальновидность, ставшую причиной отказа от производства противотанковых ружей. После заседания он вызвал к себе наркома вооружения Устинова и сразу перешел к делу:
«– Товарищ Устинов, скажите, можно ли начать выпуск противотанкового ружья Рукавишникова, и если можно, то сколько потребуется времени для налаживания производства?
– Выпуск ружья можно начать, товарищ Сталин, – ответил Устинов. – Но сейчас оно проходит окончательную доводку после испытаний. Одновременно ведется подготовка технической документации и рабочих чертежей для массового производства на двух заводах. На это потребуется не меньше месяца.
– Учитывая важность задачи, – сказал Сталин, – поручите еще одному, а для надежности – двум конструкторам, пусть поработают так, чтобы в самое короткое время мы имели хорошее противотанковое ружье»[136].
Так и было сделано. Наркомат вооружения поставил задачу по разработке противотанкового ружья В. А. Дегтяреву и С. Г. Симонову. Менее чем через месяц опытные образцы были готовы и прошли испытания. Устинов вспоминал, что Сталин выслушал его доклад с большим интересом и задал немало уточняющих вопросов:
«– Ружье Симонова, товарищ Сталин, самозарядное, в магазине пять патронов.
– Чем же оно отличается от ружья Рукавишникова? Ведь его ПТР тоже самозарядное, под пять патронов?
– Да, товарищ Сталин. Бронепробиваемость, баллистические, весовые и габаритные характеристики обоих ружей равноценны. Но ружье Симонова проще, легко разбирается на две части и в походном положении имеет меньшие габариты по длине. Оно обладает преимуществами перед ружьем Рукавишникова в разборке и сборке, в обнаружении и устранении задержек.
– Проще – это хорошо, – заметил Сталин. – Проще, значит, надежнее. На марше ружье Симонова смогут нести два солдата?
– Да, товарищ Сталин.
– Это тоже неплохо. А каковы оба этих ружья в стрельбе?
– Из того и другого сделано примерно одинаковое количество выстрелов – больше тысячи. Ружье Симонова не имело поломок, а в ружье Рукавишникова – две. Так что есть основания считать ружье Симонова более живучим.
– Вот видите? Это – результат простоты. Она имеет немаловажное значение и в производстве, особенно массовом. Эту сторону дела вы тоже учли?
– Конечно, учли, товарищ Сталин. Число заводских деталей в ружье Симонова на треть меньше, чем в ружье Рукавишникова. На его изготовление требуется на 60 процентов меньше станко-часов и на 30 процентов – общего времени. Мы считаем целесообразным принять на вооружение противотанковое ружье Симонова и начать его массовое производство.
– Хорошо. А что у Дегтярева?
– Дегтярев изготовил однозарядное ружье. Оно легче магазинного, а бронепробиваемость имеет такую же. Ружье очень технологично, товарищ Сталин. Его можно почти целиком изготавливать на токарных станках. Массовый выпуск ружья Дегтярева мы можем организовать гораздо быстрее, чем магазинного»[137].
Спустя всего несколько дней ружья были приняты на вооружение, а уже в октябре была выпущена первая серийная партия нового противотанкового оружия. Однако параллельно с этим Устинову пришлось заниматься строительством нового оружейного завода. Он вспоминал, что после первого разговора о ПТР Сталин вновь вызвал его в середине июля. С учетом анализа журналов записей принятых Сталиным лиц случилось это, вероятно, 15-го числа[138].
Расчет советского противотанкового ружья ПТРД-41 на позиции в деревне Крюково. На снимке: заместитель политрука А. Найзанов, бойцы Н. Кудрявцев и Абул-касым Базаров. Декабрь 1941. [Из открытых источников]
Обстановка на фронте к тому времени складывалась трудная – соединения и части Красной армии отступали практически повсеместно, неся при этом тяжелые потери. В результате бомбардировок и стремительной оккупации силами противника части страны была нарушена работа ряда производственных цепочек, что осложнило выпуск некоторых вооружений. Остро встал вопрос о дублировании выпуска 20-мм авиапушек, для чего вождь и вызвал Устинова, предложив ему представить свои соображения о строительстве нового завода после консультаций с Госпланом. Уже на следующий день нарком вооружения доложил Сталину, что новое производство можно разместить неподалеку от производства боевых самолетов – на базе уже строящегося в Поволжье «гражданского» завода, но для этого потребуется передать его Наркомату вооружения и выделить дополнительно несколько тысяч строителей[139]. НКВ получил все необходимые ресурсы, возведение корпусов нового предприятия шло ударными темпами – их построили буквально за месяц. Но возникли проблемы с оборудованием. В условиях эвакуации производства в восточную часть страны поставки новых станков практически остановились. Часть оборудования можно было взять с других заводов наркомата, но этого было мало. Устинову пришлось вновь обращаться к Сталину. Вождь был доволен тем, как продвигается строительство, поэтому спросил: