Теперь мы имеем ракеты и ядерное оружие. Мировая война окажется ракетно-ядерной, а ракетно-ядерная война уравнивает все шансы. Одна бомба разметет несколько дивизий. Так что количество дивизий – это сейчас не признак силы, а грубо говоря, человеческое убойное мясо. Поэтому мы иначе подходим к вопросам войны и не измеряем соотношение сил численностью населения», – заявил советский лидер в беседе с Мао Цзэдуном в ходе визита в Пекин осенью 1959 года[243]. Первый секретарь ЦК был искренне уверен, что наличие мощного ядерного оружия и современных средств его доставки позволяет практически полностью отказаться от развития обычных вооружений. «Времена изменились. Не числом солдат с ружьями, а огневой мощью и средствами доставки определяется теперь обороноспособность. Необходимо поэтому укреплять и совершенствовать ракетно-ядерный шит страны. А военная авиация и флот утратили прежнее значение. Их нужно постепенно сокращать и заменять ракетами», – убеждал военных глава государства[244]. Все это лишний раз подтверждает дальновидность Устинова, сделавшего ставку на ракеты сразу после войны. Если бы развитие новой отрасли досталось другому министру, его положение к моменту начала хрущевской реформы оказалось бы гораздо более шатким.
В отсутствие возможности на равных конкурировать с США в сфере стратегической авиации и судостроения на первом этапе холодной войны советское правительство сделало ставку на:
• ядерные боеголовки
• атомные подлодки
• баллистические ракеты в качестве средств доставки.
Исходя из этого было принято решение о прекращении разработки и производства ряда новых самолетов и кораблей. Флаг ВМФ СССР на первой атомной подлодке проекта 627, получившей шифр К–3, был поднят 1 июля 1958 года. Руководителем приемки подводного атомохода стал Дмитрий Устинов. Академик А. П. Александров, осуществлявший общее научное руководство работами по созданию субмарины, вспоминал, что когда первый пуск реактора пошел не по плану, ему пригодилась помощь министра:
«Начали мы при комиссии вводить реактор на лодке. И вдруг – гидравлические удары. Как тряхнет, черт возьми – все трубы дрожат. Второй удар, третий – а мы не понимаем, в чем дело. Члены комиссии подбегают ко мне: „Что такое? Почему задерживаемся?“, на часы смотрят – не по расписанию получается. Тут Устинов подошел: „Чем можно помочь?“ Я говорю: „Уберите их с корабля всех к чертям!“ Он без звука моментально все сделал»[245]. В спокойной обстановке конструкторы установили, что вода подается в парогенераторы слишком медленно. Проблему устранили, и комиссия осталась довольна результатами. Так решительность Устинова и его умение помочь подчиненным в трудную минуту поспособствовали приемке первого советского подводного атомохода.
Атомная подводная лодка в походе. 15 мая 1965. Фотограф К. Куличенко. [РИА Новости]
К концу 1950-х изменения приоритетов в снабжении ВС СССР новым вооружением стали очевидны. В 1958 году на ракетную технику было затрачено 0,46 млрд рублей, а на все другие виды вооружения – 2,43 млрд в оптовых ценах 1959 года. К 1959 году доля ракет в расходах на вооружение стала еще выше – 0,896 млрд рублей против 2,654 млрд рублей[246]. Важнейшим последствием стремительного развития ракетной техники в СССР стало создание Ракетных войск стратегического назначения (РВСН), решение о котором было принято 17 декабря 1959 года[247].
Постановление ЦК КПСС «Об учреждении поста Главкома по ракетным частям в составе Вооруженных Сил СССР» с приложением выписки из протокола заседания Президиума ЦК КПСС. 17 декабря 1959. [РГАНИ. Ф. 3. Оп. 50. Д. 5. Л. 102–104]
Парад военной техники на Красной площади. Празднование 48-й годовщины Великой Октябрьской социалистической революции. 7 ноября 1965. [РИА Новости]
Новые ракетные части создавались на основе артиллерийских, гвардейских минометных и других полков. В кратчайшие сроки на базе военных частей с различной инфраструктурой возводились стартовые позиции для ракет, специальные объекты для хранения ядерных зарядов, командные пункты. Вся тяжесть этой задачи легла на плечи Дмитрия Устинова. В этот период ему часто приходилось бывать в командировках, осуществляя руководство переформированием старых и созданием новых частей на местах.
Забегая вперед, стоит отметить, что и доктрина применения Советским Союзом ядерного оружия составлялась не без участия Дмитрия Устинова. Его помощник Игорь Илларионов рассказывал, что даже к середине 1960-х у руководства страны все еще не было единого мнения по вопросу порядка применения ракет с ядерными боеголовками. Когда вопрос встал особенно остро, было принято решение написать доктрину. «Целую ночь после этого Келдыш, Устинов, замминистра обороны по вооружению маршал Николай Николаевич Алексеев и зав. отделом ЦК Сербин готовили доктрину. Писал в основном Келдыш. Этот документ определял, что мы будем наносить только удар возмездия и готовить возможности для того, чтобы быть готовыми к ответно-встречному удару, прежде всего в области принятия решений. Так и появилась система „ядерных чемоданчиков“», – вспоминал Илларионов[248].
Параллельно с формированием РВСН происходило и создание зенитно-ракетных войск. Зенитно-артиллерийские части, многие полки истребительной авиации ВВС и ПВО были либо сокращены, либо переформированы в части нового типа. На фоне изменения структуры Советской армии началось ее сокращение. Поддержание обширного парка устаревшей техники было слишком тяжелым бременем для страны, в которой чуть ли не каждые несколько месяцев проводились испытания новых образцов оружия. Правительству пришлось выбирать между содержанием внушительной армии послевоенного времени, численность которой на 1 января 1955 года составляла 5,763 млн человек[249], и разработкой и массовым производством ракет и их носителей. Выбор был сделан в пользу ракет. Ставка на ракетное оружие послужила причиной масштабных сокращений в армии и на флоте – многие танковые и артиллерийские части, экипажи линкоров были расформированы за ненадобностью. Сокращать численность армии и флота начали постепенно еще с 1955 года. За первые четыре года «на гражданку» отправили более 2 млн человек, сократив число штыков до 3,62 млн. Еще одно значительное сокращение было проведено как раз накануне создания РВСН в 1960 году. 15 января 1960 года на заседании Верховного совета СССР был принят закон, предполагавший сократить армию на 1,2 млн человек уже к началу 1962 года[250]. Тогда же, в январе 1960 года, Хрущев заявил, что в будущем СССР готов «свести практически до нуля уровень Вооруженных сил и вооружения государства, оставив лишь территориально-милиционную армию»[251]. В связи с начавшимся в начале 60-х обострением в советско-американских отношениях даже объявленное сокращение так и не было доведено до конца, однако тогда, в 1960 году, военные не решились перечить первому секретарю ЦК КПСС.
Сокращение армии и обычных вооружений позволило правительству осуществить структурную реформу армии и наладить массовый выпуск ракет. Однако столь значительные сокращения военнослужащих не могли не отразиться на советском обществе.
8.3. «Миллион двести»: социальные аспекты форсированного развития ВПК в начальный период холодной войны
Необходимость сокращения численности армии во второй половине 1950-х годов не вызывала сомнений, однако то, как это было реализовано, вызывает возмущение до сих пор. Реформа оказалась совершенно непродуманной с точки зрения социальной поддержки уволенных в запас военных. На первом этапе, в ходе ежегодных сокращений второй половины 1950-х, ЦК принял ряд постановлений, направленных на решение вопросов пенсионного обеспечения и переквалификации военнослужащих. Но в полном объеме эти меры поддержки распространялись лишь на тех, кто прослужил в армии 25 лет или дольше, в то время как уволенные с меньшей выслугой были вынуждены во многом полагаться лишь на себя и свои семьи. Многие демобилизованные столкнулись с ощутимыми трудностями при поиске работы. Не лучше обстояли дела и с жильем, найти которое после выселения из военного городка было не так просто. По большому счету проблемы уволенных в запас правительство переложило на плечи местных властей, которые даже не обладали необходимыми полномочиями для их решения. К примеру, из 50 тысяч офицеров, уволенных в запас в 1955–1956 годах и прибывших в Армению, Белоруссию, Казахстан, Киргизию, Таджикистан, Туркменистан, Узбекистан и Украину, работу смогли найти только 75,4 %, а жильем были обеспечены 78,4 % от числа демобилизованных[252].
Правительство регулярно издавало различные постановления, запрещавшие увольнять в запас тех, кто почти дослужил до пенсии, обязавшие направлять бывших военных на стройки народного хозяйства, промышленные предприятия и т. д. Однако отсутствие единой концепции реформы и крайне слабая разъяснительная работа привели к непониманию и неприятию преобразований в обществе и главным образом среди самих демобилизованных. Уволенные в запас засыпали Минобороны жалобами на отсутствие пенсий, работы, жилплощади. Массовые сокращения сопровождались значительным урезанием финансирования армии. С 1953 по 1960 год удельный вес расходов Минобороны в бюджете сократился с 31,1 % до 11 %[253]. Это ударило и по солдатам-срочникам. На улицах городов и на колхозных рынках появились солдаты, пытавшиеся обменять на еду украденное в части имущество. Военнослужащие в целом стали одной из самых конфликтных групп населения страны. Так, в период с 1953 по 1960 год из 94 насильственных конфликтов, о которых сообщалось высшему руководству, в 44 участвовали военные