Празднование 1 Мая на Красной площади. На трибуне Мавзолея: министр обороны СССР маршал Советского Союза Д. Ф. Устинов, генеральный секретарь ЦК КПСС, председатель Президиума Верховного Совета СССР Л. И. Брежнев, председатель Совета министров СССР Н. А. Тихонов. 1 мая 1981. [РИА Новости]
Для многих офицеров ВС СССР это назначение оказалось неожиданным, так как Устинов стал первым «гражданским» министром обороны – несмотря на наличие высокого воинского звания генерал-полковника инженерно-артиллерийской службы, полученного еще в 1944 году, кадровым военным он никогда не был, а действительная воинская служба его завершилась с разгромом басмачей в Туркестане еще в середине 1920-х.
Маршал Д. Т. Язов, в то время возглавлявший Главное управление кадров Минобороны, вспоминал, что на похоронах Гречко 29 апреля 1976 года не утихали разговоры о том, кто же станет новым министром. «Я стоял на трибуне рядом с Г. Н. Ковтуновым и, помнится, ему сказал: „Министром обороны будет Дмитрий Федорович Устинов“. Он возразил: „Нет, или маршал Якубовский, или генерал армии В. Г. Куликов“. Затем Д. Ф. Устинов объявил: „Слово предоставляется И. И. Якубовскому“. „Ну, что я тебе говорил“, – пробасил Георгий Никитович», – рассказывал Язов[267].
Однако уже вечером того же дня было объявлено, что новым министром обороны стал Дмитрий Устинов, которому в связи с этим было присвоено звание генерала армии. Еще через несколько месяцев, в июле 1976 года, Устинов стал маршалом, так как на тот момент именно это воинское звание соответствовало занятой им высокой должности.
Академик Чазов вспоминал, что в первые годы на посту генсека Брежнев был очень активен, часто собирал у себя дома и на даче друзей и коллег, отмечая с ними семейные праздники. Однако довольно скоро подобные встречи прекратились, а число вхожих в ближайшее окружение генсека резко сократилось. «Довольно скоро, не знаю в связи с чем, для меня, да и для многих из тех, кто бывал со мной, они прекратились. Круг тех, кто посещал Брежнева, ограничился несколькими близкими ему членами Политбюро. Среди них не было ни Подгорного, ни Косыгина, ни Суслова. Да и позднее, когда Брежнев, все чаще и чаще находясь в больнице, собирал там своих самых близких друзей, я не встречал среди них ни Подгорного, ни Косыгина, ни Суслова. За столом обычно бывали Андропов, Устинов, Кулаков, Черненко», – писал Евгений Чазов[268].
Министр здравоохранения СССР Евгений Иванович Чазов. 17 ноября 1989. [РИА Новости]
Д. Ф. Устинов, секретарь Пермского обкома КПСС Б. В. Коноплев, Л. И. Брежнев (справа налево). Пермь, 30 марта 1978. [Государственный архив Пермского края]
Генеральный конструктор НПО «Молния» Г. Е. Лозино-Лозинский (третий слева) показывает правительственной делегации во главе с Д. Ф. Устиновым процесс сборки «Бурана» на Тушинском машиностроительном заводе. 1980. [Из открытых источников]
При этом из всех государственных и партийных руководителей, вхожих в ближний круг Брежнева, именно Устинов, несмотря на преклонный возраст, обладал наибольшей работоспособностью. Да и выглядел он моложе других партийных функционеров, что хорошо видно по фотографиям и видеозаписям тех лет. Волосы Устинова не были тронуты сединой, голос звучал уверенно и никогда не дрожал. Его побаивались даже легендарный «мистер нет» Андрей Громыко и глава КГБ Юрий Андропов, что делало министра обороны самым влиятельным человеком в окружении Брежнева.
Министр обороны Д. Ф. Устинов во время посещения гвардейской мотострелковой Таманской дивизии Московского военного округа. 30 декабря 1976. [РГАКФФД]
«Брежнев ни в чем ему не отказывал, а остальные (в том числе Громыко и, мне кажется, Андропов) опасались, боялись вмешиваться, портить отношения с военными», – писал академик Г. А. Арбатов, руководивший в те годы Институтом США и Канады АН СССР[269]. Сам же Леонид Ильич, как и все предыдущие советские лидеры, видел в военных важную опору своей власти и практически не ограничивал министра обороны. Поэтому политическое влияние Дмитрия Устинова в брежневскую эпоху лишь росло, и это не могло не сказаться на его стиле руководства. Все заседания он, по свидетельствам современников, проводил жестко. Высказаться Устинов, как и прежде, позволял всем, но все решения принимал сам или поручал подготовить для рассмотрения в ЦК[270]. В руках министра обороны оказалась сосредоточена не только военная, но и экономическая сила. «Руководя огромной армией второй мировой супердержавы и гигантским промышленным потенциалом, составлявшим более половины национальной экономики, Устинов, несомненно, был истинным „сильным человеком“ позднебрежневского правления. Подвластная ему невидимая империя уже в силу количества работавших на нее людей являла собой несущий каркас здания „развитого социализма“. Перефразируя слова Г. В. Плеханова, сказанные им в начале века о Пруссии, можно было с полным основанием назвать и СССР конца 70-х годов не страной с армией, а „армией со страной“», – отмечал работавший в Международном отделе ЦК КПСС А. С. Грачев[271].
С каждым годом интересы армии и военной индустрии все в большей степени влияли на распределение бюджета, реализацию социальной, а порой и внешней политики. В этом не было ничего удивительного – на посту министра обороны Устинов оказался совершенно неподконтролен председателю Совмина СССР Алексею Косыгину.
«Устинов стал независимым министром. У нас было четыре независимых министра, на которых не распространялась власть предсовмина (а генсеку было просто не до них):
министр иностранных дел,
министр обороны,
министр внутренних дел,
председатель КГБ.
Устинов совершенно не считался с предсовмином Косыгиным, который, например, выступал против ввода наших войск в Афганистан. Я уже не говорю о том, что для Устинова Косыгин совершенно не был преградой в вопросах финансирования оборонных заказов», – писал генерал В. И. Варенников[272].
Действительно, в период, когда Дмитрий Устинов возглавлял оборонное ведомство, почти никто, кроме него, не обладал полной информацией о состоянии военно-промышленного комплекса. Данные о военной промышленности держались в строгой секретности, даже от членов Политбюро. Если кто-то осмеливался затронуть проблемы в работе предприятий ВПК, Устинов немедленно реагировал на такие ситуации, резко высказываясь против «незрелого критикана», и никто не решался ему противостоять. Возможно, решение о назначении Дмитрия Устинова министром обороны в 1976 году действительно казалось оправданным. Несмотря на то, что новый глава Министерства обороны СССР не был профессиональным военным, его уникальный опыт и знания избавляли от необходимости долгого введения в курс дела.
Д. Ф. Устинов (в центре) на совещании Центрального специализированного конструкторского бюро (ЦСКБ). Куйбышев, 1981. [Из открытых источников]
Однако с этим назначением была нарушен важнейший баланс между Министерством обороны и военной промышленностью, то есть между заказчиком и исполнителем. Так была сломлена последняя серьезная преграда на пути дальнейшей милитаризации экономики СССР.
Итак, историческая практика показала – руководство вооруженных сил и военной промышленности ни в коем случае нельзя объединять.
Нарушение баланса между заказчиком и производителем ведет лишь к неоправданным лишним тратам. Так и произошло много лет спустя, в 1976 году, после назначения министром обороны Дмитрия Устинова: на новом посту он остался представителем «оборонки», что способствовало усиленному раскручиванию массы оборонных программ. И это – один из главных уроков советского ВПК.
Возглавив в 1941 году Наркомат вооружений, Устинов стал одним из главных, но не единственным оборонным наркомом. Наряду с ним за функционирование и развитие ВПК отвечали
• нарком авиационной промышленности Алексей Шахурин,
• нарком судостроительной промышленности Иван Носенко,
• нарком боеприпасов Петр Горемыкин.
Народные комиссары оборонных отраслей при этом были отделены от командования вооруженными силами, которое осуществляли Народный комиссариат обороны СССР и Народный комиссариат Военно-морского флота СССР, выступавшие для ВПК главными заказчиками. Наркомам приходилось подстраиваться под интересы военных, представляя новые концепты и разработки, а военным, в свою очередь, приходилось учитывать возможности ВПК при реструктуризации и перевооружении армии и флота. Более того, непосредственно в годы войны с целью исправления ошибок, допущенных при подготовке к ней, в структуре правительства были созданы два новых наркомата, вся работа которых была направлена исключительно на создание танков и минометов. Наркомат танковой промышленности (НКТП) был создан уже в сентябре 1941 года с целью восполнить большие потери в танках, понесенные Красной армией на раннем этапе войны.
На переданных в ведение наркомата предприятиях, в число которых вошли многие советские машиностроительные гиганты, под централизованным управлением в кратчайшие сроки были созданы все условия для конвейерной сборки танков – установлены более производительные станки с высокой степенью автоматизации, осуществлен переход от ковки к литью деталей и т. д. Проделанная НКТП работа предопределила успехи советской танковой промышленности в годы войны. Так, в СССР в 1942 году было произведено 24 504 танка и САУ, а в Германии – только 6189; в 1943 году – 24 006 (в Германии 10,7 тысячи), в 1944 году – 28 983 (в Германии 18,3 тысячи), в первом полугодии 1945 года – 15 422 (в Германии только 4,4тысячи)