[273]. После войны НКТП был реорганизован в Народный комиссариат транспортного машиностроения СССР и успешно продолжил свою деятельность в новом качестве.
Схожая ситуация сложилась и с Наркоматом минометного вооружения. Он был образован в ноябре 1941 года на базе Народного комиссариата общего машиностроения СССР. Произошло это в связи с тем, что к этому моменту более 90 % его продукции составляли минометы[274] – сказывалась недооценка военными их эффективности, в связи с которой в войну РККА вступила с непозволительно малым количеством минометов. Как и в случае с танками, на переданных новому наркомату предприятиях незамедлительно наладили массовый выпуск профильной продукции, а уже вскоре в производство поступили и минометы новых моделей и калибров. В результате за время войны советская промышленность сумела выпустить 251 тысячу минометов против 79 тысяч, выпущенных Германией. После войны НКМВ был преобразован в Народный комиссариат машиностроения и приборостроения СССР.
Буквально сразу после смерти Сталина старая система была сломлена. В 1953 году на месте нескольких оборонных министерств было создано Министерство оборонной промышленности СССР, которое возглавил Дмитрий Устинов. Новое ведомство было настолько обширным и могущественным, что представляло собой едва ли не государство в государстве со своими секретными предприятиями, закрытыми городами и т. д. Есть все основания предполагать, что именно в этот момент ВПК стал превращаться в настоящую промышленную империю, не только успешно подминавшую под себя любые необходимые ей ресурсы, но и во многом предопределявшую вектор развития всей экономики. Однако до 1976 года, пока руководство армии и военной промышленности было разделено, ВПК оставался подчинен интересам военных, несмотря на свои «имперские» амбиции внутри СССР.
С назначением Дмитрия Устинова министром обороны в 1976 году власть, сконцентрированная в руках представителей ВПК, стала едва ли не безграничной. В результате сращивания армия и ВПК окончательно приобрели характер закрытой корпорации со своими интересами. При этом военная и военно-промышленная элиты располагали достаточным политическим и административным ресурсом для продвижения этих интересов, что, в свою очередь, неизбежно вело не только к завышению расходов, но и к общему нарушению равновесия в экономике. Закачивание ресурсов в ВПК не просто приводило к их изъятию из национального богатства, но и становилось причиной технологического вырождения гражданских отраслей. Концентрация высоких технологий, лучшего оборудования и наиболее квалифицированных кадров в военной промышленности предопределила для гражданских предприятий экстенсивный путь развития. В такой ситуации даже простое поддержание, не говоря уже о модернизации, гражданского сектора требует несравненно большего, чем при сбалансированном развитии экономики, количества ресурсов: сырья, энергии, строительных мощностей. Таким образом милитаризация экономики, подразумевающая высокие военные расходы и привилегированное положение ВПК, приводит лишь к дополнительным бюджетным и ресурсным издержкам еще и в гражданских отраслях. Между тем необходимо отметить, что часть из них можно компенсировать за счет своевременной передачи новых технологий из военного сектора экономики в гражданский.
Выводы в данном случае очевидны – государство должно выстраивать гибкую систему сдержек и противовесов между армией и ВПК, а не отдавать обе сферы на откуп военным или промышленникам. Более того, в современных условиях рациональным выглядит опыт времен войны, когда для сокращения отставания по каким-либо вооружениям и технике в составе правительства на короткий срок создавались узкоспециализированные ведомства, направленные на развитие конкретных отраслей. Стоит отдельно отметить, что в целом этот урок актуален не только для военной промышленности. Рациональное разделение сфер ответственности не позволяет отдельным группам образовать монополию в какой-либо критически важной для государства сфере. Отсутствие такой монополии гарантирует ограничение претензий на увеличение власти и доступных ресурсов у групп, контролирующих, к примеру, те или иные отрасли экономики. Кроме того, отсутствие этой монополии обеспечивает конкуренцию и повышение качества работы, так как ошибки и просчеты становятся оружием в аппаратной борьбе между заинтересованными группами.
9.2. Не жалея сил: рост числа затратных оборонных проектов
Не подконтрольная никому, кроме Дмитрия Устинова, система оборонного заказа замкнулась сама на себе. В результате число новых проектов, находившихся в разработке, росло с каждым годом чуть ли не в геометрической прогрессии. И в период работы секретарем ЦК по оборонным вопросам, и позже на посту министра обороны Дмитрий Устинов был уверен, что самым большим недостатком выстроенной им системы ВПК является недостаточный уровень конкуренции внутри нее. «Всем нужно дать работу. А что брать на вооружение, решим, когда сравним готовые образцы», – заявлял Устинов[275]. С точки зрения военно-промышленного комплекса такой подход, безусловно, выглядел вполне разумно. Однако подобная многовекторность в ВПК с каждым годом становилась все более тяжелым бременем для народного хозяйства.
К середине 1980-х, когда устиновская военно-промышленная империя находилась на пике своего развития, ей подчинялись 450 научно-исследовательских и 250 конструкторских организаций[276]. Внутри ВПК начала складываться клановая система, в которой успех того или иного проекта зависел не только от его характеристик, но и от того, насколько высокий пост занимал в правительстве покровитель разрабатывающего ее НИИ или КБ.
Это приводило к параллельной разработке сразу нескольких масштабных проектов по одной тематике. Так случилось, к примеру, с ракетами УР–100 и Р–38. Изначально это были две конкурирующие разработки, первую конструировал Челомей, вторую – устиновский фаворит Янгель. Немало копий было сломано в ходе проходивших на высшем уровне дискуссий о том, какая из ракет лучше, особенно с учетом того, насколько разнились заложенные в основе их конструкций концепции. Ракета Янгеля была рассчитана на нанесение ответного удара после того, как противник сам ударит по СССР. Ракета Челомея предполагала нанесение упреждающего удара. Но когда дело дошло до обсуждения на Совете обороны, выяснилось, что оба КБ уже подготовили все для производства своих ракет. Не меньше половины затрат на оба проекта уже были сделаны, поэтому в конечном счете решили производить обе ракеты, но Р–39 в серию так и не пошла.
Схожая ситуация складывалась и с танками. В 1970–1980-х годах в разработке находилось множество перспективных танков, подробности об устройстве и испытании которых неизвестны широкой общественности до сих пор. Среди них
• объект 490 «Тополь» с расположенным в башне экипажем из двух человек;
• объект 490А «Бунтарь» с необитаемой башней и вынесенным орудием;
• объект 477 «Боксер» со 152-мм орудием и другие.
И это помимо серийного производства танков Т–72 и Т–80 и массовой модернизации устаревших к тому времени Т–55, Т–62, Т–64.
Танк Т-72 на военном параде в честь 45-й годовщины Победы в Великой Отечественной войне на Красной площади. 9 мая 1990. [РИА Новости]
Между тем в 1970–1980-х был инициирован ряд крайне амбициозных и затратных военных проектов, так и не увенчавшихся успехом. Тысячи ученых и инженеров ежедневно работали над сотнями дорогостоящих военных проектов, некоторые из них кажутся фантастикой и сегодня. Рассмотрим лишь несколько примеров.
На 70-е годы пришлась активная стадия испытаний элементов системы «Спираль». Проект предполагал создание орбитального самолета, который сначала выводился в космос гиперзвуковым самолетом-разгонщиком, а затем при помощи ракетной ступени самостоятельно выходил на орбиту. Только с 1969 по 1980 год по программе было построено не менее 7 экспериментальных беспилотных ракетопланов (моделей БОР–1, БОР–2, БОР–3), большинство из которых разбились в ходе испытаний. В рамках «Спирали» был построен экспериментальный дозвуковой самолет МиГ–105.11, который успел совершить 7 полетов.
Параллельно создавались сверхзвуковая и гиперзвуковая версии самолета, которые так и не были закончены в связи с закрытием проекта в 1970-х. Однако не стоит думать, что после стольких напрасных трат проект был полностью забыт. Наработки по «Спирали» были использованы при реализации программы «Энергия – Буран» по созданию многоразовой космической системы военного назначения.
Разработка советского ответа американскому «Спейс шаттлу» велась с 1974 года. «Буран», как известно, совершил лишь один полет. Между тем на работы по программе и постройку самого космического корабля было потрачено более 16 млрд рублей[277]. И это, не говоря о миллионах рабочих рук, трудившихся годы напролет ради одного-единственного полета. Еще одним невероятным проектом тех лет стал лазерный комплекс 1К11 «Стилет» на гусеничном шасси. Эта машина особенно интересна еще и потому, что ее главным конструктором был Николай Устинов – сын Дмитрия Устинова, работавший в советской «оборонке» еще с конца 1950-х. В 1978 году, в тот период, когда его отец занимал пост министра обороны, он был назначен главным конструктором боевых лазерных комплексов в недавно образованное НПО «Астрофизика». Надо ли говорить, что при таком влиятельном покровителе главный конструктор не испытывал недостатка в любых видах ресурсов: финансовых, кадровых, материальных. Лазерная система была построена, успешно испытана и даже поставлена на вооружение, однако серийно так и не выпускалась – было создано всего две машины.