Таким образом, к середине 1980-х годов советский ВПК превратился в наиболее привилегированную отрасль, развитию которой во многом было подчинено все народное хозяйство. Конечно, в этом, помимо недостатков, были и свои преимущества, о которых будет сказано позже. Однако спорить с тем, что особое положение ВПК ограничивало рост советской экономики и уровня жизни граждан, все же не приходится. И рост политического влияния Дмитрия Устинова этому только поспособствовал.
9.4. Триумвират эпохи застоя: рост политического влияния Дмитрия Устинова
По мере того, как Леонид Брежнев старел и становился все более немощным, влияние триумвирата Устинов – Андропов – Громыко делалось все более заметным. В последние годы брежневского правления министр обороны Дмитрий Устинов, по свидетельствам многих современников, превратился в одного из главных хранителей существовавшего режима. Едва ли не каждое заседание с участием министра обороны, по воспоминаниям генерал-полковника Д. А. Волкогонова, начиналось с панегириков в адрес генсека: «Я только что разговаривал с нашим дорогим и любимым Леонидом Ильичом. Он передает вам всем привет и желает больших успехов…»[286]. Да и о самом своем дорогом друге Устинов заботиться не забывал – сначала по всеобщему согласию предложил повысить его в звании до маршала, затем наградил генерального секретаря орденом «Победа», хотя по статусу он ему не полагался. Сам Брежнев тогда сказал по этому поводу:
«Товарищи решили наградить меня орденом „Победа“. Я им сказал, что этот орден дается только за победу на фронте. А Дмитрий Федорович, да и другие, убедили меня, что победа в борьбе за мир равноценна победе на фронте»[287].
Министр иностранных дел СССР Андрей Андреевич Громыко.2 мая 1980. [РИА Новости]
Генеральный секретарь ЦК КПСС Юрий Владимирович Андропов. 12 ноября 1982. [РИА Новости]
Министр обороны СССР, дважды Герой Социалистического Труда, Герой Советского Союза маршал Советского Союза Дмитрий Федорович Устинов. Начало 1980-х. [РИА Новости]
Доходило до того, что порой Устинову требовалось уговаривать некоторых советских руководителей согласиться на присвоение Брежневу очередной награды. Так случилось, когда генсека решили наградить очередной Золотой Звездой Героя Советского Союза.
Член Политбюро ЦК и первый секретарь ЦК компартии Украины Владимир Щербицкий вспоминал, что однажды глава Минобороны позвонил ему со следующей просьбой: «Давай порадуем старика, дадим ему еще одну Звезду. Все проголосовали, остался один ты»[288]. Выбора не оставалось – Щербицкому пришлось согласиться. Реальная власть все больше переходила в руки брежневской «тройки». Известно, что принципиальное решение о вводе советских войск в Афганистан было принято в 1979 году именно Андроповым, Устиновым и Громыко, которые затем убедили Брежнева в правильности этого шага. Причем глава Генштаба генерал Огарков был категорически против начала военной операции и не раз докладывал об этом министру обороны, но тот был непреклонен. Генерал-майор А. А. Ляховский, который в то время служил в Главном оперативном управлении Генштаба, рассказывал, что когда 10 декабря 1979 года Огарков в ходе очередной дискуссии с Устиновым назвал ввод войск безрассудством, министр вышел из себя и накричал на него:
«Вы что, будете учить Политбюро? Вам надлежит только выполнять приказания…»[289].
Через 15 дней после этого СССР начал ввод ограниченного контингента советских войск в Демократическую Республику Афганистан. По словам Евгения Чазова, Устинов, в отличие от Андропова, никогда так и не пожалел о начале войны в Афганистане:
«…он, как представитель старой сталинской „гвардии“, считал, что все вопросы можно решить с позиции силы. Если я видел, как метался и нервничал в связи с афганской войной Андропов, понявший в конце концов свою ошибку, то Устинов всегда оставался невозмутимым и, видимо, убеждённым в своей правоте», – писал Чазов[290].
Его слова подтверждает генерал армии А. М. Майоров, который в 1980–1981 годах был главным советником вооруженных сил ДРА. Докладывая 22 марта 1981 года верхушке ЦК и командованию армии о ситуации в Афганистане, он предложил начать планирование вывода войск. Однако Устинов тут же отрезал:
«Нам Афганистан нужен как полигон мирового масштаба. Это-то хоть вы понимаете, стратег?»[291]
Более того, по воспоминаниям того же генерала Майорова, маршал Устинов даже предлагал расширить конфликт, введя войска еще и в Пакистан под предлогом ликвидации тренировочных лагерей моджахедов.
Но вернемся к 1979 году. Когда глава государства начал все чаще оказываться в больнице, Устинов был одним из тех, кто призывал врачей делать все возможное, чтобы поставить его на ноги. После одного из обострений, когда здоровье генсека начали широко обсуждать в ЦК, министр обороны обратился к Евгению Чазову, который лечил не только генсека, но и самого Устинова:
«Евгений Иванович, обстановка становится сложной. Вы должны использовать все, что есть в медицине, чтобы поставить Леонида Ильича на ноги. Вам с Юрием Владимировичем надо продумать и всю тактику подготовки его к съезду партии. Я в свою очередь постараюсь на него воздействовать»[292].
Между тем по свидетельствам В. А. Крючкова, в ту пору начальника Первого главного управления КГБ, еще в 1974 году между его шефом Юрием Андроповым и Дмитрием Устиновым произошел любопытный разговор. Андропов сказал, что в связи с состоянием Брежнева необходимо начинать поиск мягкого и безболезненного варианта постепенного отхода действующего генсека от дел. Устинов с ним согласился. Однако этот постепенный отход растянулся на восемь лет и закончился смертью советского лидера 10 ноября 1982 года. Как известно, Л. И. Брежнев скончался во сне, и о его смерти сотрудники охраны узнали только утром, когда попытались разбудить генсека. Первые попытки реанимационных мероприятий не принесли успеха. Вскоре на дачу, где скончался глава государства, прибыл вызванный охранниками Андропов, а также оповещенные им Устинов и Черненко. По воспоминаниям коменданта госдачи О. Стронова, «они стояли над телом Леонида Ильича и обсуждали, кому теперь руководить страной. Дмитрий Федорович предложил кандидатуру Андропова. Возражений ни у кого не было»[293].
При новом советском лидере, который не мог похвастаться богатырским здоровьем, положение Устинова лишь укрепилось. Как уже говорилось в предыдущем пункте, траты на оборону в этот период продолжали расти опережающими по сравнению с национальным доходом темпами. Андропов пытался противостоять Устинову, но делал это скорее формально, и на то был ряд причин: во-первых, они были давними друзьями, во-вторых, генсек не хотел портить отношения с армией. Как-то раз в 1983 году, когда Андропов уже довольно много времени проводил в больнице, на проходившем без его участия заседании Политбюро по просьбе Устинова было принято решение о выделении 250 млн рублей на строительство памятника Победы в Москве. Генсек был возмущен и после выговаривал Устинову:
«Как ты, Митя, не поймешь, что у нас не хватает жилья, больниц, детских садов, те же военные пенсионеры получают крохи, а вы на Политбюро легко бросаетесь четвертью миллиарда»[294].
Д. Ф. Устинов и Ю. В. Андропов в Крыму. 1983. [Из открытых источников]
Однако долго противостоять Устинову новый генсек не мог – с каждым месяцем болезнь прогрессировала, и к концу 1983 года он был уже практически неработоспособен. Члены Политбюро были осведомлены о состоянии Андропова, да и сам он понимал, что счет идет в лучшем случае на месяцы, поэтому выбор следующего кандидата на пост генерального секретаря ЦК КПСС начался заранее.
Евгений Чазов, после смерти Брежнева, рассказывал, что после одного из посещений Андропова в больнице Устинов сказал, что сам генсек видит своим преемником члена Политбюро и секретаря ЦК Михаила Горбачева.
«Да и я считаю, что это правильный выбор. Нам нужен молодой, толковый руководитель, которого знает партия… он продолжит то, что начал Юрий Владимирович. Надо сделать все, чтобы этого добиться», – сказал Устинов[295].
Тогда это заявление удивило Чазова, так как, по его словам, буквально за неделю до этого Устинов попросил его уведомить другого члена Политбюро Константина Черненко о прогрессирующей болезни Андропова с тем, чтобы тот готовился занять пост главы государства[296]. После смерти Андропова 9 февраля 1984 года вопрос о следующем генсеке встал еще более остро. Горбачев, еще не знавший о вероятном назначении Черненко, предложил возглавить страну министру обороны Дмитрию Устинову. «Почему? На мой взгляд, он был, пожалуй, единственным, кто мог продолжить политическую линию Андропова. … К тому же Устинов пользовался большим авторитетом в партии и стране. Я „нажимал“ на Дмитрия Федоровича, поскольку других вариантов не видел», – писал об этой своей инициативе сам Горбачев[297]. Однако Устинов от этого предложения отказался. «Я уже в возрасте и болезней много. Пусть тянет Черненко», – ответил он[298]. В отказе Дмитрия Устинова нет ничего удивительного. Многие его современники в своих воспоминаниях утверждают, что, несмотря на ошеломительный рост влияния в брежневские годы, у Устинова не было амбиций занять пост генсека. Он был целиком и полностью поглощен делом развития армии и военной промышленности. В этих условиях кандидатура Константина Черненко стала компромиссной. Горбачев, которого сам Устинов видел новым генсеком после Андропова, еще не заручился достаточной поддержкой в ЦК и вообще считался на фоне кремлевских старцев слишком молодым, чтобы возглавить СССР.