[64].
Заседания 10 марта (полностью) и 16 марта (частично) были посвящены внешнеполитическим вопросам. 16 марта вновь встала тема Сената. Накануне соответствующий проект указа, зачитанный Н. Н. Новосильцовым, вызвал у государя «неодобрение» некоторых статей. А вот князь А. Чарторыйский и граф П. А. Строганов «были весьма довольны» содержанием проекта. Конкретно Александру Павловичу не понравилось, что Сенату давалось право проверки действий министров. Друзья считали, что без ответственности министров Сенат будет бесправен. Причем они решили настаивать на этом в разногласиях с императором, ибо иначе откроется простор самому неограниченному произволу министров. На самом заседании Новосильцов, Чарторыйский и Строганов следовали этой договоренности. Им удалось перетянуть на свою сторону не только графа В. П. Кочубея, но и Александра I.
Последнее заседание, на котором специально обсуждался сенатский вопрос, имело место 17 марта. Зачитывались соответствующие «бумаги», учитывающие предложения канцлера графа А. Р. Воронцова и одобренные государем. Члены комитета добились установления правильного, по их мнению, порядка взаимоотношений Сената с губернаторами, председателями присутственных мест и прокурорами. Император и его друзья одобрили проект одного из двух указов по внутренним делам Сената, подготовленных Воронцовым. Далее Александр I заявил, что решил отдать все «бумаги» по Сенату на рассмотрение Государственного совета, показав их прежде Воронцову. Н. Н. Новосильцов сообщил собравшимся об одобрении Ф. С. Лагарпом плана организации государственного управления и введения министерств. Князь А. Чарторыйский поведал о проекте программы кодификации русского права с привлечением иностранных юристов, которую Александр Павлович одобрил. В конце участники заседания обменялись мнениями о «поступках» петербургского военного губернатора М. И. Голенищева-Кутузова. Все, в том числе и император, высказались за его замену[65].
В марте – мае 1802 г. на заседаниях Государственного совета рассматривались важные вопросы государственной жизни. 3 марта был заслушан доклад канцлера графа А. Р. Воронцова о непродаже крестьян без земли (во второй главе мы затрагивали этот вопрос, поднятый Александром I, но не поддержанный 6 мая 1801 г. Государственным советом). Начав с того, что продавать человека, «как лошадь или барана», непозволительно в нынешнее «просвещенное» время, Воронцов вспомнил об отклонении Советом предложения императора из-за боязни потрясений, которые могли произойти в начале царствования вследствие подобного запрета. Теперь время для подобной меры уже «приспело». Канцлер предложил: покупать людей к фабрикам и заводам только с поселениями; купцам запретить под чужими именами покупать деревни; не разрешать продажу людей в рекруты; дворянам и чиновникам, имеющим только дворовых людей, разрешить их продавать только казне; следить за тем, чтобы проданные помещиками для поселения на другие земли крестьяне действительно переселялись в другие места «для хлебопашества»; помещики, отпускающие крестьян на волю, тут же освобождались бы от уплаты за них подушной и рекрутской податей. Все члены Совета с этой запиской в основном согласились. На том, чтобы в будущем документе присутствовала фраза о запрете продажи крестьян без земли «без всякого изъятья», настаивали графы П. В. Завадовский и Н. П. Румянцев. Однако подобный указ не был разработан. Исследователь С. Б. Окунь считал, что в 1802 г. Александр I уже не видел в нем «надобности»[66].
С 21 апреля по 5 мая 1802 г. по вопросу «о правах и преимуществах» Сената высказались почти все члены Государственного совета. Они обсуждали «бумаги», переданные Александром I и предварительно разбиравшиеся в «Негласном комитете» (см. выше). Граф В. А. Зубов заметил, что в предлагаемом проекте указа надо только подтвердить права Сената. Князь П. В. Лопухин советовал прежде издания указа «исправить производство дел» в Сенате. Граф В. П. Кочубей считал: Сенату следовало «возвратить то, что у него было отнято», и ускорить «течение дел» в нем. При этом он предлагал: пока не будет принято «новое законоположение», удобнее оставить Сенату судопроизводство (то есть высказывался за Сенат как высшую судебную инстанцию). Граф А. И. Васильев считал, что нужнее всего найти способы «к успешному производству дел» в Сенате. Н. С. Мордвинов доказывал, что Сенат как присутственное место «может иметь должности, а не права». А эти «должности» никогда не отменялись. Сходство настоящего положения Сената с предложениями, содержащимися в проекте указа, заметил граф Н. П. Румянцев. Он считал, что никакого «исправления слабости» этого органа не предусматривается. С. К. Вязмитинов предложил вообще отложить вопрос до издания законов (у Кочубея – «нового законоположения»). Если же нужно сейчас издать указ, то текст следует сократить и ничего не обещать в порядке преобразований.
Мнения иных членов Совета более пространны. Вице-канцлер князь А. Б. Куракин заявил, что не нужно даровать Сенату новые «права и преимущества». При Петре I государь, находясь в Петербурге, сам присутствовал в Сенате, и без его ведома ничего не делалось. Преемники Петра перестали заседать в Сенате, и этот орган получил новые «границы», которые «верховному судилищу приличны». Куракин высказался в консервативном духе, что польза от новых преобразований не может быть выше пользы от прочных многолетних установлений. Сенату же нужны перемены лишь по части его канцелярии.
Граф П. В. Завадовский одобрил представленные проекты. Его предложения сводились к тому, чтобы при голосовании мнение сенатора имело равный вес с генерал-прокурором, чтобы указы по делам, присланным из присутственных мест, значились как исходящие от Сената, а не объявлялись бы от отдельных лиц, и чтобы были различия в наименовании действующего сенатора и сенатора в отставке.
Генерал-прокурор А. А. Беклешов повторил объявленную цель проектов: укрепить Сенат как высшее судебное учреждение, следящее за точным соблюдением законов и осуществляющее общее «ведение» всех государственных распоряжений. Кроме того, устроить точный и единообразный порядок ведения дел. Но вот предложенные 27 статей, по мнению Беклешова, повторяли то, что уже имелось ныне, и они не подкрепляли «слабый и бессильный» Сенат. В конкретном плане генерал-прокурор предложил разделение департаментов Сената «по делам» и рассмотрение штата его служителей.
Недавно введенный в Государственный совет (21 апреля 1802 г.) граф С. П. Румянцев (родной брат Н. П. Румянцева) предложил свой проект «верховного правительства». Это Сенат, состоящий из двух палат. Первая – «Высшая палата правительства». Она делится на два департамента (один ведает казенными доходами, а другой – прочими правительственными местами). При этой палате Румянцев намечал учредить комитет, который должен исполнять именные указы, назначать на должности и производить в чины. Вторая палата – «Высшая палата правосудия», которая состоит из департаментов гражданских и уголовных дел.
На высоком теоретическом уровене пытался утвердить свое мнение канцлер граф А. Р. Воронцов. Он начал с того, что признал лучшей формой правления для России самодержавие. Однако, с его точки зрения, только личность монарха не может охватить «все части государственного управления», при этом неизбежны «самовластие и произвол» (еще свежи павловские времена). Если же вверить управление «местам, известное сословие лиц составляющим» (говоря современным языком – учреждениям), то ошибки одного исправляются другими, и это принято у европейских народов раньше нас. Местом, в котором в России соединяются все части внутреннего управления, должен быть Сенат (тут Воронцов совершает исторический экскурс в XVIII в.). Автор делает вывод, что орган этот на протяжении столетия признавался государями «первым источником», через который их власть и законы «изливались на всю империю». Народ привык видеть в Сенате «верховное судилище правосудия». Однако в последнее время сила Сената ослаблена, что и признал Александр I. Если оставить Сенат в прежнем положении, то надо перестать называть его Правительствующим, но числиться бы ему верховной палатой гражданского и уголовного суда и верхней инстанцией межевых дел. Канцлер призвал восстановить Сенат на тех принципах, которые изложены в указе от 5 июня 1801 г. (см. вторую главу). В заключение Воронцов высказал конкретные предложения: если будет утверждено, что решения принимаются единогласно, то в случае несогласия генерал-прокурора или сенатора дело передается на суд общего собрания или императора, а если будет утвержден принцип большинства голосов, то их требуется для решения 2/3; оставить Сенату право «делать представления» монарху; выходящие из Сената указы не может нарушать губернская власть.
Д. П. Трощинский упирал на необходимость подтверждения государем прав и обязанностей Сената. Он предлагал в основном редакционные уточнения по отдельным статьям. Им было поддержано пожелание Воронцова о сохранении за Сенатом права «делать представления» императору, если по важным делам появится указ, «с законами несогласный». Трощинский хотел сохранить петровский принцип единогласного решения, но, если будет принят принцип большинства голосов, то точно определить их пропорцию. Он также считал, что в отставке лицо лишается звания сенатора[67].
Из вынесенных на суд читателя мнений членов Государственного совета о «правах и преимуществах» Сената ясно, что большинство из них либо мирились с его статусом и предлагали только усовершенствовать работу канцелярии, либо полагали, что ничего нового обсуждаемые проекты не предлагают, да это (как считали некоторые) и не нужно. Позитивно к проектам отнесся Завадовский; Кочубей практически призывал оставить за Сенатом лишь функции высшего суда; свой проект превращения Сената в «верховное правительство» представил С. П. Румянцев, а Воронцов отстаивал идею наделения этого органа не только судебной, но и исполнительной властью. На этом завершилось обсуждение в верхах сенатской темы.