Как только генерал-прокурор Г. Р. Державин получил указ от 20 февраля 1803 г., он тут же отправился к Александру I и стал с жаром говорить о его бесполезности и опасности: «нашей непросвещенной черни опасно много твердить о вольности» и т. д. Державин полагал, что освобожденные крестьяне продадут землю и переселятся в отдаленные окраины империи, следовательно – не станут платить подати и исполнять рекрутскую повинность. Александр Павлович вроде бы приказал указ вновь отослать в Государственный совет. Едва Державин вернулся домой, как к нему приехал Н. Н. Новосильцов и передал новое распоряжение императора: указ отправить в Сенат для немедленного исполнения. Державин пытался, но не смог заручиться поддержкой сенаторов. Да еще и «заслужил» выговор от государя, что «идет» в Сенате против его указов[135].
Посмотрим, как оценивает указ «о свободных хлебопашцах» историография. В. О. Ключевский назвал его «первым решительным выражением правительственного намерения отменить крепостное право». Г. В. Вернадский, признавая небольшие практические результаты указа, считал, что он «имел огромное значение» во внутриполитическом отношении. Н. К. Шильдер критиковал документ за «стеснительные формальности» и «боязливость» в его исполнении. Остальные авторы более или менее подробно касались его содержания и отмечали незначительное практическое применение: приводятся подсчеты В. И. Семевского о перешедших в состояние «свободных хлебопашцев» в царствование Александра I лишь 47 тысяч душ мужского пола (справедливы утверждения историков о том, что дворяне не желали становиться капиталистическими предпринимателями и не шли на освобождение своих крестьян с землей, да и суммы, которые навязывались крестьянам, для них являлись неподъемными – минимум 130 рублей с души)[136].
Выскажемся по поводу рассматриваемых указа и правил, а равно и относительно критики Г. Р. Державина и мнений историков. Выпущенные властью 20 и 21 февраля 1803 г. документы не просто позволяли помещикам освобождать своих крепостных с землей, но и предлагали им весьма гибкий план подобных действий. Помещики могли освобождать крестьян целыми поселениями и индивидуально, но с предоставлением освобожденным земли. Причем земля и повинности либо могли сразу выкупаться, либо приобретение земли в собственность и свобода от повинностей растягивались на определенные сроки, в течение которых крестьяне платили по частям или несли определенные повинности, либо, наконец, крестьяне получали свободу, но несли все платежи и повинности за пользование помещичьей землей. Выкупив повинности и землю в собственность, бывшие крепостные входили в особое «состояние» «свободных хлебопашцев». Возражения Г. Р. Державина, что и прежние указы позволяли помещикам отпускать крепостных и дворовых на волю, бьют мимо цели, ибо подобный комплекс мер и тем более учреждение особого «состояния» они не предполагали. Действительно, практика выполнения положений указа от 20 февраля была обставлена многими формальностями, и о каждом случае докладывалось государю. Однако в документах не раз подчеркивалось, что необходимо обеспечить добровольность решения крестьян, следовало проверить добросовестность помещика. Разумеется, это предполагало и формальности, и длительность прохождения дела. То, что император лично должен был принимать решение по каждой деревеньке, с одной стороны, соответствует тогдашней государственной практике, когда монарх подписывал указы о создании какого-либо предприятия или о формировании нового гарнизонного батальона. С другой стороны, надо было преодолеть сопротивление чиновного дворянства (Г. Р. Державин – лишь наиболее заметная в этом отношении фигура, и им это сопротивление, конечно, не ограничивалось). Проблема крепостного права стала наиглавнейшей. Абсолютное большинство дворян тогда не желало его отмены. Пойти на издание соответствующего указа с риском для своей жизни Александр Павлович не мог (да и указ этот вряд ли бы тогда стал исполняться). Указом о «свободных хлебопашцах» император сделал все, что мог в тех условиях. Он как бы говорил помещикам: освобождайте крепостных с землей за выкуп, берите дело в свои руки. И не его вина в том, что откликнулись на его призыв немногие. Исходя из всего вышесказанного, мы полагаем, что именной указ от 20 февраля 1803 г. – самый важный внутриполитический шаг Александра I. В 1804–1805 гг. были приняты постановления, носившие уточняющий и разъяснительный характер. 28 мая 1804 г. именной указ подчеркивал, что пошлины, которые взимались «при записке условий» о крестьянах, отпускаемых в «вольные земледельцы» (вольная трактовка понятия «свободные хлебопашцы»), взимаются по мере платежа установленных сумм, а не единовременно. Специальное заключение Государственного совета было утверждено императором 19 декабря 1804 г. Совет в соответствии с действующим законодательством не утвердил практику отпуска крестьян из родовых имений в «свободные хлебопашцы» по завещанию (надо полагать, в благоприобретенных имениях подобная процедура не возбранялась). Выработанные помещиком и крестьянами условия увольнения последних в «свободные хлебопашцы» не прекращались со смертью первого по именному указу от 3 октября 1805 г.[137]
Выше мы писали, что инициатор постановки данного вопроса граф С. П. Румянцев освободил 199 крестьян. С. Б. Окунем отмечено, что статус «свободных хлебопашцев» он им предоставил безвозмездно, подчеркнув, что большему количеству крестьян он подобное сделать не в состоянии. А первым, кто воспользовался указом от 20 февраля, считается воронежский помещик Петрово-Солово. За освобожденных 5 тысяч душ и их земельные наделы он получал с рассрочкой на 19 лет 1,5 млн рублей. Громко заявил о себе князь А. Б. Куракин. С. Б. Окунь отметил: он объявил в печати, что желает освободить около 3 тысяч душ за 1,1 млн рублей (об этом даже писал граф П. В. Завадовский графу А. Р. Воронцову). 25 ноября 1804 г. вышел специальный именной указ на имя воронежского гражданского губернатора. В документе есть ссылка на указ от 15 апреля по делу Петрово-Солово. Здесь же мы узнаем, что куракинское имение заложено. Его крестьяне в случае перехода в состояние «свободных хлебопашцев» должны были бы вносить деньги Государственному казначейству и в Опекунский совет Воспитательного дома. Возможно, это обстоятельство вынудило Куракина отложить задуманное до своей кончины (имение являлось благоприобретенным). В рассматриваемое время к «свободным хлебопашцам» были причислены 27 августа пять душ крестьян, отданных орловским помещиком Протасовым в пользу Приказа общественного призрения, и 22 ноября 1804 г. – крестьяне владимирской помещицы Балакиревой[138].
Если указ о «свободных хлебопашцах» оказался максимумом того, что мог сделать в крестьянском вопросе для русских земледельцев Александр I, опираясь на своих друзей, то земледельцам Прибалтики были предложены гораздо более существенные преимущества. Связано это с позицией прибалтийского дворянства, которое сплошь состояло из немцев. Местные крестьяне – латыши и эстонцы – не раз выражали недовольство своим положением. Благоразумные немецкие помещики в подобных условиях решили в чем-то уступить, чтобы сохранить главное: местный вариант крепостного права. В 1803 г. был создан Лифляндский комитет, в который вошли: граф В. П. Кочубей (председатель), граф П. А. Строганов, О. П. Козодавлев и два представителя лифляндского дворянства. Понятно, что работа началась далеко не с чистого листа: заинтересованные немецкие помещики активно участвовали своими предложениями. 3 сентября лифляндскому гражданскому губернатору было приказано избрать кандидатов в Комиссию по определению крестьянских повинностей. И уже 20 февраля 1804 г. был опубликован именной указ, который утвердил «Положение для поселян Лифляндской губернии». Документ начинался с перечисления пожеланий лифляндского дворянства: признать политическое существование поселян, утвердить благоприобретенную ими собственность и огородить их от притеснений через определение их повинностей, которые и нашли в нем отражение. Крестьяне оставались прикрепленными к земле, но продавать их без нее не разрешалось. Более того, крестьяне становились владельцами своих участков земли, которые оставались в собственности помещиков. Причем владение это передавалось по наследству. Если помещик хотел отобрать эту землю, то он должен был об этом предупредить за три года (то есть чтобы не нарушать севооборота) и оплатить крестьянину все его издержки по хозяйствованию на ней. Важным обстоятельством стало подробное перечисление податей и повинностей крестьян в зависимости от количества и качества их земельных участков (барщина ограничивалась двумя днями в неделю). Движимое имущество считалось собственностью крестьянина, который, кроме того, имел право приобретать в собственность недвижимость (реально, конечно, это могли делать богатые крестьяне). Ничего не изменилось в положении помещичьих дворовых людей. По Положению в каждом поместье образовывался крестьянский суд. Из трех его членов один избирался помещиком, а двое – земледельцами. В 1805 г. подобное Положение было принято и для Эстляндии. С. Б. Окунь отмечает увеличение на деле крестьянских повинностей (теперь строго зафиксированных в соответствии с Положением), поскольку цена на землю была значительно повышена при прежней оценке барщины и оброка[139].
Применительно к русским казенным крестьянам продолжалась практика контроля над наделением их 15-десятинными земельными наделами, а в случае избытка земли – и «разных людей». Владельцы казенных земель, которые были ими освоены и заселены до 1763 г., должны были уплатить за них тройную цену. Рыбная ловля и мельницы, заведенные внутри казенных поселений, отдавались им из оброка. Улучшение экономического положения казенных крестьян в определенных местах сулили указы от 18 сентября 1803 г. (живущие в г. Печеры Псковской губернии крестьяне переселялись в деревни, и им даровались льготы), от 19 января 1804 г. (в некоторых губерниях велено отводить крестьянам «особые места» в лесах, чтобы им смолокурничать и рубить древесину «для разных изделий»), от 10 февраля (при казенных Олонецких заводах приписанными оставить только крестьян Петрозаводского уезда) и от 20 декабря 1805 г. (оставлены крестьянам Коньковской волости земли, ранее предназначенные под выгон г. Старица). По желанию казенных крестьян разрешено было заводить в их селениях «питейные дома» (указ от 17 февраля 1804 г.). Только «необходимые… причины и нужды» могли служить основанием их переселения из губернии в губернию (указ от 30 октября 1805 г.).