А. Д.) поляки и польки». И император становился «гораздо умягченным», а Державин его помнил разгневанным на сенаторов, сказавшим: «Я им дам себя знать». Поскольку «единомыслия» сенаторов достичь не удалось, то и дело было принесено государю «с разными мнениями». Затем Александр Павлович принял «депутацию» от Сената в подчеркнуто торжественной обстановке, один, в полной тишине. После прочтения всех документов дела император «весьма сухо сказал, что даст указ, и откланялся».
21 марта 1803 г. в своем указе Сенату государь подтвердил его право делать ему «представления», но оно не распространялось на новые и вновь подтвержденные указы (следовательно, «представления» лишались смысла). Сенаторская фронда ничего не добилась, и Александр I выступил как самодержец. По этому поводу князь А. Чарторыйский заметил, что либеральные мысли следует отнести к юношеским увлечениям Александра Павловича. Ему – императору – «нравились внешние формы свободы… воплощение же их в действие он не допускал. Он охотно бы согласился дать свободу всему миру, но при условии, что все добровольно будут подчиняться исключительно его воле»[151]. Мемуары Чарторыйский писал по прошествии многих лет после описываемых событий, и на его оценку Александра I повлиял многолетний опыт их общения. Но все же и в 1803 г. уже вполне проявлялся характер Александра-самодержца.
Целая серия указов была выпущена для разъяснения и конкретизации положений именного указа от 8 сентября 1802 г. о правах и обязанностях Сената, который мы разбирали в предыдущей главе: о рассмотрении сенатского канцелярского порядка, об установлении особого дня в неделю для разбора дел по Герольдии, о правилах решения дел и голосования сенаторов, о предании суду просителей, чьи жалобы на решение сенаторов окажутся «неосновательными»[152]. Император 28 июня 1804 г. распорядился выдать из сенатского казначейства деньги, необходимые для достройки генерал-прокурорского дома. Сенатским указом от 3 июля 1804 г. из сенатской чертежной палаты планы и межевые книги разрешено было выдавать владельцам после «представления» о том Сенату. Жалованье сторожам, состоящим при московских департаментах Сената, именным указом от 6 июня 1805 г. было приказано уравнять с жалованьем сторожей петербургских департаментов. 1 августа 1805 г. была высочайше утверждена инструкция сенаторам, назначенным для осмотра губерний. Практика эта, как известно, берет свое начало со времен Петра I, и ее особенности были давно отработаны. Данная инструкция предназначалась скорее обобщить имеющийся вековой опыт. Сенаторы были обязаны: ознакомиться в губернских учреждениях с ведомостью решенным и нерешенным делам, порядком исполнения распоряжений центральной власти, деятельностью чиновничьего аппарата, посетить места содержания «колодников», определить правильность работы Казенной палаты (по налогам и финансовой части), Приказа общественного призрения, дворянской опеки и сиротских судов, полиции, обратить внимание и на уездные присутственные места, способствовать исправлению недостатков, а виновных предлагать судить. В то же время Сенат получал распоряжения об учреждении вдовьих домов, казенных больниц, об освидетельствовании сирот и устройстве вдов[153]. Специальные распоряжения касались постоянных и временных сенатских департаментов. В высочайше утвержденном 27 января 1805 г. докладе министра юстиции сказано, что Павлу I «угодно» было учредить три временных сенатских департамента из-за «безмерного количества» накопившихся дел, однако пользы от этого мало. Предложено: иметь в Петербурге шесть департаментов, а в Москве – три, упразднить комитеты «для поверхностного обозрения жалоб на решения Сената». Между прочим, отмечено, что число праздничных дней в году у сенаторов доходит до 150, а многие из них присутствуют в неделю один-два раза. Решено, что сенаторы должны присутствовать во все рабочие дни недели, кроме пятницы, а число праздников сократить до 40. Еще раньше, 24 июля 1804 г., на два года продлили деятельность временных судебных палат по гражданским делам в Москве, а 13 марта 1805 г. объявили об открытии там же Восьмого (постоянного) сенатского департамента[154].
В своих «Записках» Г. Р. Державин заметил, что после «дела Потоцкого» он «не примечал… в государе прежнего к себе уважения». Правда, генерал-прокурор мог пока тешить себя убеждением, что он «не видал и недоверенности». Решающую роль сыграло «путешествие» Александра I в лифляндские губернии. С ним ездили Н. Н. Новосильцов и князь А. Чарторыйский – «враги Державина». Они «клеветали» на Гавриила Романовича, и с этого времени государь стал обращаться с ним «холоднее». «Министры подыскивались во всяких безделках под Державина и его оклеветали, а особливо граф Кочубей». Конечно, здесь мы имеем дело с субъективным восприятием нашего героя. Но последующие события показали, что хотя бы доля истины в этом имелась. Генерал-прокурору припомнили его негативное отношение к указу о «свободных хлебопашцах», его попытку переселить безземельную польскую шляхту в пограничные южные и юго-восточные губернии, где бы они служили в ландмилиции (Державин ссылался на то, что Екатерина II намеревалась принять такое решение, но не успела). Последнее крайне враждебно встретили близкие императору поляки. Александр Павлович начал пенять генерал-прокурору за медленную и не всегда эффективную работу его канцелярии. Дело доходило, со слов Державина, до того, что бумаги просто «выкрадывали», чтобы бросить тень на него. И вот 8 октября 1803 г. Александр I уволил Гавриила Романовича с постов генерал-прокурора и министра юстиции (он остался сенатором). Вместо него был назначен князь П. В. Лопухин (уже бывший генерал-прокурором при Павле I). У министра юстиции Г. Р. Державина товарища не было. К министру П. В. Лопухину товарищем министра государь определил Н. Н. Новосильцова[155].
И ранее (см. вторую главу) Синод беспокоился практикой «переманивания» церковных кадров на светскую службу (главным образом этому способствовало участие церковных учебных заведений в образовательных планах властей). Теперь принимались соответствующие решения, по которым такие переходы можно было осуществлять только с разрешения высшего церковного начальства: 31 октября 1802 г. – о штатных служителях архиерейских домов и монастырей, 30 апреля – о лицах духовного звания, 31 мая – о семинаристах и 30 сентября 1804 г. – об учителях и учениках духовного ведомства. По синодским указам от 18 марта 1803 г. лица духовного звания и приходские священники должны были включиться в преподавание светских учебных предметов в качестве учителей. В случае, если студенты и ученики семинарий окажутся дворянами, то им разрешалось вступать в светскую службу по доказательствам из Герольдии (8 декабря 1804 г.). Детей и выходцев из среды церковных служителей по их желанию можно было записывать в купечество и мещанство, не принуждая к вступлению в военную службу (17 августа 1803 г. и 28 июня 1805 г.). В то же время сенатский указ от 31 октября 1802 г. объявлял «разбор» не служащих детей священно– и церковнослужителей.
Другим, не менее животрепещущим, оказался вопрос о недвижимости. Синодский указ от 4 марта 1804 г. предписывал епархиальным архиереям обращаться по поводу отвода земли церквам к местным властям. О дозволении лицам духовного звания приобретать земли и отводе новых земель взамен захваченных частными лицами говорилось в указах: сенатских от 14 мая и 25 июля 1804 г., 8 июня 1805 г. Синодский указ от 10 ноября 1804 г. требовал, чтобы епархиальные архиереи покупали «казенные вещи» строго в соответствии с изданными узаконениями.
Поскольку были известны обратные примеры, то синодский указ от 26 марта 1803 г. предписывал духовному начальству с подчиненными духовными лицами «обходиться кротко». 21 февраля 1804 г. было решено, чтобы границы епархий совпадали с границами губерний. Студентам духовных училищ 9 сентября 1804 г. позволено было поступать в Московскую синодальную типографию корректорами с чином 14 класса. Опять-таки выявленные нарушения заставили 8 декабря 1804 г. выпустить именной указ о соблюдении в церквах благочиния. Церковные власти были обеспокоены случаями рассмотрения губернскими судебными палатами по уголовным делам преступлений священно– и церковнослужителей. Синод 22 декабря 1804 г. требовал сообщать о таких делах в духовные консистории ясно и подробно. 23 марта 1805 г. епархиальным архиереям дозволялось разрешать крестить младенцев «в случае крайней их слабости» на дому, а не в церкви. Священников синодским указом от 10 октября 1804 г. обязали убеждать прихожан в необходимости прививок от оспы. Только священников Архангельска касался синодский указ от 27 сентября 1805 г., назначавший им жалованье за счет прихожан вместо денежных сборов во время обхода городских домов по церковным праздникам. Сумму на содержание «нижних чинов» при Синоде государь разрешил 29 декабря 1805 г. увеличить.
Непосредственно изучению истории посвящен синодский указ от 6 июня 1804 г. об отсылке древнерусских летописей и хронографов в Общество истории и древностей российских при Московском университете. Четыре указа касались браков и разводов. Именной от 1 января требовал утверждения последних Синодом. Синодские: от 16 октября 1803 г. определял, что дети, рожденные в «Польском крае» от родителей, принадлежащих к разным конфессиям, принимали веру отца; от 28 апреля 1804 г. разрешал снова вступать в брак, если супруг или супруга сосланы навечно на поселение; от 15 ноября 1805 г. предписывал производить «разводные дела» лиц православного и лютеранского исповедания в случае, если венчание происходило по лютеранскому обряду – лютеранскими пасторами (надо думать, что при венчании по православному обряду, развод был делом православного священника)