— Андрей, ты же видел, видел?! — стоило закрыться двери в стафф-рум, прорвало Овцу. — Как она это делала? Типа в шар хрустальный глядела? Шарик заговаривала? Как?!
— Если под хрустальным шаром ты подразумеваешь стакан с соком, то так оно и было, — хмыкнул Макс. — Такая большая, а до сих пор веришь в сказочки…!
Без фирменного непечатного Находько был бы не Находько.
— Совпадения случаются, — поддержал я Макса, стараясь, чтобы голос звучал убедительнее. — А как не совпало, так она и улетучилась.
— Да нет же! — не унималась Оленька. — Точно вам говорю, что-то эта тетка знала.
— Ага, я понял: ты так медленно собирала фишки, потому что разгадывала тайны вселенной, — поддразнил я. — Спустись с небес на землю, девочка. Твое дело не ворон считать и не фантазировать, а чиповать, учиться считать выплаты да помалкивать в тряпочку.
— Надо будет эту идею знакомым подкинуть для зомбоящика, — Макс развалился на диване, вытянув ноги. — Запустить… шоу со всякими экстрасексами… пардон, мадмуазель, экстрасенсами, гамадриадами и потомственными чернокнижниками. Пусть они угадывают номера на рулетке, клады ищут, могилы со свежими жертвами маньяков на кладбище находят. Огонь идея! Назвать: "Мистическое противостояние". Нет, лучше — магическое, так…, звучит убедительнее.
— Порнографическое, — по лесенке из ВИП поднялась Алла Кононова. — Е…стическое.
Лошадь сняла с левой ноги туфлю, запустила ее с силой в стену над головой Макса. Выматерилась так сочно, что Шпала (даже не дрогнувший, пока в его сторону летел снаряд) зааплодировал. Сняла вторую, с правой, швырнула в доску с графиками смен и объявлениями для персонала. Добавила еще одну тираду на могучем нашем языке.
— Сегодня обучение не состоится, — констатировал я. — ВИП-зал занят.
Алла подобрала обувь, кликнула электрический чайник.
— Кто-нибудь будет кофе?
— Мне со сливками сделай, Лошадушка, — подал голос Находько, совмещая в одном прозвище Лошадь и Душку (так порой за открытость характера Аллу называли тоже).
Не стоит думать, что Кононова поехала кукушечкой, или что она одна такая. Нас тут всех порой срывает. А Алла живет по принципу — не переполняй чашу. Выбесили — запули обувкой в стенку и сбрось эмоциональный пик, встрепенулось высокое (или не очень-то) чувство — не трать время на душевные метания. Потянуло к пироженке — покупай и ешь ее, хочется весело провести время — проводи. Не раз бывало, что после посиделок Лошадь тыкала пальчиком в приглянувшегося коллегу и спрашивала низким, бархатным голосом: "К тебе или ко мне?" — и крайне редко нарывалась на отказ. Этот ее голос пробирает до пяток.
В казино вольные нравы: связи на раз тут в порядке вещей, бывает, что и семьи складываются. И рушатся прежние под весом накапливающихся недопониманий, разности графиков и обид… На интрижки все смотрят сквозь пальцы, до тех пор, пока те не несут ущерба заведению: так, Кононова может спать с кем угодно из дилерского состава, но лучше ей не связываться с кассирами, охраной или (ой-ой) официантками, ведь такая связь — это гипотетическая возможность обналичивать кэш, а доверчивостью начальство не грешит, что целиком согласуется с должностной инструкцией.
Вполне себе у Лошади жизненная позиция, я считаю. Вреда окружающим не наносит, разве что пингвина-девочку в ступор вогнала витиеватостью и насыщенностью фраз. Так это ничего, той полезно просвещаться: больше услышит по эту сторону дверей стаффа, меньше удивится, когда подобное польется с той, игроков, стороны в ее, пингвина, адрес. А это случится, как бы не оберегали начинающих крупье наши заботливые пит-боссы.
Я тоже не чужд нецензурщины, хоть и предпочитаю высказываться вроде: "Я сейчас пойду искать на карте мира Катманду, извольте следовать за мной, пожалуйста". Карта мира — это вообще поле непаханое для оскорблений. Помнится, назвал мне па однажды местечко в Новой Зеландии — Тауматауакатангиангакоауауотаматеапокануэнуакитанатаху, так у меня на середине прослушивания уши в трубочку свернулись, а ему нормально, не запнулся даже, произнося сие названьице. Или его привычная шутка в период сессий о единственном отличии студента на экзамене от столицы Камбоджи: столица — Пномпень, тогда как студент пень пнем. Для совсем непонятливых есть городок в Канаде с названием Дилдо, а уж сколько всякого абсурда на просторах необъятной нашей родины, от Большого Куяша до Верхнего Зачатья… Очень помогает, кстати говоря, знание географии в пустые смены, при игре в города.
Эта вот смена, выпавшая на будни, пустой не была, даже ВИП до самого утра проработал. Его заняли спортсмены, гордость и надежда нашей сборной, которых лично мне хотелось прикопать тихонечко, как однажды Миха (белорус и любитель черепушек) советовал: в тиши и тьме, мол, утихают страсти, приходит понимание своего места в мире, а как откопаешься — все вокруг такое яркое, и дышится особенно хорошо.
Мечты мечтами, но в относительной узде этих, которые гордость, удерживал только вид Драгана, стоящего у бара, поодаль от игровых столов. Менеджер подкидывал монетку высоко в воздух и ловил одним из пальцев. В полете монетка находилась долго, а в то время, как один из профессионалов спорта (я не стану говорить какого, лишнее это, люди они публичные) потянулся через стол, чтобы схватить дилера за край жилетки (тот вскрыл у себя каре против флэша), желтый кругляш и вовсе завис в воздухе. Я это заметил, потому как стоял инспектором и краем глаза отслеживал поведение серба.
Кое в чем скидывающая излишки эмоций Кононова права: поколебать душевное равновесие может любая мелочь. Меня вот вразумила эта монетка.
— И на Пустой луг в полную луну забредать не смей! Даже днем не советую, а уж ночью — косточек не останется, там своих, от коровьих до людских, валом навалено, новым места не сыскать, их водные духи на побрякушки до зари разберут.
Это Мал Тихомирыч вещал, уплетая торт Муравейник, с зарплаты принесенный в дом. Я не особый любитель сладкого, тортик покупался в качестве угощения и некой платы за беседу. Глупо ведь: ничего не зная о свалившейся на меня небывалищине, не расспросить пару нечистиков, с которыми у меня вроде как налаживался контакт. Об опасностях, о возможностях…
— Ты про поле Потешное? — уточнил Кошар, всколыхнув во мне понимание, о чем парадник речь вел — о Марсовом поле.
Там еще после февральской революции косточек зарыли немало, это каждый знает.
— Про него, поганое. Ох, как на нем утопцы резвятся, да девки тинные, да водник пузо греет под луною.
— Я столько раз мимо ходил, вроде живой, — слегка поежился. — Не совсем впритык, вдоль Фонтанки.
— То прежде было, — парадник смешно покачал своими лохмами. — В прошлом годе было твое вроде. Теперь если один идешь, да луна полна, сторонись, а лучше езжай на этой, как ты называл повозку самобеглую?
— На маршрутке, — подсказал я, подкладывая на опустевшую тарелочку перед парадником новую порцию сладенького. — А чем она мне поможет?
— Железо, людишки, быстрота, — загибая пальцы, перечислил Мал Тихомирыч. — Мы существуем медленно. Исстари как повелось, так и не сменилось. Покуда почуют, покуда потянутся, тебя и след простыл.
— Невелик дело говорит, — вальяжно потянулся на подоконнике Кошар. — Но ты понимание имей: таковое к простым духам относится. Те, что в человечьем теле ходят, в разы опаснее.
— И ездят не на маршрутках, а на гоночных тачках, я понял, — покивал, хлебнул чаю.
— А по Обводному и ездить не вздумай, не то, что ходить! — встрепенулся мой седовласый советчик. — Зло растревоженное не уснет вовеки, людишек-то оно губит, а тебя и вовсе смаковать станет. Ох, участь недобрая у тех, кто в его водах канул… Ни за какие коврижки не ходи повдоль Новой Канавы, Андрей! Под страхом смерти не ходи!
На этом парадник резко засобирался, отказавшись делиться подробностями. Была, я помню, какая-то нехорошая история про строительство теплотрассы в двадцатых, но в чем заключалась — это не ко мне. Одно то, как парадник разнервничался, о многом говорит. Нечего мне делать на Обводном, галочку себе поставил.
— Теперь ты, хвостатый товарищ, — обратился я к Кошару. — Скажи что-нибудь дельное, для выживания нужное и важное.
Он хлобыстнул хвостом по подоконнику, напомнив о давешнем пыльном облаке и тому, что его предваряло.
— Был не прав, — сказал я: ошибки признавать никто не любит, только настаивать на своих заблуждениях — это свойство баранов. — Про няньку. Совету о разумной осторожности внял, обдумавши.
Серьезно, манера речи моих новых знакомцев из преданий старины далекой на меня влияет ого как. Того и гляди, привыкну, начну подобно "соловию стараго времени" высказываться.
— Доля и Недоля справно ткут, да вяжете узлы уж вы сами, — вздохнул Кошар. — Что ты хочешь услышать, Андрей?
Я сделал большой глоток чая, повертел в руках чашку, задумавшись.
— Я о своем сродстве с огнем знаю только с чужих слов. Ты говоришь, тот служивый утверждал… А сам я его даже не чувствую. Это как иметь счет на огромную сумму в забугорном банке, но не знать к нему кодового слова, без которого ни гроша с этого счета не выдадут.
Затрепетали усы, желтые глаза закрылись.
— Сила великая, сплавилась с сутью накрепко. Вот что скажу: на голые камни сколько зерна не сыпь, всходов ждать не след, да и на худой земле налитого колоса не поднимется. В твоих предках кто-то могучий был. Силу не передал, но кровь не водица, все помнит.
— Мои предки: домохозяйка и профессор университета, — покачал головой я. — Бабушки и дедушки умерли до моего рождения, я о них мало что знаю.
— Не мне искать истоки твои, — махнул лапой Кошар. — Мне б сберечь твою буйну голову… Позови его.
— Огонь позвать? — слегка оторопел я. — Как? Елочка, гори?
— Да не голосом же! — заалели глаза у Кошара. — Покажу, но не долго, не те у меня ныне возможности.
Он приложил лапу к груди, вырвал несколько шерстинок, и те, взмыв повыше, вспыхнули тонкими язычками пламени, а на протянутой ко мне лапе лежал тлеющий уголек. Миг — и все пропало. Кошар как-то сгорбился, потемнел.