ка и Георге и Володя полетели головой вниз в пустой раскоп.
Вылезли они оттуда красные, помятые, смущенные и молчаливые. Впрочем, Володя смущался лишь за компанию — не он же был изобретателем этого самодельного бульдозера.
Гармаш с отвращением отвязал ограду от бампера и негромко, но внятно сказал, обращаясь к радиатору своей Коломбины:
— Когда ребята-студенты валяют дурака на потеху людям, это еще туда-сюда. Но, когда взрослый человек, начальник экспедиции, их поддерживает, — это… — и от избытка чувств пожал плечами.
Коломбина благородно молчала. Володе, Георге и мне тоже как-то не хотелось вмешиваться в этот разговор.
К счастью, из-за холма показался заблаговременно вызванный Гармашем бульдозер.
— Куда ты едешь?! — снова принялся командовать воспрянувший духом Георге. — Я тебе говорю, заезжай с этого бока.
Машинист бульдозера покорно повернул, бульдозер своим сверкающим ножом прорезал кучу, и первые комки слежавшейся земли с глухим шумом упали на дно пустого раскопа…
А на другой день отряд разведки, который по моему распоряжению уже две недели работал в бассейне Прута, сообщил, что в сорока километрах от Бокан, в селе Малаешты, Рышканского района, открыт могильник несколько более позднего времени, чем Боканский, — IV или, может быть, начала V века нашей эры. Появилась возможность заглянуть в еще одну, пока не прочитанную страницу истории Молдавии. И, несмотря на неудачу с засыпкой раскопов, я спокойно доверил раскопки этого могильника бывшему боканскому отряду…
«Вечно живи, прекрасный!»
В могиле лежал скелет. Это был рослый, сильный мужчина лет сорока — сорока пяти. Так установили наши антропологи. Фаланги пальцев его правой руки покоились на рукоятке длинного железного меча. Грудь когда-то прикрывал щит. От него сохранилась бронзовая оковка и железный умбон — коническая бляха, которая набивалась в центр щита и служила для отражения прямых колющих ударов. На плече лежала бронзовая фибула — фигурная застежка для плаща. Она имела форму полукруга и ромба, соединенных выгнутой дужкой. В ногах и в изголовье стояли сосуды. Вот сосуд для вина — красная амфора с двумя высокими ручками и изящной ножкой. А вот тусклым металлическим блеском отсвечивают острые ребра высокого кувшина. Но он сделан не из металла, а из глины. Это только подражание в глине металлической посуде. Местная работа. А рядом — миски, чашки, вазы… Но что это? Внутри самой большой миски что-то вдруг блеснуло, засветилось зеленовато-оливковым светом с нежным перламутровым переливом.
Это совершенно целый стеклянный конический кубок.
Вот так удача!
Не будем торопиться. Часа три ушло на расчистку кубка кисточками, скальпелем, пульверизатором. Наконец очищенный даже от самой малой пылинки, кубок вынут и стоит на столе внутри брезентовой палатки.
Как совершенна и изящна форма кубка! Как строг и выразителен орнамент, покрывающий его стенки, — ни одной лишней детали, все просто и лаконично. Внизу — четыре больших выпуклых зашлифованных овала. Над ними — выпуклые кружки с ободками, а на самом верху, между двумя врезными полосками, надпись. Да, да, именно так — надпись.
Вот это уж удача из удач. Мы обязательно прочтем надпись. Мы услышим живой голос человека, жившего более полутора тысяч лет тому назад.
Даже беглого взгляда на кубок достаточно, чтобы определить, что он сделан в лучших традициях позднего античного искусства.
Но что же гласит надпись?
Нет, нельзя торопиться. Надо прежде всего специальными химическими препаратами скрепить, законсервировать этот кубок. Если этого не сделать сразу же, возможно несчастье, даже катастрофа. Вещь, пролежавшая сотни лет глубоко в земле без доступа воздуха, при постоянной температуре, извлеченная на свет, кажется несокрушимой. Но иногда это лишь обманчивое впечатление: вскоре она становится хрупкой и одно неосторожное движение может превратить ее в прах.
С горечью вспоминаю я один из таких случаев.
Девушка-лаборантка, впервые попавшая на раскопки, увидела только что отрытый бокал из рубинового стекла и в восторге схватила его в руки. Бокал рассыпался в стеклянную крошку. Счастье, что до этого его успели хотя бы сфотографировать…
С трудом заставив себя не смотреть на кубок, я попросил нашего реставратора:
— Юра, тщательно изучи кубок, законсервируй его так, чтобы не было никакой опасности, — и, не в силах сдержать нетерпения, добавил: — Как ты думаешь, когда он будет готов?
— К вечеру все будет в порядке, — заверил Юра.
В эту тихую долину, где теперь велись раскопки, наш маленький отряд попал не случайно.
Во время разведок в северо-западной Молдавии на вершине крутого холма, поросшего жесткой травой и колючками, мы увидели статую из серого гранита. Грубо высеченная фигура изображала бородатого мужчину с мечом у пояса. Гранит потрескался, и в щелях его ютились тысячи божьих коровок. Когда днем они вылезали на солнце погреться, казалось, что вся статуя покрыта кровавыми пятнами.
Судя по стилю, статуя была сделана во времена раннего средневековья. Но это и все, что можно о ней сказать. А нам всем очень хотелось узнать побольше.
Мы начали расспрашивать жителей деревень, расположенных у подножия холма, и наткнулись на старика, который рассказал такую легенду, связанную со статуей:
— Когда-то всей этой землей правил могучий князь. Пришли полчища врагов, и князь со своим войском вышел им навстречу. Но слишком неравны были силы. В жестоком бою войско князя было разбито наголову. Князь, израненный, бежал. Он добрался уже до вершины холма. Осталось только спуститься на другую сторону, переплыть Прут — и он оказался бы в безопасности. За рекой начинались владения другого властителя, а с ним пришельцы тогда еще не воевали. Стоя на вершине холма, князь обернулся, чтобы бросить последний взгляд на родную землю. Но такой страшный был у нее вид, так полыхала она пожарами, так была залита кровью, что князь от горя окаменел. Подскакали враги и начали рубить князя саблями. Но сабли ломались о гранит, и враги уехали ни с чем…
Конечно, легенда — не показания магнитометра, фиксирующего скопление железа в древней могиле.
И все же она так поразила наше воображение, что мы дали слово не уходить из этих мест, пока не найдем следов битвы.
Шаг за шагом, методически обследовали мы вокруг холма все места, где могли находиться древние могильники. И в конце концов нашли. Правда, нашли с помощью колхозников: они начали копать котлован в одной из долин и наткнулись на человеческие кости…
Недалеко от реки Прут расположен хутор Мартени. На берегу небольшого ручья стоят три белых домика. На хуторе всего двадцать жителей.
Но вот появились и новые поселенцы. Приехали большие запыленные фургоны археологической экспедиции. За два часа возле беленых хат вырос целый городок. Ровными рядами встали зеленые палатки. Под брезентовым навесом расположились чертежники и художники с большими досками. На равнину вышли люди с теодолитами и рейками, с блокнотами и лопатами.
Хутор стоит посередине небольшой зеленой равнины. Со всех сторон обступили эту равнину пологие спокойные холмы.
В день приезда нас прежде всего поразила мирная, необыкновенная тишина. Кажется, тысячи лет никто не нарушал эту тишину, никто не мешал труду людей этой равнины, все грозные и величественные события мировой истории проходили где-то далеко в стороне, и даже отдаленное эхо их не доносило сюда…
Это впечатление оказалось обманчивым.
Во время раскопок мы нашли остатки древнего поселения и могильника. Люди жили здесь очень давно: в III, IV, может быть, в начале V века нашей эры — более полутора тысяч лет тому назад. Это был поселок земледельцев и ремесленников. Но в те времена мирным людям угрожало много врагов. Сражались между собой племена славян и готов. Яростные орды степных кочевников-гуннов, появившиеся в этих местах в конце IV века, носились на маленьких мохнатых лошадях, меча тучи стрел, сметая и сжигая все на своем пути. Уже дряхлеющий, но все еще страшный в своем величии исполин — Римская империя — нес рабство и смерть покоренным народам…
И вот на древнем кладбище в припрутской степи вместе с могилами крестьян и ремесленников появились и могилы тяжеловооруженных воинов. Чтобы жить мирным трудом, нужно было уметь охранять этот труд…
Значит, легенда, рассказанная стариком, в основе имела подлинные события. Здесь жили воины, здесь были битвы…
Одна за другой стали открываться могилы воинов и их оружие — тяжелые граненые копья, длинные узкие мечи, кривые ножи…
А сегодня в только что открытой могиле воина обнаружился этот кубок.
Вечером, когда все археологи собрались у стола в большой палатке, Юра торжественно поставил кубок на стол и заявил:
— Ну вот, теперь он крепче, чем новый. — И тут же честно добавил: — Правда, он таким и был. Удивительная работа и удивительная сохранность.
Но Юру уже никто не слушал. Все склонились над кубком.
Судя по форме, технике выделки, стилю орнамента, кубок был сделан в знаменитых стеклорезных мастерских в римской колонии Агриппины, которая находилась там, где сейчас расположен город Кельн. Эта колония получила свое имя в честь Агриппины — жены императора Клавдия и матери Нерона, которая родилась там, когда это был еще просто военный лагерь. Потом лагерь превратился в цветущий город, в нем были широко развиты различные ремесла, в том числе и художественные. Именно из его стеклорезных мастерских и вышел наш кубок. Но вместе с тем город был и главной твердыней римского владычества на Рейне, местом, откуда постоянно совершались и направлялись грабительские походы для захвата рабов, скота и других ценностей. Замечательные мастера и художники, работавшие в колонии: ткачи, кузнецы, гранильщики драгоценных камней, золотых дел мастера, стеклорезы, чеканщики по серебру и другие — были бесправными рабами. В конце IV века город был взят племенем франков. В ожесточении битвы погибали многие художественные и культурные ценности, были разрушены великолепные, веками сложившиеся традиции высокого мастерства.