15 апреля. Суббота. Вся Страстная неделя прошла однообразно, и нечего было отмечать в дневнике. Князь Горчаков заболел; в ежедневных совещаниях политических участвовал Гирс, и через это дело шло лучше, потому что можно было каждый вопрос обсуждать спокойно, не горячась. Сегодня были приглашены, сверх обыкновенного состава совещания, еще барон Жомини, великие князья Константин Николаевич и Михаил Николаевич и граф Адлерберг.
В первый раз, можно сказать, занялись существом дела, а не одною формальною стороной дипломатических сношений; обсуждали, на какие именно уступки можем мы согласиться, чтобы успокоить непомерный аппетит Австрии и оторвать ее от союза с Англией. Тут, как говорю, в первый раз раскрыли карту, сличили границы по разным проектам, начиная с проекта Константинопольской конференции, и пришли к заключению, что должны пожертвовать единством Болгарии и согласиться на разделение ее на две области, лишь бы обе были одинаково самобытны. По моему настоянию положено противиться до крайности присоединению к Австрии узкой полосы Старой Сербии, оставляемой в виде барьера между княжествами Сербским и Черногорским, дабы не допустить непосредственного соприкосновения территорий Австрии и Болгарии. В таком смысле и решено дать инструкцию послу Новикову.
Обсуждался также и ответ графу Шувалову, которому поручается войти в прямые переговоры с маркизом Солсбери (выражавшим не раз согласие на сделку с нами). Это было бы легко сделать, если бы мы могли послушаться советов Бисмарка и уступить на всех статьях нахальным требованиям обоих наших противников. Сегодня в совещании я прямо высказал, что совет Бисмарка уступить Австрии всё, что она желает приобрести на западной половине Балканского полуострова, есть совет предательский, в интересах одной Германии. Чего же хочет Англия, мы даже еще и не знаем. Удастся ли графу Шувалову выпытать это у маркиза Солсбери, прежде чем разразится какой-нибудь неожиданный для нас катаклизм, – это вопрос.
Всю истекшую неделю я был завален работой: ко всем обычным делам прибавились награды на Пасху, приготовление инструкций для князя Дондукова-Корсакова, разговоры с приезжими начальниками округов и проч., и проч.
16 апреля. Светлое воскресенье. По обычаю, ночь Светлого воскресенья проведена во дворце, в толках о наградах, производствах, назначениях и других новостях. Производство двух великих князей главнокомандующих в фельдмаршалы, увольнение великого князя Николая Николаевича от командования армией вместе с его начальником штаба Непокойчицким, назначение главнокомандующим генерала Тотлебена, затем бесчисленное производство в полные генералы и генерал-лейтенанты занимало общее внимание, так что позабыли почти о трудном нашем политическом положении и собирающихся грозных тучах.
17 апреля. Понедельник. Несмотря на торжественный день рождения государя императора, и сегодня после обедни происходили продолжительные совещания: одно – по внешним делам политическим, другое – по вопросам внутренним. В первом совещании участвовали, кроме Гирса (канцлер всё еще болен), граф Игнатьев и граф Адлерберг. Государь снова поднял вопрос о выборе лица для назначения представителем России в Константинополе. Игнатьев, всё еще ожидавший этого назначения, окончательно устранен, и решено обратиться к князю Лобанову-Ростовскому, бывшему некогда посланником в Константинополе, а теперь товарищу министра внутренних дел. Выбор этот поддерживал всегда наследник цесаревич; но прежде канцлер противился тому, а теперь, по-видимому, сам предлагает князя Лобанова. Государь намерен завтра предложить ему пост чрезвычайного посла в Константинополе (en mission extraordinaire[18]).
В совещании же по внутренним делам участвовали министры внутренних дел, юстиции и государственных имуществ. Беседовали опять о принятии решительных мер против проявлений революционных замыслов, всё более и более принимающих дерзкий [и смелый] характер. Рассказывали разные факты, читали тайные воззвания; между прочим встревожили государя рассказом о каком-то офицере Резервного батальона, формируемого в Петербурге (Энгельгардте), который этой ночью на попойке с товарищами высказал будто бы намерение стать на сторону бунтовщиков при предполагаемом на нынешний день восстании. Батальонный адъютант ночью же прискакал к шефу жандармов с этим донесением, а между тем Энгельгардт в испуге бежал и скрылся.
Затем свернули опять речь на студентов вообще и в особенности на Медико-хирургическую академию, Московское техническое училище, Женские медицинские курсы и проч. Мне пришлось, против всякого желания, выступить в роли защитника этих учреждений. Государь, в мрачном и тревожном настроении, заметил: «Вот как приходится мне проводить день моего рождения». Предлагались разные крутые меры: усиление и систематизирование административной высылки (Мезенцов), закрытие некоторых учебных заведений (граф Пален), усиление и вооружение полиции (Тимашев). Дошло даже до того, что произнесено было выражение «объявить Петербург на военном положении»!
К счастью, всё ограничилось разговором, который под конец свернулся на личный вопрос о Трепове и о нынешнем состоянии петербургской полиции. Тимашев не пощадил Трепова, за что получил резкий упрек от государя и вышел из собрания с длинным лицом. Тем не менее решено приискать преемника Трепову, так как и помощник его, генерал-майор Козлов, объявил сегодня государю, что не может оставаться долее в этой должности при Трепове. Тут неожиданно граф Пален указал кандидата для замещения должности Трепова – князя Голицына, бывшего командира лейб-гвардии Финляндского полка, а ныне атамана Уральского казачьего войска. Государь приказал мне вызвать его сюда по телеграфу.
18 апреля. Вторник. После моего доклада было обычное совещание по делам политическим. На этот раз участвовал и князь Лобанов-Ростовский, которому только перед самым совещанием государь предложил временный пост посла в Константинополе. Сегодня не было никаких важных новостей; прочитаны некоторые телеграммы, показывающие только, что ни в Константинополе, ни в Лондоне нет надежды на благоприятный оборот дел. Хотя вчера еще была приготовлена бароном Жомини, при участии Игнатьева, записка (promemoria) для нашего посла в Вене, с приложением всех уступок, какие только можем мы сделать в угоду Австрии, однако же записка эта не могла быть прочитана сегодня. Притом в совещании не присутствовал граф Игнатьев и потому чтение важного этого документа отложено на завтра.
В 2 часа было у меня совещание по поводу предложения генерал-адъютанта графа Баранова построить временную железную дорогу к Мемельскому порту, чтобы на время войны открыть для нашей торговли лишний исток к нейтральному порту. В этом совещании участвовали, кроме самого графа Баранова, Рейтерн, Посьет и Гирс. Окончательное решение вопроса отложено до другого совещания, для предварительного сбора нужных справок.
Вчерашняя история с офицером Резервного батальона разъяснилась довольно пошлым образом: оказалось, что этот несчастный пьет запоем и прежде уже лечился в госпитале от delirium tremens.
22 апреля. Суббота. Новые предложения Англии относительно условий для одновременного отвода наших войск и английского флота от Константинополя решительно невозможно принять; они просто нахальны. Берлинский же кабинет только передает обоюдные заявления, как телеграфист; пользы мало от такого посредничества. В Константинополе дела наши идут всё хуже; турки возобновили работы по укреплению окрестностей Константинополя. Тотлебен не может добиться очищения крепостей; мало того, теперь турки уже прямо отказываются исполнять это требование, заявляя, что Сан-Стефанский предварительный договор не есть окончательный и Европа может изменить его условия. В то же время Дервиш-паша протестует против движения наших войск даже к Артвину (в Азиатской Турции). Всё ясно показывает, что турки ожидают войны.
Между тем в Министерстве иностранных дел с помощью графа Игнатьева заготовлены новые инструкции Новикову; они отправлены в Вену с полковником Боголюбовым, чтобы последний помог послу нашему в вопросах географических и этнографических, затронутых в инструкции. С другой стороны, в Лондоне начались прямые сношения графа Шувалова с маркизом Солсбери, который выразил готовность открыть виды и требования Англии, если только граф Шувалов возьмется лично привезти эти заявления в Петербург и объяснить их русскому правительству. На это дано графу Шувалову разрешение с предоставлением ему, проездом через Берлин, заехать во Фридрихсруэ для свидания с князем Бисмарком. Соответственно положению дел в Лондоне и Вене даны инструкции и послу нашему в Берлине. Кроме того, государь написал собственноручное письмо императору Вильгельму по поводу присланных им крестов и медалей для раздачи по усмотрению нашего государя [отличившимся в последнюю кампанию].
Вообще, благодаря болезни князя Горчакова работа в Министерстве иностранных дел в последнее время пошла с большею энергией и большим смыслом. Князь Лобанов-Ростовский уже совсем готов к отъезду в Константинополь; а сюда едет послом турецким Шакир-паша, командовавший турецкими войсками в Орхание. Князь Дондуков-Корсаков уехал в Болгарию. Давно ему пора приняться за устройство администрации в этой злополучной стране.
Сегодня, в 2 часа, была встреча великого князя Николая Николаевича на станции Варшавской железной дороги. Всё обошлось заведенным обычным порядком. Толки, ходившие прежде о том, будто готовится бывшему главнокомандующему Забалканской армией неприязненный прием, оказались вздором. Однако же надобно сказать, что не было и восторгов.
27 апреля. Четверг. В понедельник все наличные в Петербурге военные чины представлялись новому фельдмаршалу, великому князю Михаилу Николаевичу, а вчера, в среду, было такое же представление другому фельдмаршалу, великому князю Николаю Николаевичу. Вчера же государь осматривал картографические и топографические работы Военного и Морского министерств.