Вопрос о пути князя Болгарского наконец решен. Настояние самого князя увидеться с султаном хотя бы приватно, на несколько минут, понравилось падишаху, который и пригласил своего вассала в загородный дворец. Князь Александр 19-го числа садится в Бриндизи на русский пароход (вопреки всем интригам Англии) и будет в Константинополе в пятницу или субботу, а в Варне – в воскресенье. Таким образом, всё улаживается по нашей программе.
19 июня. Вторник. После своего доклада присутствовал при докладе Гирса. Кроме вопроса египетского и депеш Зиновьева из Тегерана, мы доложили о вчерашнем нашем совещании по китайским делам. Предложение генерала Кауфмана, по-видимому, понравилось государю, но никакого решительного мнения не высказано. Я был приглашен к царскому обеду вместе с Гирсом и генералом Баранцовым, представлявшимся по случаю отъезда за границу.
21 июня. Четверг. Опять провел почти весь день в Царском по случаю полкового праздника гвардии Кирасирского полка. Виделся с Николаем Павловичем Игнатьевым, вызванным по высочайшему повелению из деревни; он был несколько озадачен, узнав, что вызван для назначения на временную должность генерал-губернатора в Нижнем на время ярмарки. Он вовсе к этому делу не подготовлен; а между тем предположенное назначение это оскорбило московского генерал-губернатора князя Долгорукова, только что вступившего в генерал-губернаторские права в районе Московского военного округа [и нижегородского губернатора графа Кутайсова. Последнему ставят в недостаток и вину слабость не всегда говорить правду и хвастать; но если дело в этом, то, конечно, Игнатьев заткнет Кутайсова за пояс.]
Сегодня утвержден государем приказ о закрытии полевых управлений бывшей действующей армии и об учреждении временной комиссии для окончания дел и счетов этих управлений. Генерал Тотлебен назначен членом Государственного совета (с оставлением временным одесским генерал-губернатором), а генерал-лейтенант Скворцов (бывший полевой интендант армии) – главным интендантом на место генерал-адъютанта фон Кауфмана, назначенного товарищем генерал-инспектора по инженерной части. Я рад этим перемещениям. Михаил Петрович Кауфман давно тяготится своею должностью, и, каков бы он ни был на новом месте, для меня легче и приятнее будет вести дело с ним, чем с Тотлебеном [тяжелым до крайности]. Для интендантской же части Скворцов свежий человек.
30 июня. Суббота. На этой неделе два раза оставался я после доклада в Царском Селе по случаю приглашений к царскому обеду (во вторник и сегодня); в прошлый же четверг после доклада присутствовал на учении гвардейского Финского стрелкового батальона.
В политике не было ничего примечательного. Более всего продолжаются толки о египетском вопросе; дела же Румелии и Болгарии, а также недоразумения по разграничению Черногории и Сербии, по греческой границе – всё это отошло на задний план и подвигается весьма медленно, или, лучше сказать, совсем не двигается. Между тем князь Александр Болгарский весьма удачно дебютировал в новой своей роли: присягал в Тырнове, произносил речи на болгарском языке, везде принимается с восторгом и теперь должен быть уже в своей столице Софии. Князь же Дондуков, назначенный шефом одной из болгарских дружин, уже отправился через Варну в Одессу и затем с болгарской депутацией едет в Петербург.
9 июля. Понедельник. Опять десять дней промежутка в моем дневнике. В прошлую неделю не было ничего заслуживающего внимания. Сегодня было у меня продолжительное совещание по китайским делам: генерал Кауфман настаивает на том, чтобы Кульджу не иначе уступать китайцам, как наложив на них 60 миллионов рублей контрибуции в виде штрафа за все самодурства их пограничных властей. С этим мнением никто не согласился. Положено продолжать начатые Бютцовым переговоры по прежней программе.
18 июля. Среда. Вчера оставался я весь день в Царском Селе и обедал у их величеств в самом тесном обществе: только великий князь Алексей Александрович и Гирс. Государь озабочен ходом политических дел; особенно опасается, чтобы с выходом наших войск из Восточной Румелии турецкие войска по наущениям Англии и Австрии не вступили бы в эту область. Генерал Столыпин 15-го числа телеграфировал из Бургаса, что в этот же день покидает берег Румелии с последней оставшеюся там частью русских войск. Стало быть, окончательное очищение нами Румелии исполнено даже неделею ранее обязательного срока. Из княжества Болгарского последние войска наши также выступают на днях. Теперь-то и настанет критический момент: английские и австрийские агенты подстрекают турок ввести свои войска в Румелию, а с появлением там турок снова может вспыхнуть пожар. Из тайных источников известно, что Германия положительно во всем поддерживает Австрию. До чего опозорилась и унизилась европейская политика, можно судить по тем гнусным побуждениям, которыми объясняется настойчивость германского канцлера в еврейском вопросе в Румынии. Достоверно известно, что князь Бисмарк находится в руках банкира Блейхредера, который понес большие убытки на румынских железных дорогах.
19 июля. Четверг. Сегодня после доклада моего и потом вместе с Гирсом я снова был приглашен остаться в Царском Селе к обеду. Пользуясь первым днем хорошей погоды, я совершил большую прогулку в парке. За обедом, кроме Гирса и меня, были великий князь Алексей Александрович и граф Адлерберг. После обеда императрица завела разговор о поездке своей в Югенгейм, и только теперь узнал я об этом новом предположении. Впрочем, поездка эта, как говорят, не изменяет прежнего плана поездки в Крым.
22 июля. Воскресенье. Вчера приехал мой сын с кавказских Минеральных вод, где лечился после тяжкой болезни. Я не виделся с ним с самого отъезда моего в Крым в апреле.
Сегодня ездил я в Царское по случаю дня именин императрицы; после обедни, за завтраком, сидел я насупротив ее величества и был поражен болезненным ее видом. Она заметно опустилась в последние два дня. Отъезд ее назначен 27-го вечером; в Крым ее величество поедет только в средине сентября.
26 июля. Четверг. В прошлый вторник, по обыкновению, после доклада я присутствовал при докладе Гирса. Хотя в политических делах нет ничего важного и нового, однако же в мелочах всё более и более проявляется общее во всей Европе враждебное нам настроение. Во всех комиссиях наши делегаты не находят поддержки ни в ком. Германия уже положительно является везде заодно с Австрией. Государь продолжает оставаться озабоченным.
Во вторник я опять был приглашен к царскому обеду и потому должен был сидеть в Царском Селе до вечера и прямо оттуда отправиться на лошадях в Красное. Здесь пробыл вчерашний весь день и сегодня до трех часов пополудни. Учения утром и вечером, в жаркий день, очень утомили меня. На всех смотрах, учениях и маневрах присутствует много иностранцев и в том числе два посла: германский (генерал Швейниц) и французский (генерал Шанзи). Заметно отсутствие германских и австрийских офицеров, которые в прежние годы всегда составляли главный контингент иностранных военных гостей.
Отъезд императрицы за границу отложен до 30-го числа.
В Красном Селе представлялся государю князь Дондуков-Корсаков; прибывшая вместе с ним болгарская депутация будет принята в воскресенье.
1 августа. Среда. В прошлую пятницу ездил я в Царское Село, чтобы поздравить императрицу, а вечером в Красное Село, где опять были учения в субботу утром и вечером. Едва отдохнув дома утром воскресенья, вечером снова в Красное Село. В понедельник и во вторник были там большие учения всей кавалерии, небольшого отряда, действовавшего с боевыми патронами, и, наконец, общее учение всех войск лагерного сбора. В эти два дня в числе приглашенных были английский и турецкий послы, также присутствовал австрийский генерал Кальноки, прибывший для временного замещения посла барона Лангенау. Все заметили, что государь, подъехав к послам, подал руку им всем, кроме турецкого, с которым во всё время был весьма нелюбезен.
Утомительный день понедельника окончательно привел меня в распадение, так что во вторник я уже не имел сил присутствовать на учении и уехал из Красного прямо в Царское на лошадях, чтобы проститься с государыней императрицей, которая вечером того же дня уехала за границу. Она имела такой болезненный и истощенный вид, что все провожавшие смотрели на нее со стесненным сердцем, думая про себя, что, быть может, прощаемся с нею навеки.
Переночевав в Царском, я имел сегодня доклад вместо завтрашнего дня. Государь заметил, как худо я переношу утомление и в особенности верховую езду; с обычною своей внимательностью и благосклонностью спросил меня, не пожелаю ли я быть освобожденным от сопровождения его величества в Варшаву и ехать прямо в Крым.
Я благодарил государя за такое милостивое предложение, но сказал, что до отъезда его надеюсь еще поправиться и укрепиться в силах.
После своего доклада присутствовал при докладе Гирса. По-прежнему продолжаются недоразумения и пререкания в делимитационных комиссиях – как черногорской, так и азиатской. Лето пройдет, и не будет границ ни для Черногории, ни для наших новоприобретенных областей закавказских. Германские делегаты во всех комиссиях явно и систематически действуют заодно с австрийскими, что значит – заодно с англичанами и турками; таким образом, наши делегаты всегда остаются в меньшинстве, даже в тех случаях, когда на их стороне Франция и Италия.
Сегодня вечером скачка в Красном Селе; в последние годы я освобождал себя от этого удовольствия; а теперь, вдобавок, и состояние здоровья оправдывает мое отсутствие.
9 августа. Четверг. С 4-го по 8-е число происходили большие маневры в окрестностях Царского Села с перерывом по случаю празднества лейб-гвардии Преображенского полка 6 августа. В первый день маневров (в субботу) я, по нездоровью, не присутствовал; но с 5-го числа до нынешнего дня находился в Царском Селе, откуда во вторник и среду сопровождал государя на маневрах.
В продолжение этого времени политические дела, конечно, отодвинулись на второй план. Однако ж в этот промежуток времени заслуживает исключительного внимания написанное государем письмо к императору Вильгельму. В нем с обычною откровенностью высказано неудовольствие на образ действий Берлинского кабинета по восточным делам, несогласный с установившимися издавна дружественными отношениями между Россией и Пруссией. При этом прямо указывается на недостойные истинно государственного человека личные побуждения германского канцлера (намек на враждебное расположение князя Бисмарка к князю Горчакову).