13 марта. Пятница. Утром отправился я в полной форме и в ленте Черного орла к германскому наследному принцу, который помещен в комнатах так называемой второй, запасной половины Зимнего дворца. Мне пришлось довольно долго дожидаться окончания продолжительной беседы его с графом Петром Шуваловым, после которого и я имел довольно длинную аудиенцию. Предметом разговора были почти исключительно последние несчастные события. Я старался навести речь на необходимость каких-либо общеевропейских мер для ограждения существующего общественного и государственного строя от угрожающей опасности анархизма. Никакое правительство не в силах справиться у себя с подпольными злодеями, пока они имеют безопасные убежища в Швейцарии, Париже и Лондоне, откуда исходит главное направление всех злодейских замыслов и доставляются денежные средства. В этой борьбе заинтересованы все государства, а не одна Россия.
Наследный принц соглашался во всем, но, по мнению его, инициатива в этом деле зависит от русского правительства. Само собою разумеется, что в нашей беседе было высказано много фраз о взаимной дружбе императора Вильгельма и нашего покойного государя, о надеждах на дальнейшее продолжение тех же тесных и дружественных связей и т. п.
После германского принца я расписался у эрцгерцога австрийского Карла-Людвига, у баварского принца Арнульфа (сподвижника нашего в болгарском походе) и, наконец, у английского наследного принца [Альберта-Эдуарда], помещенного в Аничковом дворце.
14 марта. Суббота. После моего обычного доклада присутствовал я при докладе Гирса. Между прочим шла речь и о том, какие международные меры могли бы быть предложены для ограничения свободы, предоставленной в некоторых европейских государствах революционерам всех наций беспрепятственно и безнаказанно организовать самые злодейские преступления под эгидою политических целей. Я передал государю и Гирсу вчерашний мой разговор с наследным принцем германским. Великий князь Владимир Александрович сказал, что имеет мысли по этому предмету, которые желал бы высказать в особом совещании из съехавшихся в настоящее время послов наших.
После доклада мы с Гирсом пошли к князю Александру Болгарскому, с которым имели довольно продолжительное совещание, преимущественно относительно генерала Эрнрота и замещения должности дипломатического агента в Софии. Был у меня Петр Александрович Сабуров, посол наш в Берлине; мы имели продолжительный разговор как о том же вопросе дня, о котором упомянуто выше, так и о положении дел по заключению секретного договора с Германией и Австрией. Я описал ему в общих выражениях впечатление, произведенное на меня последними изменениями в проекте договора, предложенными бароном Хаймерле. Оказалось, что и Сабуров вполне разделяет мое мнение, что в каждом слове новой австрийской редакции проглядывает какая-нибудь замаскированная мысль, какой-нибудь своекорыстный замысел. При такой явной неискренности какую выгоду извлечем мы из этого договора? Мы только свяжем себе руки, а воспользуются этим только Германия и Австрия. Сам Сабуров, принявшийся так горячо за переговоры, заметно разочаровался.
Вечером был в крепости на панихиде.
15 марта. Воскресенье. Печальная церемония погребения императора Александра II совершилась установленным порядком. Обедня началась в 11 часов, а к двум часам всё было кончено. Новый государь сегодня же переселился опять в Аничков дворец. Иностранные гости разъезжаются завтра и послезавтра.
16 марта. Понедельник. Утром перед заседанием Государственного совета заехал ко мне граф Лорис-Меликов, чтобы потолковать с глазу на глаз о настоящем положении дел. Он высказывает серьезные опасения в отношении реакционной партии, которая начинает образовываться около Победоносцева. К нему льнут всякие личности, желающие всплыть в новом течении. В числе таких, к удивлению, является и граф Николай Павлович Игнатьев. Другая партия, по словам Лорис-Меликова, группируется около графа Петра Шувалова. Новый градоначальник Баранов прилагает всю свою изворотливость, чтобы занять влиятельное положение. Вреднее всех может оказаться Победоносцев, который, злоупотребляя авторитетом старого учителя перед бывшими учениками[102], подносит молодому царю одну записку за другою со своими фарисейскими поучениями и иезуитскими советами. Однако же до сих пор государь, кажется, сдержанно относится к внушениям с разных сторон; к Лорис-Меликову продолжает пока показывать доверие.
Обсудив совершенно келейно настоящую постановку дел, мы с Лорис-Меликовым пришли к тому заключению, что оба должны еще некоторое время оставаться в выжидательном положении, пока не выяснится, который из двух противоположных путей будет выбран императором. Сообразно с этим выбором должны быть подобраны и деятели для нового царствования. Ни я, ни Лорис-Меликов, конечно, не останемся на своих местах, если возьмет верх партия Победоносцева и Ко. Также и многие другие из лучших наших товарищей должны будут сойти со сцены. Какие же люди займут их места? Какая будет их программа? Реакция под маской народности и православия! [Верный путь к гибели для государства.]
После нашей беседы отправились мы в Государственный совет. Председатель, великий князь (с которым я сижу рядом), заговорил со мной вполголоса на ту же самую тему, которую мы только что обсуждали с Лорис-Меликовым. Великий князь высказал прямо, что и он сам, если дело пойдет далее тем же путем, каким идет теперь, должен будет сойти со сцены.
Вчера вышел манифест о назначении регентства в случае кончины царствующего ныне государя ранее совершеннолетия наследника престола. Во главе регентства в таком случае станет великий князь Владимир Александрович. Предназначение это согласуется и с указанием закона. Несмотря на то, манифест возбуждает толки в публике, незнакомой с нашими государственными законами.
Сегодня последовало высочайшее повеление упразднить странное разнородное Министерство «почт, телеграфов и духовных дел иностранных исповеданий», созданное только в прошлом году лично для Макова, к которому молодой государь очень не расположен. Оба департамента, из которых составилось это недолговечное министерство, возвратили в состав Министерства внутренних дел.
Великий князь Константин Николаевич рассказал нам некоторые подробности происходившей сегодня церемонии поднесения государю ордена Подвязки наследным принцем Уэльским. При этом проделаны были пунктуально все обряды средневекового церемониала.
Перед обедом был у меня болгарский князь Александр, чтобы еще раз – надеюсь, в последний – переговорить о его делах, так как он уезжает завтра, вместе с другими немецкими принцами. Как раз перед его приездом явился ко мне известный Утин с письмом от флигель-адъютанта Шепелева из Вены по делу о болгарских железных дорогах[103]. Утин вместе с генералом Струве домогаются получить концессию на постройку линий от Софии: в одну сторону – на Ниш и Пирог, в другую – на Рущук, то есть тех именно линий, которые теперь поддерживает и русское правительство. Привезенное Утиным письмо подоспело очень кстати; я показал его князю Александру и предостерег его от новой предательской попытки австрийцев купно с Гиршем надуть добродушных болгар.
17 марта. Вторник. В первый раз доклад мой был довольно продолжителен, но исключительно по текущим дедам Военного министерства. После того присутствовал я при докладе Гирса по делам иностранной политики. Когда мы вышли из государева кабинета, все залы Аничкового дворца были уже заполнены массою представляющихся. Государь вышел вместе с императрицей; они обошли все залы и ко многим обращались с благосклонным словом.
Сегодня я крестил своего первого внука – Дмитрия Гершельмана.
19 марта. Четверг. После доклада у государя в Аничковом дворце ездил я в Министерство иностранных дел, где было условлено съехаться нам втроем с Сабуровым и Гирсом. Мы обсуждали последние предложения, заявленные бароном Хаймерле об изменениях в проекте тройственного договора. Во время нашего совещания вошел барон Жомини, который уже посвящен в тайну берлинских переговоров.
Совершенной неожиданностью для всего города стало напечатанное в газетах нынешнего дня объявление министра внутренних дел и градоначальника о выборах, назначенных сегодня же по всему городу, в члены вновь образуемого совета при градоначальнике. Это новое учреждение только что вчера утверждено государем, а сегодня уже с трех часов производятся по всему городу выборы. Околоточные обходят все дома и требуют не только от домовладельцев, но и от квартирантов письменные указания кандидатов в выборные от околотка; из этих выборных предположено сделать новую выборку 25 членов совета.
Но что же это за небывалый совет? В чем заключается его компетенция? Говорят, что это изобретение энергичного нашего градоначальника. Не для того ли понадобилось ему такое учреждение, чтобы дать опору всем мерам, какие вздумает он принять по городу, и с другой стороны – чтобы сложить с него самого личную ответственность за эти меры? Достигнет ли цели – сомнительно; но, во всяком случае, ничем нельзя оправдать чрезмерную поспешность в распоряжении. Большинство столичных обывателей не успели даже прочесть объявления в газетах и крайне озадачены неожиданностью требования со стороны полиции. Не понимаю, как мог Лорис-Меликов допустить такую бессмысленную торопливость.
В городе усиливаются толки о переменах в личном составе высшего правительства. Говорят о замещении председателя Государственного совета великого князя Константина Николаевича братом его, Михаилом Николаевичем, о замене Набокова Победоносцевым, и проч., и проч. Мы уже привыкли к пустой городской болтовне; однако ж в настоящую эпоху неожиданностей многое из этой болтовни сбывается на деле.
20 марта. Пятница. По случаю двадцатого дня после кончины покойного государя отслужена в крепости панихида. Присутствовал