средствующего влияния. Очевидно, здесь подразумевается зловредное вмешательство во все дела Победоносцева и других закулисных личностей. Я, со своей стороны, добавил, что кроме личного доверия государя необходимо еще другое условие: чтобы министерство было однородное, чтобы все министры действовали в одном смысле, а не противодействовали один другому. Но все эти соображения наши могут разлететься в прах, если совещание получит иное направление, и затронуты будут какие-либо частные вопросы дня. Впрочем, я и не вижу в том невыгоды. Лучше сразу вывести дело начистоту, чтобы разъяснить наконец можем ли мы, с нашими понятиями и убеждениями, еще долее тянуть лямку, не зная, куда тянем.
21 апреля. Вторник. По случаю назначенного в Гатчине совещания мы, все приглашенные министры, отправились вместе с 9-часовым поездом: граф Лорис-Меликов, Абаза, граф Игнатьев, барон Николаи, Набоков, Победоносцев и я. По окончании моего доклада началось совещание. В нем участвовал и великий князь Владимир Александрович. Государь открыл совещание заявлением своего желания выслушать мнения наши о том, какие меры следует принять теперь же и какую программу для дальнейших действий. Прежде всего он обратился к графу Лорис-Меликову, который весьма толково и ловко изложил свое мнение о необходимости дальнейшего развития и довершения начатых в прошлое царствование реформ. После него была моя очередь: я подтвердил соображения графа Лорис-Меликова и развил их, указав притом, что в последние 14 лет застоя и реакции все строгости полицейские не только не подавили крамолу, но, напротив того, создали массу недовольных, среди которых злонамеренные люди набирают своих новобранцев.
После меня государь обратился к графу Игнатьеву, который говорил почти в том же смысле, подтвердив общую мысль частными примерами. Затем Александр Аггеевич Абаза мастерски свел речь на те именно соображения, которые он выразил во вчерашней нашей предварительной беседе: он доказывал весьма смело и категорично, что действительная сила правительства выражается не «в кулаках», не в полицейском произволе, а в единстве и сплоченности министерства, в твердости плана его действий, в доверии государя к своим ближайшим советникам и органам. При этом Абаза прямо задел Победоносцева и его вредное закулисное влияние. Затем барон Николаи довольно долго и скучно развивал тему о необходимости действий систематических, без увлечений и без произвола. Министр юстиции Набоков также говорил о предстоящих по судебной части улучшениях и необходимости продолжения реформ.
Таким образом, все говорившие шесть министров высказались почти в одинаковом смысле. Оставалось последнее слово за Победоносцевым, и мы, конечно, с любопытством ждали, что же на сей раз будет прорицать этот авгур. К удивлению нашему, он заговорил совсем иным языком, чем в достопамятном совещании 8 марта; он даже начал было с того, что разделяет высказанные всеми прочими мнения о необходимости дальнейших улучшений в государственном строе; но вслед за тем сбился на свои нравоучения и прочел проповедь о правде, честности, ответственности и т. д. Эти теоретические, пустозвонные фразы вызвали снова возражения и со стороны графа Лорис-Меликова, и с моей, а главное – от Александра Аггеевича Абазы, который очень резко и категорично поставил снова вопрос о солидарности министерства, о бесполезности отвлеченных теоретических афоризмов и необходимости соглашения на практической почве. Тут было несколько раз упомянуто о пользе совещаний, подобных настоящему, в присутствии самого государя, о предварительных совещаниях между министрами, независимо от Комитета министров и прочее.
Государь во всё время только изредка прерывал речи отрывочными фразами; пробовал свести суждения к поставленному первоначально вопросу о том, что следует предпринять теперь же неотлагательно. Но высказавшееся совершенно неожиданно для нас самих единодушие в речах всех призванных министров отклонило совещание от предполагавшейся задачи. Под конец, однако же, великий князь Владимир Александрович выступил с подготовленным письменным предложением об учреждении Центральной следственной комиссии по всем делам о государственных преступлениях. Записка эта, неизвестно кем сочиненная, была тут же прочитана вслух графом Лорис-Меликовым, который возражал против заявленной мысли, доложив, что у него уже приготовлен доклад относительно дальнейшего ведения следственных дел, а потому вопрос отложен до другого раза.
В заключение государь выразил свое желание, чтобы министры собирались по мере надобности для предварительных между собою совещаний по вопросам общего государственного интереса, дабы тем достигнуть желаемого единства в действиях; на первый же раз его величество предложил нам совместно обсудить те меры, которые признаются наиболее неотложными при настоящих обстоятельствах и для окончательного обсуждения которых будет назначено вторичное совещание в высочайшем присутствии.
Таким образом, сегодняшнее совещание оказалось успешнее, чем мы ожидали. В нем выказалось совершенно непривычное для нас единство в общем взгляде министров; даже Победоносцев – и тот приложил все старания, чтобы сгладить резкий диссонанс, отделивший его от всех прочих коллег. Не знаю, долго ли удержится эта гармония; продержится ли единство, когда действительно приступим к совещаниям по каждому конкретному вопросу. Во всяком случае, можно надеяться, что нынешнее совещание повлияет благотворно, на направление мыслей молодого императора.
25 апреля. Суббота. Вчера и сегодня заезжал ко мне граф Лорис-Меликов для передачи мне некоторых приказаний государя и, между прочим, разных предположений его относительно новых назначений. Предположения эти нельзя признать удачными; являются на сцену личности совершенно ничтожные, как например, князь Фердинанд Витгенштейн – пустейший кутила, ни к какому делу непригодный. Нам придется оспаривать некоторые из этих назначений. Но главным предметом беседы нашей был выбор преемника великому князю Михаилу Николаевичу. Лорис-Меликов убеждает меня не отказываться от этого назначения и в этих видах настаивает, чтобы не вводить теперь никаких изменений ни в устройстве управления Кавказского края, ни в титуле наместника и главнокомандующего. Я, однако же, остаюсь твердо при своем решении не принимать никакого нового назначения, каков бы ни был присвоенный ему почет.
Между тем, великий князь Михаил Николаевич вместе с бароном Николаи и генералом Павловым продолжает сочинять проект нового управления на Кавказе; наместника полагается обратить в главноначальствующего и поставить его наравне с генерал-губернаторами. Сегодня у великого князя было по этому предмету совещание; в нем приняли участие: граф Лорис-Меликов, граф Валуев, барон Николаи, Старицкий и я. Большая часть времени прошла в прениях между графом Валуевым, бароном Николаи и Старицким о второстепенных подробностях будущей организации главного управления; только граф Лорис-Меликов вывел разговор на более широкую дорогу; он поднял вопрос об оставлении преемнику его высочества титула наместника, с предоставлением ему самому на месте и постепенно вводить в местном управлении те изменения, которые будут признаны возможными в видах удешевления его и объединения Кавказского края с остальною Россией. Окончательно пришли к заключению, чтобы несколько изменить редакцию составленной записки, предоставив вопрос о титуле непосредственному решению самого государя.
Сегодня же утром получил я от государя собственноручную записку с приказанием объявить, что дозволение носить бороды распространяется на всех военных без всяких изъятий.
Все последние дни по утрам ездил я по военно-учебным заведениям на экзамены, а вчера сверх того смотрел образцы нового военного обоза.
27 апреля. Понедельник. Утром был на экзамене по стратегии в дополнительном курсе Артиллерийской академии, а затем в заседании Государственного совета. Рассматривалось важное дело об уменьшении выкупной платы с крестьян в нечерноземных губерниях и об обязательном в течение нынешнего и будущего годов переходе на выкуп остающихся еще до сих пор временно-обязанных крестьян. От этих двух мер ожидается большое облегчение для крестьян и окончательное приведение в действие Положения 19 февраля 1861 года. Дело это было решено почти единогласно, за исключением одного только голоса, генерал-адъютанта Тимашева, который упорно отстаивал мнимое право помещиков, до сих пор, в течение 20 лет, не покончивших своих отношений с крестьянами, на получение полной выкупной ссуды без вычета 20%.
Речь Тимашева вызвала сильный и дельный отпор у министра финансов Абазы, поддержанного графом Лорис-Меликовым, Рейтерном и самим председателем совета великим князем Константином Николаевичем. Абаза с некоторою колкостью намекнул на то, что Тимашев, стоявший 20 лет тому назад в ряду самых ярых противников освобождения крестьян, теперь вдруг прикинулся защитником буквы закона 19 февраля 1861 года! Надобно отдать справедливость Государственному совету: при голосовании не нашлось ни одного члена, который поддержал бы протест Тимашева в защиту мнимых помещичьих прав.
28 апреля. Вторник. Утром ездил в Гатчину вместе с Гирсом и после доклада представлял государю выпущенных из Академии Генерального штаба 50 офицеров. Я ожидал, что при докладе государь заговорит о моем назначении на Кавказ, как предварял меня граф Лорис-Меликов; опасался также не совсем удобных объяснений по поводу некоторых предположенных государем неудачных назначений, но и на сей раз не было ни слова о чем-либо, выходящем из круга текущих дел.
В 9 часов вечера назначено было совещание у графа Лорис-Меликова. Собрались те же самые лица, которые участвовали в прошлый вторник в совещании в Гатчине, в том числе и великий князь Владимир Александрович. Нам прислана была предварительно программа совещания, состоявшая из четырех пунктов. Сначала были продолжительные суждения по записке, поданной в прошлый вторник великим князем Владимиром Александровичем, об учреждении [опять какой-то] высшей центральной следственной комиссии по государственным преступлениям.