Decouville, которую надул на 200 тыс. франков, обещая им выхлопотать постройку, если раньше они дадут ему эту сумму, чтобы дать взятки, кому надо будет.
18 января. Сегодня по телефону Дейтрих сказал, что из Государственного совета некий Кригер представил царю записку, что не Витте, а он первый предложил мысль о золотой валюте, просит, чтобы это дело разобрали, чтобы не приписывали Витте то, чем ему обязаны. Эту записку он разослал и всем членам Государственного совета. Пишет он в ней, что Витте только воспользовался его проектом о золотой валюте, который был им составлен для Вышнеградского, который заболел, когда проект еще не был им рассмотрен. Витте теперь ввел эту реформу, ни единым словом не упомянув этого Кригера, который с тех пор все хлопочет довести до царя, что Витте воспользовался чужой собственностью, но все его попытки оставались бесплодны. Наконец он решил написать всем членам Государственного совета и требовать третейского суда.
21 января. Когда Е.В. рассказал свидание Имеретинского с царицей-матерью и то, что она ему вторила, что Горемыка никуда не годится, и повторяла несколько раз: «Но кем его заменить?» Пантелеев сказал, что это «Кем его заменить?» и держит его крепко на месте, что никого нет, что Плеве не назначат, потому что он очень черствый.
25 января. А.П.Коломнин рассказал характерный случай насчет помощи голодающим. Это было с уполномоченным Красного Креста, офицером, кажется, Юрьевичем, который ему рассказывал, как крестьяне относятся к раздаче пособий. Многие его спрашивали: «Ты, батюшка, какую нам помощь привез? От царя, – так нам ее не нужно» (царская помощь – с возвратом, ее мужики должны будут вернуть правительству, когда им это будет можно).
8 февраля. Сегодня Петербургский университет празднует день своего основания. Клейгельс, который третьего дня у нас завтракал, сказал, что он очень озабочен сегодняшним днем. Неделю тому назад в университете было вывешено объявление[48], скорее, предупреждение студентам, как они должны провести 8 февраля. Нам говорили, что это предупреждение их озлило и что готовятся беспорядки. Вчера секретарь Клейгельса сказал нам, что эти наставления, подписанные ректором университета, написаны чуть ли не самим градоначальником. Особенное внимание обращено сегодня на Дворцовый мост. Туда стянута почти вся полиция. На Васильевском острове к этому мосту приставлено 150 человек конных жандармов, 300 полицейских, и такое же число полицейских спрятано в домах, чтобы в случае надобности, если натиск студентов будет велик, подать помощь товарищам. Вся полиция вооружена нагайками. Устроены даже санитарные пункты в разных частях города на всякий случай.
9 февраля. Вчера было спокойно, только в самом университете был скандал. Ректору Сергеевичу студенты не дали прочитать отчета, встретили его свистками, так что ему пришлось сойти с кафедры.
10 февраля. Имеретинский сказал про Боголепова, что этому человеку надо два года думать, чтобы решить какой-либо вопрос, в один год он вопроса решить не может. В заседаниях высказать свое мнение ему совсем невозможно, поэтому, когда он открывает рот, он говорит только глупости.
Рассказал Имеретинский, что вчера в Комитете министров разбиралось его дело, т. е. насчет преподавания польского языка не по-русски, а по-польски. Победоносцев высказался за последнее, сказав, что не понимал бы объяснений Мицкевича и чтения его на другом языке, а не на польском. Мнения разделились. Говорили об этом три с половиной часа и, наконец образовалось 11 голосов за Имеретинского и 6 против него. Боголепов сказал, что он допускает только, что учитель, объясняя ученику, может, увлекшись, сказать два-три слова по-польски, и за это с него взыскивать нельзя.
11 февраля. Вчера Имеретинский рассказал про статью, которая была в польских газетах, под заглавием «Три генерал-губернатора». Описывалось, как Гурко, проезжая по городу Варшаве, встретил конвой, который вел государственного преступника или изменника в 10-й павильон. Гурко раскричался, как на изменнике нет кандалов, тут же приказал войти в первую кузницу заковать, и таким образом закованного повели в 10-й павильон. Затем гр. Шувалов, тоже проезжая по городу, встречает конвой с изменником, но уже с цепями. Шувалов раскричался, почему оковы, и мгновенно приказал расковать и затем отвести в 10-й павильон. Конец про третьего генерал-губернатора – Имеретинского, тоже встретившего изменника под конвоем. Имеретинский остановил коляску свою, попросил изменника по-польски сесть к нему в коляску рядом с собой, конвойного же посадил на козлы и довез изменника все в тот же 10-й павильон.
Сегодня Грингмут говорил, что на Акт университета ни Боголепов, ни его товарищ не приехали. Они ожидали скандала, поэтому сказали, что лучше, чтобы он без них произошел, что тогда меньше придется им взыскать со студентов. Но Боголепов не признается, что ему известно было, что в программе скандала стояло, что студенты собирались с ним расправиться, как расправились несколько лет тому назад в Москве студенты с Сабуровым, который тогда был министром народного просвещения, т. е. решено было прямо его ударить. Боголепов этого и струсил.
Плеве сказал про Боголепова, что он вялый и тяжело смекает. В заседании Комитета министров по вопросу преподавания на польском языке в польских школах присутствовали все вел. князья. Сергей Александрович даже нарочно приехал из Москвы к царю, чтобы ему сказать, чтобы вел. князей послал в заседание для поддержания его ставленника Боголепова. Но Боголепов так неумело говорил, что в этом вопросе Имеретинский стал победителем.
Тринадцать человек высказались против Боголепова, в том числе и все вел. князья. Теперь интересно, с кем царь согласится.
Юзефович («Южный край») говорил, что многих студентов полицейские избили нагайками, не пропуская их на Дворцовую площадь. Оказывается, это правда. Многие подтвердили это Е.В-чу. Юзефович сказал, что знает достоверно, что петербургские студенты, пострадавшие от нагаек, написали студентам других университетов – Киева, Харькова, Москвы и проч., что они не хотят ходить на лекции, желают закрытия университета и уверены, что их коллеги других университетов в том же духе будут действовать.
13 февраля. Говорят, что 8-го была битва между студентами и конной полицейской стражей у Дворцового моста. Молодежь не пропускали через мост. Два студента были подняты со сломанными ногами. Конницу студенты встретили иные со шпагами, а другие успели схватить метлы из омнибусов. Всё это было видно из Зимнего дворца. Вчера нам говорили, что циркуляр, расклеенный в университете за неделю до 8 февраля, был инспирирован Клейгельсом и что этот-то циркуляр и заварил кашу.
Был барон Каульбарс. Он против того, что делается теперь в Финляндии[49], говорит, что это надо было сделать 90 лет тому назад, когда была присоединена Финляндия, а что теперь уже поздно. Царь спросил Каульбарса, когда он ему представлялся недавно: «Как теперь в Финляндии?» Каульбарс отвечал, что вся Финляндия плачет, в большом горе. Царь с удивлением спросил: «Почему?» Каульбарс отвечал: «По случаю последних распоряжений». Царь больше не распространялся. Каульбарс говорит, что настроение финнов теперь таково, что они лежат в церквах на коленях, моля Бога, чтобы он им сохранил их прежние порядки. Он находит, что финны возмущения теперь не сделают. На похоронах одного финна ландмаршал Тройль сказал речь, что «жалеет покойного, но радуется за него, что он умер и не будет свидетелем гибели Финляндии». Вишняков говорил, что манифест Финляндии написан Плеве.
15 февраля. Боголепова все в Петербурге начали называть «Нелепов». Университет уже два дня как закрыт.
Студенты говорят, как нам рассказывали, что только тогда успокоятся, когда будет смещен Клейгельс. Его нагайками они страшно возмущены, а также и всеми распоряжениями насчет студентов. Например, никого из студентов не пускают с Васильевского острова на эту сторону – закрыты все мосты, не впускают также студентов ни в один ресторан. Всё это крайне нелепо.
16 февраля. Вчера к завтраку собралось интересное общество – Дейтрих, барон Остен-Сакен, Лигин и Алфераки. Все говорили про злобу дня – студенческую историю, которая на этот раз вызывает общее сочувствие. Все возмущены распоряжениями полиции, все говорят, что до таких безобразий еще никогда не доходило.
Дейтрих рассказывал про суд ксендза Белякевича. Плата адвокатам и свидетелям обошлась полякам недешево, один граф Огинский дал на это 13 тыс. руб. Свидетели, потерпевшие от побоев Белякевича, говорили что «им всё это было приятно» – в таком духе были показания.
Говорили нам, что в своей речи на Акте университета 8 февраля ректор Сергеевич сказал, что действует по повелению своего министра, у которого тоже есть начальство. «Вот оно», – сказал он студентам, указав пальцем на портрет царя. Многие обвиняют Сергеевича в бестактности по поводу этой речи. Во время Акта, когда студенты запели свою песню Gaudeamus igitur, они крикнули: «Вставать!» Митрополит Антоний и Витте сидели, но при этом крике встали.
17 февраля. Виленский попечитель Сергиевский говорил, что карательных мер против студентов никаких пока еще не принято, что выслано на родину пока 170 человек, которые не исключены из университета. Затем он сказал, что недавно стало известно начальству, что между всеми русскими университетами образован союз, есть исполнительный комитет, состав которого неизвестен и приказания которого исполняются университетами беспрекословно. Уже несколько раз он собирался, то весной, то осенью, в различных местностях России для выработки плана действий. Другие университеты уже приняли к сведению сигнал петербургских студентов, и в других городах уже начались волнения. Все, кого мы видели вчера, все согласно порицают распоряжения полиции во время последних студенческих беспорядков, но говорят, что царю было всё совсем иначе доложено и он благодарил Клейгельса за его распорядительность. Все возмущаются нагайками Клейгельса.