А другие промысла, ведомые крестьянами для поддержки и продолжения своего земледельческого бытия. Оружейники, кожевники и т. д. Их убила английская конкуренция. Ну вот они и ходят по сахарным заводам – точат ножи для резки свеклы. Ткачи в Waterloo стали каменщиками; плетельщики шляп (промысел которых обусловлен особыми свойствами соломы их страны) стали углекопами, а вместо них работают в Париже 25 % их женщин, принося с собою в лирические фламандские деревушки всю мерзость парижской культуры.
Вот полный процесс разложения. Посевы ячменя сократились, заменились пастбищами, женщины заменяли мужчин, мужчины нередко сами плетут шляпы, конкурируя с женами.
Прибавить к этим причинам эмиграции еще: земледельческий кризис, легкость передвижения, новые потребности, желание свободы.
Ну, а каково влияние эмиграции?
а) На состав сельского населения
1) уменьшение его, в Бельгии осталось 16 % населения. Есть роман Немировича-Данченко «Драма за сценой». Там провинциальная труппа для поднятия сборов ставит «Отелло». Антрепренер объясняет это так: каждый солдат знает «Отелло». И всякая баба говорит своему возлюбленному: «Ах ты, Отела». А все-таки у нас Отелло сделал только половинный сбор.
Мая 28. 10 часов вечера. Попадая в обращение, товары первым делом выставляют свою субстанцию: общий рабочий труд, общее рабочее время, для этого они выделяют из своей среды – один товар, скажем: золото, – как овеществление всего рабочего времени, как всеобщий эквивалент. (Это я хотел популяризировать Маркса, но популярнее, чем он, не скажешь.) К черту.
Вот лучше – статейки Лосицкого «Научное Обозрение» 10. 1898. (По поводу статьи Пешехонова в «Русском Богатстве», 97, VII*.) Пешехонов говорит о многоземельном слое крестьянства, что он земли не собирает, что он – остаток общей зажиточности, что поэтому никого он не эксплуатирует, что у малоземельных и земля лучше, и урожай обильнее. Народники, как видно из этих строк, быстро переменили своё отношение к кулакам. Пешехонов пользуется частными фактами Калужской губернии. Но если б он воспользовался общей статистикой, то результаты вышли бы другие.
Если считать многоземельным каждого, кто имеет 10 десятин земли (а таких 20–25 %, как считает Пешехонов), то получилось бы, что их не 1,3 %, а 8,3 со средним землепользованием 28,4 десятины против 6,8. Вышло бы также, что у «крупных» не 11 % общей площади крестьянского землепользования, а 25.
«Собиратели» – по большей части и «арендатели».
Благодаря этому они имеют в пользовании 130,756 десятин земли вместе с надельной, в то время как малоземельные обладают только 53,118 десятин. А если включить сюда еще купчую землю!
Годичные арендатели по большей части народ мелкий – (2 ½ арендные десятины). Когда они продадут продукт для оплаты аренды – у них остается денег меньше заработной платы и вознаграждения за инвентарь. Предпринимательской прибыли у него нет. И арендует он землю для того, чтобы иметь хлеб для собственного потребления.
(Кто берет землю в долгосрочную аренду, тому она на 16 % ниже стоит – и земли берет он, в среднем, больше 4 десятин.)
Но больше всех получает выгоды надельная аренда (в среднем она – 5 ½ десятин, но если выкинуть мелкие аренды – выйдет десятин 13). Эта аренда дешевле вненадельной на 30 %.
Надельную землю снимают 6 090 хозяев, а вненадельную 4 300 (годичной) и 3 206 – долгосрочной. Ну, а если еще вспомнить, что 42 % хозяев снимают землю и так и сяк! Выйдет, что у 6 тысяч арендателей скопляется 74 % всей арендуемой площади.
Принудительная сдача земли в аренду, делаемая сходом для уплаты податей, – увеличивает число «обломков прежнего», по выражению Пешехонова.
Признаки нефтепроизводящего кризиса. Сначала статья NN внушает нам ужас: предложение превысило спрос, площадь добычи расширилась, интенсивность работы повысилась ужасно, – цены, конечно, пали: в январе этого года нефть 11,5 коп. – теперь 6,5; остатки 13,5 к. – теперь 9 к.; керосин в январе 14 к. – теперь 6,5. Добыча увеличилась на 214 миллионов пудов – вывоз на 78 миллионов. Спрос понизился вследствие сокращения в отраслях железной и мануфактурной. Да и повысься спрос, дело было бы плохо. Провозоспособность путей сообщения – очень низка. Товары так и останутся у промышленников. Но… тут идет самое неожиданное но… Предложение понижается, ибо старые фонтаны истощаются, а на новые надежда плоха, буровые работы достигли кульминационной точки, дальше не пойдет (да и понижение спроса уменьшит буровую деятельность). Поэтому ужасного ничего нет, увеличьте только провозоспособность железной дороги, и все будет хорошо. Тем более, что и спрос, собственно, не так уж и низок: многие внутренние рынки далеко еще не все заняты, про заграничные и говорить нечего. Там все обстоит благополучно. Спокойная конкуренция твердо установила разницу. Америка уже не давит нас своими ценами. Понимай как знаешь.
Вот телеграмма из Баку о положении нефтяного рынка: 21 апреля. Нефть 6,5, остатки 8.
Выплавка чугуна:
Торгово-промышленный рост не так велик, как в предыдущем году.
Хотя привоз из-за границы сократился в сравнении с прошлым годом на 26 миллионов пудов, но русские заводы, увеличив только на 12 миллионов свое производство, не могли поместить его на русском рынке. Количество непроданного на юге чугуна к 1 января текущего года – 9,5 миллионов пудов. На складах громадные количества железа и стали не проданы.
29 мая. Вопреки указаниям Пешехонова, хозяйство «собирателей» – куда лучше малоземельных. У тех с головы скота скопляется 208 навозу, у многоземельных – 391 пуд. На десятину у одних 64 пуда, у других 72. Удобрения у малоземельных – 26 голов скота на 100 десятин; у многоземельных – 18, и все же у первых 54 пуда на десятину, у вторых 71 (ибо навоз не весь вывозится в поле. Малоземельные часто не имеют лошади). Но все же Пешехонов прав, указывая, что у малоземельных больше лошадей. Но ведь если на десятину нужно 2 лошади, то ведь на 1000 десятин не нужно 2000 лошадей. Производительность же крупных хозяйств на 14 % выше мелких.
При более выгодных условиях аренды, при более продуктивной производительности крупные хозяйства поставлены лучше по отношению к сбыту продуктов, к кредиту, к платежу податей; – и развитие его в будущем обеспечено, дифференциация крестьянства неизбежна… Выводы Пешехонова, противоположные этим, – получились благодаря тому, что население Калужской губернии, над которой он оперировал, – в большей своей части 3/5 мужчин идут на заработки. Ну, при таких условиях капитализация само собою не расцветет.
Чем больше развит в уезде отхожий промысел, тем ниже арендная плата.
Размеры арендного хозяйства сокращаются в зависимости от высоты промысловых заработков. Цены на арендную землю понижаются. В тех уездах, где отходящих менее 40 %, – арендная плата за 1 десятину 7,4 р., там же, где их 60 %, – плата 5,4. Заработок промышленника на 60 % выше заработка сельскохозяйственного рабочего. Степень эскплуатации батрака увеличивается. В рабочих – недостаток. В деревне – опустение. Гармонии интересов помещика и крестьянина нет и в помине.
Лосицкий.
Некий «гражданин» Вестон, как видно, стал доказывать рабочим, что их попытки повысить заработную плату тщетны, что, повысив заработную плату, рабочие повысят цену продуктов и вследствие этого им придется платить за все жизненные припасы дороже. Капиталист, стало быть, будет не внакладе, и дело пойдет по-прежнему. «Если супник содержит определенное количество супу, который должен быть съеден определенным числом лиц, то на долю каждого не придется больше, если мы увеличим ложки…» Заработная плата в конце концов – величина постоянная. Маркс, возражая Вестону, указывает, что это его утверждение построено на двух положениях:
1) будто национальное производство (суть) величина постоянная.
2) будто сумма действительной заработной платы, сумма, измеряемая количеством предметов потребления, величина постоянная.
Но ведь объем национального производства меняется ежедневно (вследствие накопления капитала и увеличения производительности труда). Изменение объема национального производства имеет влияние на высоту заработной платы, но не наоборот: национальное производство как было, так и осталось не установленным.
Но предположим даже, что заработная плата – величина постоянная. Рабочие глупы, если стараются повысить ее, но ведь и капиталисты глупы, понижая ее. Вестон говорит, что после повышения наступит реакция, ну а после понижения? Стало быть, из этого самого принципа следует, что рабочие должны повышать ее.
Если Вестон не согласен с этим, он не согласен со своим принципом повышения заработной платы. Он должен признать, что высота платы зависит от желания капиталистов – (разница между желаниями американских и английских капиталистов, уж, конечно, не от разницы Божьих желаний), а раз высота заработной платы может быть изменена по желанию капиталиста – она может быть изменена и без его желания.
Вестон говорит, что рабочие все равно возвратят в карман капиталиста тот прибавок заработной платы, которого они добьются, возвратят как потребители.
Ну, а разве рабочие потребляют все свои продукты? А предметы роскоши? (2/3 национального производства потребляются 1/5 частью населения.) Или разве все жизненные припасы потребляются рабочими? А кошки, а лакеи?
Каково же положение тех капиталистов, которые производят предметы роскоши? Их доходы упали. Из этих доходов они должны платить за повысившиеся в цене жизненные припасы. А предметы роскоши стали бы потребляться ими гораздо меньше, и вследствие этого взаимный спрос на их продукты уменьшился бы, цена на эти продукты понизилась бы, и понизилась не в пропорции с понижением заработной платы.
Итак, производить жизненные припасы стало выгоднее, чем производить предметы роскоши. Труд и капитал станут вкладываться туда, где выгоднее – и вот 1) капитал достигнет спроса жизненного припаса (цена понизится до прежнего уровня); 2) уменьшение капитала станет соответствовать уменьшенному спросу (на предметы роскоши) (цена их повысится). Дело пошло бы по-прежнему только в другой форме: жизненных необходимых припасов больше, а предметов роскоши – меньше.