Я сравниваю христианскую доктрину предопределения с буддизмом. Та же немногочисленность избранных, та же тайна благодати. Так почему же некоторые постигают Дорогу Будды? Почему к иным приходит откровение Колеса?1 Благодать. Совершенно одинаковый дух.
И коммунизм тут бессилен. В коммунизме восхитительно то, что после его пришествия люди не скоро смогут жаловаться, как и после пришествия христианства, а до него и иных откровений. Совершенная автократия, совершенная аристократия.
- Я уже с давних пор боюсь, что воинская храбрость исчезнет из жизни больших городов. Но теперь я вижу, что храбрость неизменно возрождается, однако истоки ее вовсе не в гражданской доблести, совсем напротив. По сравнению с военными гражданские всегда, как и во времена Конвента, остаются жестокими трусами. Гражданские жестоки, потому что они боятся, будучи безоружными или не доверяя своему оружию.
6 декабря
Солнце на голых деревьях. Деревья кажутся мертвыми, но они не мертвы: жизнь - вечна. Еще раз перечитал Евангелие от Иоанна. Единственно возможное христианство - это христианство греческое: чистая, бескомпромиссная эпопея духа. У Иоанна нет сцены Вечери. Иисус лишь омывает ноги своим ученикам.2 Не телесное причастие, но тонкий и сдержанный символизмом передачи через телесное деяние духа. У Иоанна Христос - сын Божий - не воплощенный, но просвечивающий сквозь человеческую природу. Однако он основывает церковь и дает посвящение Петру. Не приписка ли это? Это не вяжется с остальным.
Интегральному социализму, коммунизму глубинно необходим возврат человечества к тотальному тоталитаризму. И если эта теократия понурила голову, тем хуже. Но если она вывернется из трудностей, человечество после долгого сна начнет строить новую цивилизацию; для него это единственный шанс продолжать оставаться творческой силой. Разве что человечество впадет в еще более долгий сон. Видимо, у него потребность в сне. Оно чересчур долго бодрствовало: десять веков - это много. Но, говоря "человечество", я имею в виду Европу. Другие же народы давно уже спят, это они подхватят коммунизм. Но не привилась ли и к ним европейская гниль?
- Непреклонное, неудержимое продвижение коммунизма по Европе с каждым днем становится явственней. Сталин, мне кажется, вынужден, не останавливаясь, идти до конца. Во-первых, потому что ему шестьдесят пять. Во-вторых, потому что он не может рисковать и позволить Западной Германии воссоединиться с Западом, так как тогда возникнет мощная совокупность. (Америка + Англия + Германия + Франция.) Он пытается вырвать Францию из Запада. Через нее он встанет ногой на Средиземном море (Би-зерта?).
Англия хочет играть роль арбитра между Америкой и Россией. Но, похоже, Сталин, чтобы утереть нос Америке, предпочитает Англии более покладистую Францию, во главе которой стоит честолюбец: ведь Англия по причине своих имперских владений зависит от Америки и не способна серьезно ее ослушаться. От Англии ему никакой пользы не будет, а вот Францию он всегда сможет держать в руках благодаря ее ненависти к Германии. И разжигать коммунистические настроения ему будет гораздо легче во Франции, чем в Англии. Партия готовится еще долго играть на ненависти к Германии.
Не приведет ли это к сближению Америки (а в конечном счете и Англии, несмотря на ее настороженность) с Германией? Так оно и станется, но только слишком поздно.
Не являются ли события в Бельгии и Греции1 началом третьей мировой войны? Да, тут нет сомнений.
20 декабря
"Nothing so stupid as a journal, when you go on scribbling in it without any real want".2 Всякое удовольствие от дневника пропадает, когда нельзя его закрыть на ключ и кто угодно может его каждое утро читать, ни черта в нем не понимая.
- Перечитываю Паскаля в издании Бруншвика, все его малые произведения. Решительно раздражает меня безумно скудная христианская концепция Бога. Меня ничуть не интересует персонифицированный Бог, которого любят, которому поклоняются. Нет, здесь мы имеем дело всего-навсего с транспозицией социальных фантомов, фантомов семьи и государства. Это очеловеченный бог, но меня-то может прельстить в философских или религиозных понятиях яростный разрыв с человекоподобием, как это происходит на Востоке начиная с арабов, но еще решительней у индусов и китайцев. У Паскаля же захватывает обстоятельность его мысли, блистательная и внезапная прихотливость, которая присутствует и в страницах, написанных на длинном дыхании, а не только во фрагментах. Но его система опирается на сваи, которые, на мой взгляд, уже сгнили. И очень забавно, что этого математика увлекают исторические доказательства. Его довод бытия Божьего основывается на аргументе непрерывности существования церкви, на том, что она восходит к "сотворению мира", к пророкам и т. п.
Восхитительно, что он идет от скептиков, Монтеня, Мере,1 Миттона.2 Все прочее банально: если бы он завершил свою апологию, это было бы ничуть не лучше "Речи о всемирной истории".3 А еще прекрасно мистическое воспарение, когда закрываешь глаза на его объект - персонифицированного Бога.
Было все-таки нечто сомнительное в маневрах Паскаля в связи с завещанием его сестры, ушедшей в монастырь: он, оспаривающий деньги у Пор-Рояля, это уже слишком. Увы, увы. Очень недурственен картезианский аспект, тонкие и четкие умозаключения. Декарт терпеть его не мог, и не без оснований, поскольку видел, угадывал, чувствовал в нем самого большого своего врага. И тем не менее есть нечто, возвышающее Паскаля над Декартом: неожиданная и мгновенная свобода. Валери крайне несправедлив к нему, хотя к нему он гораздо ближе, чем к Декарту, нежданной вольностью разума по отношению к этому самому разуму, обращением к интуиции, к вдохновению. Да, милостивый государь, к вдохновению, хотя вы считаете, что остаетесь верны наставлению По: поэзия = расчет. (Да, я знаю, расчет здесь вовсе не то, что обычно понимают под этим словом. Один англичанин сказал мне: я не смог стать великим математиком, потому что я не поэт.)
"Унесенные ветром".1 Вульгарность американского романа. Отсутствие мысли, смысла. Даже у Фолкнера. И это здоровый реализм? Нет, здоровый реализм становится сюрреализмом. Золя. Нет прорыва, потусторонности. Как похожи друг на друга американцы и современные русские: они подавляют.
"Фонтан".2 Этот Морган с мистической дребеденью - этакая английская разновидность д'Аннун-цио, но тем не менее неплохой романист, как все они обычно. Своим сомнительным пустословием он мог бы отвратить меня от английского романа.
Провидение направило меня в загородные дома, где дремлют библиотеки и где я благоговейно раскрываю книги, стряхиваю с них пыль, разрезаю страницы и читаю то, что никогда не читал.
Есть нечто общее у христианства и коммунизма в части главных принципов: и то, и другое основано на реализме. Коммунист верит в реальность материи и мира, христианин тоже верит в реальность материи, но еще больше в реальность души и Бога. Для христианина существуют три отчетливых субстанции, для коммунистического материалиста, который является монистом, - одна-единственная. И это чрезвычайно важная точка сближения. - Но есть также серьезные отличия: во-первых, один верит в три, а второй - в одну. Поскольку разделение трех субстанций перерастает в конфликт, христианин вынужден взять сторону одной против другой. Христианин никогда не согласится, что материя - это субстанция, равная душе. Он отдает предпочтение, он видит различие. И это страшно далеко уводит его от коммуниста. И тут мы приходим к конфликту целей. Для христианина цель - душа, но не тело (хотя он верит в воскрешение тел). Христианин никогда не согласится, что земного счастья, даже наивысшего, даже максимально осуществленного в социалистическом граде, достаточно для людей. Уже одним своим присутствием он будет вносить некий элемент сомнения, подрывать доверие к этому социалистическому граду.
Но вообще-то можно было бы вообразить, что если бы еще существовали католические теологи (протестантские не в счет) и кто-нибудь из них стоял на том, что материя является реальностью для христиан, они могли бы принять исторический материализм, марксистскую теорию экономики и пролетарскую революцию.
Марксизм тогда стал бы жестоким, но истинным выражением евангельской морали (весьма двойственной). Достижение счастья на земле стало бы дорогой достижения небесного блаженства. Нашлись бы и подходящие тексты - даже если бы другие входили с ними в противоречие. Материализм стал бы первым этапом - в соответствии с диалектическим развитием - претворения спиритуализма. Разве для материалистов материя не становится духом? И т. д.
- Русские - европейцы, но европейцы, живущие на другом континенте - как американцы.
24 декабря
И это я, который вот уже несколько месяцев, как твердо поверил, что навсегда отошел от политических треволнений! "Французская кампания" Гитлера1 всколыхнула во мне последние остатки прежних чувств. Правда, они не слишком глубоки. Впрочем, политика на самом деле была для меня всего лишь основанием для любопытства и предметом отстраненных умственных спекуляций. К делам я испытывал отвращение, а люди быстро надоедали или наскучивали. Я больше не желаю ее знать, как все, что питает мою манию пред-сказательства.
Рождество вдали от Парижа, какая удача. Это время всегда вгоняло меня в черную меланхолию, которую иногда я топил в спиртном, а потом целый вечер валялся в постели. Впрочем, помню я и несколько тоскливых сборищ.
(И все-таки, если верить "Дейли Мейл", сил у союзников всего лишь 43 пех(отных) див(изии), 13 танковых, 4 парашют<ных>. У немцев не должно быть многим больше. Эта история изрядно порадует русских, и они не преминут воспользоваться ею во всех смыслах.)
31 декабря*
Ну что ж. Какой год! Я ни о чем не жалею; нет, жалею об одном: о неудаче 12 августа. Но теперь я опять живой и еще в большей степени, чем в первые месяцы этого года. Кажется - кажется! - дела оборачиваются к лучшему; арестов больше нет; они объелись арестами: 30 ООО человек в тюрьмах, сказал министр внутренних дел. Наверно, достаточно. Это не меньше, чем сидело в лагерях Виши. Вероятно, положение с этим всегда будет таким, как нынче в Европе; в части Европы оно было таким уже давно, с 1914 г.