Цингер серьезно заболевает. На смертном одре он открывает свою тайну Маше (на жену он не надеется!) и берет с нее страшную клятву, что эту тайну она откроет его сыну, когда тот выростет. Болезнь Цингера разрешается благополучно, он выздоровливает.
Старик Колосов узнает, что Маше известен секрет Цингера. Он начинает «обхаживать» Машу, Цингер тоже старается воздействовать на нее, боясь «предательства». Все же Колосов узнает секрет (м[ожет] б[ыть] во время болезни мастера, чтобы фабрика не стояла, она открывает ему по частям количество тех или иных необходимых веществ, а фабрикант из этого сам находит пропорции).
Колосов выкидывает Цингера. Маша очень страдает от своего невольного предательства. Цингер пытается открыть свою фабрику, но не имея ни капиталов ни связей, прогорает, спивается.
Сам Колосов впоследствии попадает в руки хищника более новой формации, Сергея Борзых, сибиряка, своего приказчика. Красавец «жестокого» типа, женщины от него без ума, он хладнокровен, решителен. Борзых входит в милость к хозяину после одного характерного случая. Колосов «гуляет», швыряет деньги направо и налево, но буйство и кутеж не мешают ему зорко и в сущности трезво следить за людьми. Якобы в порыве щедрости он швыряет Сергею десятитысячный билет и тотчас сваливается «мертвецки пьяный». Но Сергей заметил острый взгляд, которым Колосов обменялся со своим старым доверенным Калистратычем (Впрочем, этот момент надо отбросить — свидетелей не должно быть!). На другой день он является к Колосову и с поклоном вручает билет.
— Получите-с!
— Откуда?
— Вчера изволили дать... На празднестве!— А почему сразу не вернул?
— Боялся, что потеряете, а проспавшись будете помнить, что мне давали, а что обратно получили, запамятуете... Человек более склонен помнить, что он дает, а что получает — забывает-с легко...
— Бестия, а умен! — в восторге восклицает старик.
Этим поступком Сергей покоряет Колосова. Впоследствии он его забирает в руки и разоряет. Вероятно он женится на Маше... Семейная их жизнь несчастна, т[ак] к[ак] Сергей не пропускает ни одной хорошенькой работницы. (М[ожет] б[ыть] это будет «Дом Марковых — старик м[ожет] б[ыть] внуком Егора Констант[иновича] Маркова. Тогда это войдет в цикл «XVIII век» — самый его конец, и м[ожет] б[ыть] начало XIX-го).
Материалы: Мамин-Сибиряк, Горький, Коваленков (?) «История Трехгорной мануф[акту]ры» и т. д.
Действие происходит на Урале или в З[ападной] Сибири.
P. S. Конечно — тут не все сон. Многое примышлено после пробуждения во время обдумывания сюжета.
20. Ходили в гости к Кузнецовой, посидели часа полтора, принесли 4 арбуза.
21. Ничего существенного.
22. Вечером кончил читать Адику и Галюське «Невольные путешествия» Люсьена Биара.
23–24. Новое путешествие в Талгар. Туда 8 км. проехал с красноармейцами на бричке, а 20 км. пешком. Снова стер ноги и очень жестоко. Ночевал у Ходосовых, приобрел 6 кг. масла слив[очного] и топленого, часть на деньги, часть в обмен. Обратный путь весь проделал пешком, не помогла и перцовка. Познакомился дорогой с некоей Хомутовой из колхоза им[ени] Комсомола (около тех прудов, где мы с Адиком ловили сазанов). Приглашала приходить за продуктами (в обмен на промтовары). Теперь масла у нас много, будем переключаться на заготовку других продуктов.
25–26. Отдых.
27. Письмо от Вивы. Пишет, что в школе остался. Хорошо бы, если б это на тот срок, который намечался вначале.
Ходили с Адиком на «День Танка» в Парк Культуры. Сумятица, пыль, давка и страшная неорганизованность. Адик с бою добыл четыре мясных пирожка. Падали заборы, сносились будки... Порядочки!
28. Ничего существенного.
29. Был в Радиокомитете, договорился с Поповой о темах, она пригласила меня в колхоз «Луч Востока» резать виноград. Пойду, это интересно.
Вечером перетаскивал этажерку с книгами на новое место.
30. Хозяйств[енные] дела. Галюська купила на рынке 3½ кг. сушеных яблок по 50 р[ублей] кг.
Октябрь.
1. Впервые в жизни был на винограднике, резал виноград. Занятие не особенно тяжелое, хотя потом и болела спина (вечером и на другой день). Сначала ел виноград с большим увлечением, а после обеда он и в рот не лез — перестарался, одолела отрыжка. Часам к 3 погода испортилась. Работу бросили, пошли домой, набрав полулегально виноградных кистей. Я принес домой в корзине около 10 кг., вызвав бурный восторг Галюськи и Адика.
2. Ничего существенного.
3. Был у Поповой, договорился об очерке «Дорогим друзьям ленинградцам». Завтра, в воскресенье, опять идем в колхоз «Луч Востока» резать виноград.
4 (воскр[есенье].) В колхоз пошли вместе с Адиком. Попали в другую бригаду, на гору, резали мелкий черный виноград (винный) — скучное и утомительное занятие. Работу прекратили в 3 часа — не было ящика. С разрешения звеньевой унесли домой винограда килограммов 12, а м[ожет] б[ыть] и больше.
5. Был в Малой Станице, в 58 школе, собирал материал о кампании сбора на подарки для ленинградских детей.
6. Написал очерк «Дорогим друзьям ленинградцам». Получено письмо от Вивы.
дневник
7. Свез очерк Поповой, но ее не застал, она в колхозе, очевидно режет виноград. Читал «Бравого солдата Швейка» (наверно в 3-ий или 4-ый раз!) Много времени отняло получение завтрака и обеда.
8. Получено утешительное письмо от Вивы. Он пишет, что занятия у них идут нормально, их заново разбили по классам, можно думать, что он останется в этой школе. По его мнению, оставили лучших по успеваемости и дисциплине. Многие из курсантов переведены в артиллерию.
Вечером немного поработал над рассказами для сборника «Огонь под пеплом».
9. Ничего важного.
10. Путешествие в колхоз им[ени] Комсомола за мукой. Встал в 5 ч[асов] утра, вышел на улицу — пасмурно, ни одной звездочки. Все же решил ехать. Вышел в 6 утра, взял зонтик. Моросил дождь. До вокзала дошел пешком под зонтом, доехал до Алма-Ата I, дождь лил порядочный, когда сошел с поезда на раз'езде 71 км. он все еще шел. Когда я спустился в долину, где идет дорога, увидел впереди человека, ехавшего на пустой подводе парой. Догнал его на под'еме, он подвез меня 3–4 км., а тем временем перестал дождь.
Около мельницы я разыскал дедушку Хорошева, того у которого выменял летом сазана за шкалик вишневки. Он у меня забрал водку (поллитра перцовки), табак — 2 пачки, 4 кор[обка] спичек, за все отдал 13 кг. муки. Просил приносить водки еще.
От Хорошева отправился к Хомутовым; колхоз оказался километрах в 3–4 от прудов. Живут они бедно, неказисто, две семьи в крохотной избенке. Угощали меня творожниками и куриной похлебкой. У них выменял 5 кг. муки за печатку мыла и с этим грузом (всего 18 кг. в мешке за спиной и сетка в руках — кило 2) отправился на ст[анцию] Бурундай. Дошел ничего, часа за 2, было 6 часов, а поезд идет в 9 вечера.
К счастью на станцию пришли молодые летчики — командиры и курсанты и затеяли песни. Я отрекомендовался им и предложил прочитать свои стихи. Предложение было принято с удовольствием, некоторые читали «Чудесный шар». Я прочитал «Тоню-партизанку», а немного спустя «Балладу о советском летчике». Вещи очень понравились.
В общем получился импровизированный вечер самодеятельности. Свежий вечер, холодноватый ветерок, звезды на темном небе... Группа летчиков, человек в 100, сидит на груде шпал, стоит вокруг, гремят согласно песни, перемежаясь сольными выступлениями, дуэтами, декламацией... Приятное воспоминание!
Время прошло незаметно. Ребята помогли мне сесть на поезд, втащили мой мешок, они же организовали пересадку на ст[анцию] Алма-Ата I и здесь в освещенном вагоне я нескольким из них прочитал 3–4 песни из записной книжки.
Домой явился в 11 ночи, когда Галюська уже не ждала меня.
11–12. Отдых от поездки. Переписывал ноты из сб[орника] «Русские народные песни», читал.
13. Письмо от Вивы. Все обстоит благополучно.
14–31 октября. Давно уж не брался я за дневник и запустил его так, что восстановить по числам уже невозможно. Числа 15-го снова ходил к старику Хорошеву, но на этот раз неудачно. Жена его оказалась дома, а она в доме глава, да еще какая! Дело окончилось неприятным разговором и я пошел к Хомутовым. Хозяина не оказалось дома и я смог только получить 2 кг. семечек за пачку табаку.
Я пошел прямой дорогой через на Алма-Ата I, дорогой пришлось брести через широкую речку, хотя я целый час ждал, чтобы кто-нибудь перевез. Потеряв надежду, я разулся и перебрел, но только стал выходить на берег, как услышал за спиной хлюпанье — оглянулся: всадник! За плату он меня, конечно, перевез бы. Я протер ноги водкой и дело обошлось без последствий. От прудов, которые встретились на дороге, я доехал почти до дома (до саксаульной базы) на бричке с сеном — это километров 15. В 6 вечера был дома.
22–23 числа ходил к Леле Молодовой в табаксовхоз, тоже безрезультатно. Правда, туда после 4–5 км. пути, остальное проехал на машине. Познакомился с мальчиком Юрой Бурим, эвакуированным из Ворошиловска (б[ывший] Ставрополь). Он читал «Волшебника», а «Чуд[есный] шар» ему не удалось получить в библиотеке. Он разговаривал со мной в таком поучительном тоне:
— Вот там ангар... ну это такой гараж для самолетов, дядя! и т. д. (учится в 6-м классе).
Отправляясь в совхоз, я забыл паспорт и Адик бежал за мной 2 км., догнал меня только в Малой Станице. Но паспорт пригодился, т[ак] к[ак] в колхозе им[ени] Молотова, куда я ходил с целью что-нибудь поменять, меня остановил милиционер и потребовал документы. После такого «реприманда» я тотчас отправился в совхоз и больше уж никуда не ходил. Утром, благодаря большой настойчивости, удалось уехать на машине, до отказа нагруженной табаком. Довезли до выезда из города, дальше шел пешком. Леля дала мне несколько кило зеленых помидоров.
С'ели их по мере доспевания.После возвращения из второго похода в «Комсомол» получил утешительное письмо от На