21. Ночь просидели на вокзале. Я звонил Евгению — безуспешно (потом узнал, что у него другой номер телефона). В шесть с небольшим шофер ЗИС'а предложил увезти нас с вещами за 300 р[ублей], мы согласились и в полов[ине] седьмого были уже на Наставническом, в полной еще темноте.
Стучу, выходит Вас[илий] Иван[ович], расцеловались, стал вносить вещи, а сам думаю: «Не отказывает, значит все в порядке!» Кат[ерина] Ив[ановна] встретила меня сердечно, тоже расцеловались, а с Гал[юськой] они обнялись и всплакнули.
Итак, мы дома!
Началась раскладка вещей, ревизия того, что оставалось Все абсолютно цело, кроме, м[ожет] б[ыть], тех немногих вещей, которые «загнала» Паша.
Но самое главное — нашли два письма от Вивы — последнее от 1/X. Он еще в Сталинабаде. Мои предположения, что он пишет в Москву — оправдались. Нашли также письма от Анат[олия], Людмилы, Молодовых.
В 9 часов пришел на вокзал, с Адиком, нашел там Страховых, пригласил к себе, а сам поехал к В[асилию] И[вановичу] Шумилову.
Когда я ехал на трамвае, у меня было такое ощущение (оно и в дальнейшем осталось), что я как-будто и не уезжал никогда, что эвакуация — точно плохой сон! Те же улицы, та же толкотня в трамвае, также я прошел к выходу и спросил стоящего передо мной умышленно солидным баском:
— На Зацепе сходите?
В[асилий] И[ванович] принял меня радостно, в Ин[ститу]те меня ждут, занятия мои замещал он и другие преп[одавате]ли. Значит и тут все в порядке. Он рассказал мне московские новости и сообщил мне расписание. Завтра с 1 до 3 у меня первая лекция, я заявил, что буду читать.
В плане дня была еще поездка к Евгению, но т[ак] к[ак] мы все устали и не спали ночь, то ее отложили.
Хозяева пригласили нас к себе в комнату и предложили перейти в две маленькие комнаты, которые занимали Лиза и Валя. Пошли вместе — планировать, как разместятся вещи. Будет тесно, но делать нечего, пришлось согласиться — они нас вообще могли не пустить и наделать нам массу неприятностей.
Спать легли очень рано.
22. Утром Страховы (которые ночевали у нас), распрощались. Я подарил А[дольфу] И[осифовичу] «Волшебника» и «Чуд[есный] шар», а он обещал мне вырезать «ex-libris». Прощанье было «трогательное».
Потом я засел за подготовку к лекции и около 1 часа дня был в Ин[ститу]те. Все те же знакомые лица, толкотня в коридорах, шум.... А когда же это было — груды осколков на лестницах, которые ссыпаются вниз с сухим мелодичным звоном?... Во сне?!....
Когда я раньше думал о той первой лекции, которую я прочту после двухлетнего перерыва, мне казалось, что я растрогаюсь чуть не до слез. Ничуть не бывало. Я вошел в аудиторию, точно был в ней вчера, деловито призвал слушателей к порядку и после пояснительных разговоров приступил к делу. Читал с полным самообладанием, уверенно и спокойно.
После лекции ждал Вас[илия] Ив[ановича] с полчаса, но не дождался и поехал домой.
Вечер посвятили на перетаскивание вещей в новое помещение, занимались этим до часу ночи. Разместились тесновато, но уютно. Комнаты чистенькие, оклеенные новыми обоями. Разительный контраст с нашим помещением в А[лма]-Ата.
23. Часов до 12 — разборка книг, которыми завалено все. Потом был в милиции у нач[альника] пасп[ортного] стола, получил разрешение на прописку, дальше — поехал на Лубянку, в издательства.
Прежде всего в Детгиз. Увы.... Наумовой и Абрамова там уже нет, все новые лица. Камира нет, пошел, представился Дубровиной, поговорили о планах, я напомнил о «Цар[ском] токаре», она обещала выяснить вопрос, посоветовала мне познакомиться с гл[авным] редакт[ором] Кононовым. Был и у него, что-то он на меня не особенно приятное впечатление произвел. По моему — чересчур сух и прилизан, «джентльмен», а я теперь «джентльменов» не люблю! Ему тоже говорил о «Цар[ском] токаре».
Зато Камир — «простой парень». Принял меня радостно, заявил, что ждал меня (оказывается, что Детгиз по его инициативе даже посылал мне вызов, которого я не получил).
Он предложил мне писать книгу «Совр[еменная] авиация» в сотрудничестве с ген[ерал]-майором Юрьевым или к[аким-]н[ибудь] другим крупным военным специалистом.
— У него будут знания, а вы можете сделать книгу занимательной.
Я согласился. Об'ем он намечает 8–10 листов, так что есть где развернуться. Просил звонить или зайти в субботу, 27-го.
В «М[олодой] Гв[ардии]» нашел Сергеева, отдал алма-ат[инскую] посылочку. Серг[еев] настаивает на том, что «Мат[ематика] и жизнь» д[олжна] б[ыть] написана к 15/II. Я заявил, что к этому сроку книгу сделаю, он будет оформлять договор. Видел Сафонова, который предложил мне писать биогр[афию] Лобачевского на основе джентльм[енского] соглашения.
Я это предложение отклонил.
— Никаких джентльменских соглашений. Когда будет договор, тогда и стану писать книгу.
Еще побывал у Вас[илия] Ив[ановича] Шумилова. Он взял мое заявление, но мы с ним решили подождать с оформлением до четверга, когда вернется Ивановский, т[ак] к[ак] заменяющий его Иларионов — большой формалист, и говорит не о моем восстановлении, а о зачислении вновь, что означает потерю стажа.
К Шумилову ехал по новой линии метро — 3 очереди. Видел станции — Новокузнецкую, Павелецкую, з[аво]д им[ени] Сталина. Грандиозное дело — провести такое строительство во время войны!
Дома застал Евгения (я с ним созвонился из Детгиза), поговорили с час, выпили по стаканчику кр[асного] вина.
Весь вечер — разборка книг.
24. В пять утра ходил на дров[яной] двор, хотел записаться в очередь на получение топлива, но дров не было, ничего не вышло.
Закончил часам к 12 разборку и укладку книг, в комнатах начинает устанавливаться порядок.
Затем поехал в ССП. Первым человеком, которого я встретил в Союзе, был Арий Давыдович Ратницкий! Встретились радостно; он работает в Литфонде, посвятил меня в курс событий, рассказал, какие надо документы и т.п. Встал на учет, а затем поехал в Литфонд. Там ничего сделать не удалось, т[ак] к[ак] еще нет прописки и др[угих] документов. Решил получать снабжение через Литфонд, это, пожалуй, выгоднее, чем через Ин[ститу]т.
Домой вернулся около 4 часов. Встал вопрос о санит[арной] обработке. Пошли все трое на Воронцово поле, на «А», простояли там около часа и, не дождавшись трамвая, вернулись домой.
25. Весь день занимался в Ин[ститу]те. Ивановский отдал 26. приказ о восстановлении меня в должности доцента с окладом 1100 р[ублей] в месяц.
26. Утром прошли сан[итарный] осмотр и все же прописки нет. Потребовали мой воинский билет, я пошел с ним в военный стол и там заявили, что билет устарел и я должен пройти переосвидетельствование в комиссии.
После занятий в Ин[ститу]те отправился в Молотовский райвоенкомат и мне предложили завтра к 10 часам явиться в поликлинику №47, к доктору Зайц.
Вечером, в 9 часов был салют по поводу взятия Гомеля — первый московский салют. Я выходил смотреть — очень красиво, когда взлетают десятки красных и зеленых шаров.
27. Был у д[окто]ра Зайц, к[ото]рая направила меня к глазному врачу — на завтрашний день. После занятий в Ин[ститу]те проехал в Литфонд и ССП — хотел продвинуть свое оформление, но без прописки ничего не вышло. Директором Клуба писателей оказался Анат[олий] Алексеев[ич] Болихов, с которым я вместе работал по эвакуации писателей в 1941 г[оду]. Он меня вспомнил, хотя заявил, что я сильно изменился; я получил от него талончик и пообедал — обеды не то, что в Алма-Ата!
Спать лег рано.
28. Прошел медосмотр. Женщина-врач смеясь заявила мне:
— С такими глазами можете быть снайпером!
Резолюция: годен с очками. Но, по ее словам, мой возраст не берут. А С[ергей] И[ванович] Губкин говорил, что меня забракуют, как доцента. В общем, я не беспокоюсь. Если даже возьмут в Кр[асную] Армию, буду работать в армейской или дивиз[ионной] газете — семью из А[лма]-Ата вывез, они здесь хорошо проживут.
Вечером перечитывал 1 и 2 книги дневника и сам удивлялся: какая продуктивность, как много сделано работы и скольки еще там записано интересных замыслов! К некоторым я, безусловно, вернусь.
Направил сегодня радио, а то уж очень было без него скучно и была полная оторванность от событий.
28 (продолж[ение]) Адик ездил на вокзал выяснять, пришел ли багаж, но ему не удалось ничего сделать.
29. Утром до Ин[ститу]та сам ездил на вокзал. Сутолока там ужасная, но мне удалось вклиниться к справочному окошку без очереди и я узнал, что багаж пришел. Это приятно. Потом занимался в Ин[ститу]те.
30. К 9 часам явился на комиссию в Молотовск[ий] Райвоенкомат, но Зайц оказалась больна, комиссия отложена до 3-XII. Добился того, что мне разрешили прописаться условно, до того, как будут оформлять воинские документы. Поехал домой и с Катер[иной] Иван[овной] отправились в милицию. Воен[ный] стол оказался отзывчивым — мне поставили штамп: «принят на учет», но девица из окошка, где прописывают, заставила доставать трехрублевые марки. Пришлось бежать на Таганку. В общем, наконец, прописался! Теперь мы московские жители!
Поехал в Литфонд и только-только успел сдать свои документы симпатичн[ому] старику Петру Иванычу; он обещал мне выхлопотать карточки на всех и предложил явиться за ними к 6 часам. Справку о том, что я доцент, просил сдать в ССП. Я пошел туда — моя справка не годится, надо нотариальную копию. Поехал в Ин[ститу]т, машинистка напечатала три копии, но в нотар[иальной] конторе на Ордынке их не приняли: они копии с копии не заверяют. Пошел пешком к трамваю, заблудился, сделал колоссальный конец и вышел к Краснохолмскому мосту. В общем, в Литфонд попал к 6 часам и карточки получил, а также сухой паек. П[етр] И[ваныч] предложил пока его не прикреплять и не тратить, м[ожет] б[ыть] удастся обменять на литерный, если будет справка.
Дорога ночью тяжела — темно и скользко, публика ходит с электр[ическими] фонариками. Где они их берут?
Декабрь.