25 ноября
«Я люблю детей, в особенности самых маленьких, сказала луна, они такие милые. Иногда я тайком заглядываю в их комнаты, смотрю на них, притаившись между шторой и оконной рамой, когда они не думают обо мне. Мне нравится смотреть, как они одеваются и раздеваются. Сначала маленькие округлые плечики выскальзывают из детских платьиц, потом нежные ручки; я наблюдаю за тем, как они стягивают с себя чулочки, оголяя белые ножки, а потом — маленькие белые ступни, которые хочется целовать, и я целую их».
(Г.-Х. Андерсен, Billedbog uden Bilieder, 1840)
26 ноября
Когда великий германист Бенно фон Визе состарился, он стал жить в доме престарелых. В доме престарелых ему было скучно. Писать он больше не мог. Тогда он стал собирать вокруг себя стариков и старух, которым декламировал свои труды: утром, после завтрака, днем, после обеда и вечером, после ужина.
Потом Бенно фон Визе умер.
Влюблялись ли вы когда-нибудь в паровоз?
27 ноября
АННА О.
Однажды ночью, в большом беспокойстве, Анна проснулась у постели больного отца, которого невыносимо лихорадило; она в напряжении ждала хирурга из Вены — тот должен был прооперировать больного. Мать Анны ненадолго вышла из комнаты, и Анна сидела в стороне, положив правую руку на спинку материного кресла. Она задремала и вдруг увидела, как по стене к постели отца сползает, готовясь к нападению, черная змея. Анна попыталась прогнать змею, но не смогла двинуться с места. Правая рука, лежавшая на спинке кресла, была скована; она посмотрела на эту руку и увидела, как ее пальцы превращаются в змеек с черепами вместо голов.
Когда черная змея исчезла, Анна в ужасе хотела помолиться, но язык не слушался ее; она не могла найти слов, чтобы говорить; наконец, она вспомнила какие-то английские стихи, и так смогла думать и говорить по-английски. Свисток локомотива, на котором приехал врач, разрушил ее видение.
ТО A LOCOMOTIVE IN WINTER
THEE for my recitative!
Thee in the driving storm, even as now — the snow — the winter-day declining
Thee in thy panoply, thy measured dual throbbing, and thy beat convulsive
Thy black cylindric body, golden brass, and silvery steel;
Thy ponderous side-bars, parallel and connecting rods, gyrating, shuttling at thy sides;
Thy metrical, now swelling pant and roar — now tapering in the distance,
Thy great protruding head–light, fix'd in front;
Thy long, pale, floating vapor–pennants, tinged with delicate purple;
The dense and murky clouds out–belching from thy smoke–stack;
Thy knitted frame — thy springs and valves — the tremulous twinkle of thy wheels;
Thy train of cars behind, obedient, merrily-following,
Through gale or calm, now swift, now slack, yet steadily careering:
Type of the modern! emblem of motion and power! pulse of the continent!
For once, come serve the Muse, and merge in verse, even as here I see thee, With storm, and buffeting gusts of wind, and falling snow;
By day, thy warning, ringing bell to sound its notes,
By night, thy silent signal lamps to swing.
Fierce-throated beauty!
Roll through my chant, with all thy lawless music! thy swinging lamps at night; Thy piercing, madly-whistled laughter! thy echoes, rumbling like an earthquake, rousing all!
Law of thyself complete, thine own track firmly holding;
(No sweetness debonair of tearful harp or glib piano thine,)
Thy trills of shrieks by rocks and hills return'd,
Launch'd o'er the prairies wide - across the lakes,
To the free skies, unpent, and glad, and strong.
28 ноября
Весь вечер, просидел, думая о том, зачем в пятницу я еду в Москву. Не нашел никаких рациональных объяснений. Иррациональных, впрочем, тоже. Москве и без меня прекрасно; и мне прекрасно без Москвы. (Но в своем сердце я, конечно, как и положено, храню о ней самые лучшие воспоминания.)
Когда существуешь и в то же время не существуешь, оказываешься в своего рода либидиозном пространстве, ведь либидо тоже, как известно, существует и одновременно не существует. Время от времени узнаешь, как все тебя любят. Так отрадно знать, что тебя любят! Покойников (которые тоже absentes / presentes) тоже обычно любят больше, чем живых людей.
В последнее время я часто вспоминаю одну сцену из детства. Мне было, наверное, 10 лет, и я проводил новогоднюю ночь у бабушки и ее мужа; тогда они уже собирались разводиться, и поэтому мы спали в разных комнатах: я в одной постели с бабушкой, Виктор Федорович в другой комнате (однажды Виктор Федорович, он работал мясником в универмаге на Таганке, принес бабушке трех живых осетров, завернутых в газету, мы наполнили ванную водой и пустили туда осетров, и они жили там неделю, плавали от одного края ванной до другого, я кормил их белым хлебом, потом этих осетров приготовили, я помню, как голова одного, к которому я привязался больше всего (сейчас я уже, конечно, не знаю, как отличал его от остальных), открывала рот на сковородке; однажды много лет спустя я читал Хандке, и там мать героя (она потом потравилась снотворными таблетками и лежала в гробу мертвая, с вздутым животом) разделывала карася, и карась блестел на солнце серебристой чешуей, и я вспомнил о тех осетрах — они были черные с черными блестящими глазами). И бабушку во сне начало рвать. В ту новогоднюю ночь у бабушки пошли камни из почек. Я помню заблеванную кровать. Мне было очень страшно.
(Когда я сижу на порносайтах и дрочу на порнозвезд, я, конечно, думаю о том, что интернет — это и есть мировое либидо (эротосфера Земли)).
29 ноября
Сегодня я ходил на Цюрихберг к старухе-родственнице Гофмансталя. По дороге, конечно, опять заблудился, хотя хорошо знаю путь. Когда я бродил в темноте по Цюрихбергу, с букетиком роз, я думал о том, что у меня много знакомых стариков. Иногда кажется, что среди моих знакомых стариков больше, чем всех остальных. Иногда мне интересно разговаривать со стариками, обычно — скучно. Со стариками интересно потому, что старость — это опыт, которого у тебя может не быть; и потому что старость, наверное, это всегда старость других; кажется, ты начинаешь понимать, что становишься старым по тому, как тебя воспринимают другие, хотя я еще не знаю.
Майя сказала сегодня, что в Цюрихе трудно достать хороший чай; еще она сказала, что многие думают, что с возрастом человек мудреет, а на самом деле, чаще всего, это не так.
Еще думал (заглядывая в большие окна цюрихбергских домов) о том, что люди, вещи кажутся очень привлекательными, если их от тебя отделяет стекло; они кажутся лучше, чем есть на самом деле. Когда сидишь в кафе и разглядываешь в большие окна прохожих — все прохожие такие красивые!
Впрочем, это известно со времен романтиков: стекло — эротизирующий фактор. Все оттого, что хорошее прозрачное стекло изначально было очень дорогим.
30 ноября
How could this man, Breuer, treat that woman so bad? — Darling, he wasn't a man, he was the man of the 19th century.
Первый имейл, который получил сегодня утром, начинался словами: Вчера вечером, лежа в постели, думал про тебя.
Заканчивался он, впрочем, так: мой друг — католик, но из-за того, что Папа Римский преследует гомосексуалистов, он перестал ходить в церковь.
Декабрь
1 декабря
Живя в стране неверных, он чистосердечно принял и провозгласил свою приверженность к Единобожию, содержащуюся в шахаде, и подтвердил, что нет Бога, кроме Единого Аллаха, и что Мухаммад (соллаллаху алейхи ва саллям) — Пророк Его.
Не получив должного наставления в Саляте, Закяте, Сауме и Хадже, он все же с гордостью и глубоким чувством использовал единственную представившуюся ему возможность присутствовать на Джамаате.
В этом и других своих поступках он признавал Ислам своей верой.
Из достоверных хадисов, переданных через Муслима, Бухари и свидетельств Сунны мы знаем, что признание Аллаха и Его Посланника (соллаллаху алейхи ва саллям) является ключом к Исламу и райским вратам.
На основании этого мы заключаем, что величайший поэт Европы, чье творчество воплотило величие немецкого языка и достижения интеллекта, был первым мусульманином современной Европы, разбудившим в сердцах людей желание к познанию Бога и Его Посланника (соллаллаху алейхи ва саллям) — знание, дремавшее со времен нисшедшей на исламскую Испанию тьмы.
В свете явного принятия и утверждения пророческой миссии Мухаммада (соллаллаху алейхи ва саллям) да будет этот поэт известен среди мусульман как Мухаммад Иоганн Вольфганг Гёте.
(Веймар, 19 декабря, 1995 г.)
В парке, где есть небольшой лесок, гуляли трое местных жителей. Там же бегала бездомная собака и облаивала черных белок, прячущихся на деревьях. Белки собрались в стаю и неожиданно напали на дворняжку. «Они в буквальном смысле распотрошили собаку» — «Люди бросились псу на выручку, но было поздно. Беличья стая драла пса не больше минуты. А когда зверьки увидели людей, бросились врассыпную, унося с собой кусочки добычи». После происшествия местные жители обходят это место стороной и не пускают в парк детей, так как боятся нового нападения озверевших белок. «Шишки в этом году в тайге вовсе не было. Есть зверькам нечего, вот и лютуют, — рассказал местный житель Михалыч. — Раньше белки из тайги не высовывались, а теперь прямо в центре деревни поселились, да еще и злые такие! Мутанты, что ли?»
3 декабря
Вчера вечером у магазина. Семейная пара с ребенком, маленьким мальчиком. Мальчик держит маму за руку, смотрит на деревья, говорит: мама, мама, смотри — деревья разделись, скоро лягут спать.
Москва встретила меня юной супружеской парой в автобусе, она положила голову ему на плечо, они отхлебывали по очереди из продолговатой жестяной банки коктейль и громко причмокивали, а юноша все время еще и обтирал тыльной стороной ладони свои губы. Я забыл дн