Вечером B.C. рассказывала о собрании Союза кинематографистов. Зал был полон. Я думаю, всё было организовано теми, кто недоволен избранием Н.С. Михалкова главой Союза. Мутит там другой лагерь, во главе с Пашей Финном. Но вроде бы все образовалось. Вечером B.C. читала стенограмму последнего съезда, говорит, что это поэма, такие удивительные подробности. В ближайшее время и я начну читать этот матерьяльчик. Если бы можно было не увлекаться жизнью, а заниматься, как Аксёнов, большой романистикой!
Ашот опять положил мне в почтовый ящик вырезку из газеты «Коммерсант» — это, значит, опять новое культурное событие. На этот раз грустное: умер Владислав Старков — редактор знаменитой газеты «Аргументы и факты». Газета эта многое сделала для выяснения демократической «правды» о СССР, КПСС, Ленине, КГБ и прочем. Во всяком случае, она всегда была интересной. Последний раз я встречался со Старковым лет пять назад. По слухам, он был очень богатым человеком. В «Коммерсанте» о Старкове рассказывает Александр Яковлев, это говорит о многом. Три года назад Старков продал свою часть акций какому-то банку, не он один, многие разбогатели на времени и антисоветизме. У меня отношение к покойному было сложно-завистливое. Скорее всего, я восхищался его ловкостью и беспринципностью. В 1990 году «Аргументы и факты» выходили тиражом в 30 миллионов. Эти искусственные тиражи на даровой государственной бумаге тех лет и погубили нашу прессу и нашу литературу.
9 декабря четверг. На Украине самый настоящий фарс. Уже изменили сам статус республики, она перестала быть президентской и стала скорее парламентской. «Стабилизируя» ситуацию, Кучма, естественно, всех, кого только можно, сдал: Януковича, и выборы, и себя как хоть какого-нибудь видного украинского деятеля. Напрочь вычеркнул себя из истории. Он теперь так же презираем, как у нас Горбачев и Ельцин.
Вечером по ТВ Михаил Леонтьев стоял у барьера с курчавым купидоном Борисом Немцовым. Немцов доказывал, как обычно, что Америка лучшая в мире страна и к выборам на Украине никакого отношения не имеет. Поединок по зрительским симпатиям, выражающимся в телефонных звонках, закончился соотношением один к трем в пользу Леонтьева. Это только судьи, среди которых была и Татьяна Толстая, не признали его победу. Как обычно, у нас интеллигенция умна, но ее мнение не совпадает с мнением народа.
Путин — все то же ТВ — говорил с олигархом Аликперовым о цене на нефть у нас на внутреннем рынке, вернее, о ценах на бензин. Алекперов мужественно пообещал президенту что-то туманное. Цены на бензин у нас уже выше американских, хотя нефть добывают у нас, а не в Америке.
Занимался восстановлением в институте Чуркина, который учится уже лет восемь, и подготовил ответы на вопросы «Литгазеты», она собирается опубликовать их на следующей неделе, к моему дню рождения.
Над чем вы сейчас работаете?
Мне недавно попался сборничек С. Чупринина о нынешнем состоянии нашей вянущей литературы. Я обратил внимание, что меня там нет, хотя есть много персонажей, близких к Чупринину по бессмысленно-либеральному для нашей страны лагерю… Но, может быть, я сейчас отвечаю не «Литературной газете», а Чупринину? Так вот, я готовлю второй том своих «Дневников». Это моя жизнь — как ректора, как писателя и как гражданина за все последние четыре года. Я написал большой роман, материал к которому собирал в течение нескольких лет, роман называется «Марбург»; в нем пять или шесть действующих персонажей: герой, видимо, похожий на меня; героиня, в которой есть определенные черты моей жены; действует и собака, которая просто списана с собаки Долли и вот уже десять лет является членом нашей семьи; есть в романе и город Марбург, где я был пять или шесть раз, и два персонажа русской истории, учившиеся в Марбурге: Ломоносов и Пастернак (либеральная публика может переставить эти имена в удобном для неё порядке).
Как складывается журнально-издательская судьба ваших произведений?
Вею жизнь эта самая судьба складывалась для меня довольно благополучно. Я полагаю, что это связано всегда с качеством текста. Мы ведь знаем, что и Солженицын попал в свое время в «Новый мир» cамотеком, а в XIX веке самотеком попали в журналы и Толстой, и Достоевский. Мою первую повесть, посланную заказным письмом в пять московских и один провинциальный журнал, напечатал журнал «Волга» и положительно отрецензировал «Новый мир». «Имитатора» я сам принёс в «Новый мир», и через два года он был там напечатан (редактором отдела тогда был А. Жуков, а главным редактором журнала — Вл. Карпов, внутренним рецензентом — М. Чудакова). Еще не будучи ректором, я отдал в журнал «Наш современник» свою повесть «Стоящая в дверях», и через два месяца она вышла. Галина Кострова, мой постоянный редактор еще по издательству «Молодая гвардия», инициировала книгу моих «Дневников» в издательстве ЭКСМО — проч. и проч. и проч.
Я всю жизнь работал, и поэтому вопрос гонорара для меня особенно не возникал. Хотя должен сказать, что гонорар, полученный мною за мою еще советскую книгу, равный по стоимости или двум «Волгам», или двум годам спокойной писательской жизни, съел дефолт. Что уж об этом говорить! Лично для меня признание публики дороже всего остального.
Какие работы ваших собратьев по перу вас обрадовали или огорчили?
Больше всего меня радуют успехи моих учеников. По внутреннему потенциалу это очень сильные ребята. Но даже старт их часто откладывается, и хотя я говорю им, что литература, в том числе печатание собственных произведений, дело одинокое, — но с такою тоскою вспоминаю об отделах по работе с молодыми в бывших советских издательствах!
За последнее время самые мои большие огорчения и радости связаны, как это ни странно для человека не либерального направления мысли, с именем В.П. Аксёнова. Во-первых, этот жуткий фильм «Московская сага», о котором я резко отозвался в журнале, издаваемом Советом Федерации, по двум сериям, просмотренным мною. Мне показалось тогда, что творчество Аксёнова совершенно проиграно в наше время. Но вот я начал читать роман «Вольтерьянцы и вольтерьянки». Какой потрясающий роман!
В.П. Аксёнов получил за него Букеровскую премию. Собственно говоря, столько «Букеров» было, а помним мы лишь Маканина, Павлова и Гальегу (здесь, правда, особь статья). А где все остальные? Я и взялся-то за роман, чтобы удостовериться по поводу некоего конъюнктурного междусобойчика, называемого «Букером». Ан нет! Грандиозный роман, поразительный, великолепный язык, на что-то подобное могли рассчитывать в русской литературе Астафьев, Белов и Распутин, с нестареющей фантазией, с огромной энергией… Браво, Аксёнов! Читать этот роман, конечно, не очень легко, для этого кое-что нужно знать. Но литература не ликбез. Внутренне я при этом перебрал всё, что грандиозного у Аксёнова помню — его рассказы, «Затоваренная бочкотара» (с предисловием Е. Сидорова) тоже запомнилась, «В поисках жанра», с которыми он уехал за рубеж, — и вот, замечательный роман «Вольтерьянцы и вольтерьянки».
10 декабря, пятница. Утром ходил в кино на фильм Оливера Стоуна «Александр». Билеты по 100 рублей, дешевые, но сеанс начинается в 9 утра. Фильм скорее удовлетворил мои познавательные, нежели художественные интересы. Очень дорогой блокбастер с потрясающей сценой битвы войска Александра и Дария, так же художественно неповторимой, как бой колесниц в «Бен-Гуре». Подобные фильмы могут быть опасны только тем, что неверное, осовремененное видение истории и материальной культуры может некритически войти в сознание. Разве такой мы представляем себе историю, скажем, древней, как предыдущее поколение? Телевидение и кино разукрасили все наши исторические картинки.
Вечером приходил Витя Широков. Его стараниями вышел второй том «Власти слова». Подзаголовок у него «Практика». Два этих очень изящных томика превращаются в некоторую систему.
Завтра у Толика свадьба. Это и мое очень серьезное достижение, хоть чью-то жизнь я направил.
11 декабря, суббота. Весь предвкушаемый на целых три дня порядок поломался, потому что в субботу должна была состояться свадьба Толика, нашего завхоза, а в воскресенье получил телеграмму от Рогозина: намечается какая-то сходка. Забегая вперед, скажу: сразу же после свадьбы уеду, протестовать, бороться за права и со всеми вместе голосовать, стоя под взглядом телекамер, — не буду. У каждого должна быть своя работа, моя — выращивать грамотных и культурных людей.
К 9 часам приехал в институт. Собрались все Толиковы друзья и сослуживцы, те, кто с ним непосредственно работает: я, Владимир Ефимович, Витя, его племянник, Володя Рыжков, с которым он скидывает снег с крыш, возится во дворе; пришли шоферы Миша и Паша, приехал Сергей Петрович. Мы погрузились на «Газель» и поехали сначала за женихом с невестой.
Когда сели за стол, я сказал о том, как Литинститут многих безошибочно соединяет: Толик, когда приехал, пил и вовсю бегал за девками, мы же с B.C. старались его от всего оградить. А когда он начал дружить с Людой, я в первый раз за него порадовался, она всегда казалась мне замечательной девушкой — веселой, самостоятельной, умной и предприимчивой. Вот, собственно, за Литинститут, который их соединил, я и поднял стакан с минералкой, сейчас говорят: поднял тост. Встретились на этом пятачке в центре Москвы парень откуда-то с Дона и девушка из Москвы, и не только встретились, но и поженились. Может быть, это самая толковая свадьба, из состоявшихся за последнее время в Москве.
Итак, приехали в загс. Люда была замечательно одета — никакого специального белого платья, никакой фаты, только в красиво причесанные волосы вплетена белая веточка, намекающая на свадьбу. И самое замечательное — они взяли в загс своего, прижитого вне брака, ребенка. Это было так трогательно — они стояли друг возле друга, а теща держала четырёхмесячную, в красном комбинезончике, Варвару, которая, кстати, ни разу не пикнула.
Когда мы с Анатолием подходили проверять документы, какая-то предприимчивая дама-регистраторша спросила: вы как будете, с музыкой или без? Наше удивительно бедное, никчемное государство даже не может в таком деле установить символ равенства, унижает людей различного социального достатка. «А сколько стоит с музыкой?» — спросил я. «Семьсот рублей». Уже столько было потрачено, но я вынул 700 рублей и заплатил. Когда проходил акт регистрации, я увидел за ширмочкой двух пожилых скрипачек, а кто-то невидимый играл на музыкальном синтезаторе.