е увидел могилу Ломоносова. Правда, в этот момент позвонил из Москвы В. Р. поздравить меня с праздником. Но я все же увидел этот белого мрамора камень, под которым лежит величайший гений России. Все памятники из мрамора на кладбище закрыты деревянными саркофагами: мрамор, как объяснила экскурсовод, в нашем климате без специального ухода больше 80 лет не живет. Памятник Ломоносову единственный, который не закрывают на зиму, но за ним ведется специальный реставрационный уход. На белом «жертвеннике» много символики: змея, циркуль и пр. Но разве все эти атрибуты могут хоть отчасти соответствовать той грандиозной роли, которую этот человек сыграл в нашей русской культуре? Для какой-нибудь другой страны только части того, что он сделал, хватило бы на мировую славу. Нам славу выдают «по карточкам». Тут же неподалеку находится и большой саркофаг над могилой Эйлера. Тоже титан, которого теперь уже мы недостаточно часто вспоминаем и пропагандируем. Могила Н. Н. Ланской. Замечательная была женщина, в 24 года осталась вдовой, вырастила семерых детей, выполнила волю покойного мужа лишь с одной оговоркой: вышла второй раз замуж не через два года, а через семь, и все же в нашем русском сознании хочется ее видеть страдалицей. Большинство матерей моих сверстников, потеряв в войну своих мужей, так никогда замуж и не выходили. Я понимаю, что тут другая причина, но что делать с моим русским недобрым и иногда завистливым умом?
Каким образом я никогда не был на этом кладбище, где находятся захоронения ХVIII века? А это через дорогу, где похоронены Гнедич и Достоевский. Всегда не хватало времени, все хотел охватить сразу. На этот раз я поступил по-другому. В этих экскурсиях и даже прогулках по городу следует стремиться не к обилию впечатлений, а к их качеству. Наш эмоциональный аппарат не способен, как и желудок, вместить всего того, что желают глаза. Потом ты, не пережив, ничего не вспомнишь. Скажу даже более, уже перейдя в другую часть кладбища, где находятся могилы ХIХ — ХХ веков, я почти сразу же ушел: воображение еще работало, но, пожалуй, эмоциональных сил воспринять все не хватало. Впрочем, может быть, мы, старые люди, как бы из суеверия что-то оставляем наперед, в надежде, что впереди что-то состоится? В каком-то клипе, посвященном выборам в президенты В. В. (в Петербурге у него сейчас кличка Вован, а когда раньше работал в мэрии, была «штази»), я слышал: сколько дней живет, сколько дней вмещает президентский срок. Сказали также, что средняя продолжительность жизни — 70 лет. Тут я ужаснулся своему возрасту. Ясно?
До мемориального кладбища были в соборе, поставили по свече у раки Александра Невского. Я удивился пышности и размаху этого здания. На могилах Старовойтовой и Собчака — по увядшему венку от президента, с трехцветными лентами. Уже стоит бюст Собчака, под ним высечена надпись: «первый мэр» и «вернувший городу историческое имя». Не думаю, что эти памятники народ долго будет беречь, как памятники в исторической части кладбища. Другая история.
На Невском я, наконец, зашел этот самый фарфоровый магазин, где, как я слышал, продаются те самые фарфоровые скульптурки на гоголевские сюжеты, которые я собираю. Увы, это не «эльдорадо». Кое-что действительно есть, но все довольно грубый товар, не идущий ни в какое сравнение с тем, что делали раньше. Формы все те же, кроме гоголевских сюжетов, есть получше выполненные, узнаваемые персонажи из балетов Дягилева. Стоит все дорого, много дороже, чем даже в антикварных магазинах. Я думаю, это связано с тем, что магазин, судя по всему, сориентирован на иностранцев, здесь есть даже возможность сразу же переслать покупку в любую страну.
Невский проспект хорош всегда!
24 февраля, вторник. Утром, уходя на работу, Саша закрыл меня, оставив один на один с едой, телевизором и моим компьютером. За день я выполнил все, что только хотел: привел в порядок Дневник, посмотрел телевизор, наслаждаясь огромным домашним кинотеатром. Может быть, не стоит копить деньги, а купить В. С., которая постоянно сидит дома с собакой и телевидением, что-то подобное? Самое главное — я, худо-бедно, дописал вторую главу в роман. Значит, голова у меня может начать думать по поводу следующей. Интересно, когда кажется, что дальше уже не знаешь, как вести сюжет, вдруг что-то срабатывает, и открываются новые перспективы. Но для этого надо что-то закончить в предыдущем, поставить точку, освободить мозги.
Днем позвонил по сотовому Ашот и быстро сказал, что Путин отправил все правительство в отставку. Я сразу же включил телевизор. Отставка эта, конечно, в известной степени пиаровская, но тут есть и знак необходимости. Путин сам объясняет это тем, что народ должен знать, с кем будущий президент, ну хорошо, признанный фаворит, идет на выборы. Все правительство остается на своих местах и продолжает работать, называясь уже исполняющими обязанности министров и вице-премьеров. Но вот председателем правительства назначен ленинградец Христенко. А вот теперь мы подходим к тому, почему заранее отстранен Касьянов. Дело, конечно, не в том. что иногда у него есть как бы свое мнение, отличное от путинского. Всем видно, что он не защищает олигархов и капитал по принципиальным соображениям и убеждению, а повязан, как лагерная шестерка, этим олигархическим капиталом. Вот этого народ не хочет простить ни ему, ни, если надо, и Путину. Это страсть и пиетет мальчика из бедной семьи к деньгам. Ах красавец, ах киногерой!
Вечером, в восемь часов, приехал за мной безотказный и многострадальный Дима, и мы поехали на стареньких «жигулях» в Гатчину. Тот же номер, та же гостиница, те же девочки, тот же Миша Трофимов. Я только обратил внимание на то, что куда-то исчезла его начинающаяся седина. Мы тихо сидели, болтали, ожидали, когда подъедут наши. Едут наши студенты, едет Леня Колпаков, Лева Аннинский, Саша Щуплов, надо проследить, чтобы всех устроили, ребята здесь впервые, а я по себе знаю, как они все будут тыркаться, долго устраиваться. Мы, конечно, знаем расписание, вот подъезжают, вот подъехали… И почти тут же, уже с вокзала, поступает известие: на перроне внезапно, выйдя из вагона, буквально в несколько секунд умер Мирон Черненко. Сколько этих внезапных смертей за последнее время! Несколько дней назад умер сын Валентина Васильевича Сорокина, сорокачетырехлетний подполковник. Вышел из своей машины — и так же в одночасье инфаркт.
Мы созвонились с Генриеттой Карповной, она попросила меня позвонить Рите Давыдовне, жене. Я позвонил, но, кажется, Рита уже была в курсе. Как ни странно, она была собранна и мужественна. От нее я узнал, что Мирону было 73 года. Может быть, здесь есть какая-то моя вина? Я вспомнил, что, когда мы формировали жюри, кто-то сказал: зачем, дескать, Черненко, он теперь уже не является председателем гильдии критиков? Я ответил: но ведь критиком он остается, именно поэтому. Я книжку его о еврейских фамилиях в кинематографе так и не прочел, а он, наверное, ожидал рецензии. Теперь у меня не будет никакого сна.
25 февраля, среда. О покойном Мироне больше писать не буду, но сегодня на пресс-конференции подниму зал. Вечером пришлось поселить у себя Сашу Волоховского, моим студентам дали комнату на пять человек, по прежним временам знаю, что начнут пьянствовать, дверь у них будет нараспашку, а у Саши аппаратура огромной ценности. Соединю его с Максимом Лаврентьевым, и пусть сразу же ставят материалы в интернет.
За завтракам сидел с Левой Аннинским и его женой Сашей. Слушать их одно удовольствие, длинная жизнь, много интересов, но я просто и не знаю, как мне обойтись с их рассказами. Может быть, ввести рубрику «Литературные истории»? Все это еще годится и в рубрику «Литература и жизнь», но содержание этих двух рубрик я воспринимаю иначе, чем «Литературная газета». Первая история — это родословная графа Алексея Николаевича Толстого. Здесь совершенно прав Булгаков и его герои: все, что связано с кровью, бывает очень запутанно. Молодая женщина выходит замуж за молодого человека, возможно, и графа, но уже будучи беременной от шведа гувернера. Потом папаша-граф оставляет в своих бумагах и письмах разные сведения о том, что это не совсем его сын. Очень хороши также семейные фотографии: огромный сын кукушки и мелкие птенцы родового гнезда. Но кто тогда такие две милые девушки Таня и Катя Толстые? Кроме того, конечно, что у них в роду есть один из самых известных людей в русской литературе — Лозинский.
Но надо знать милую, похожую на воробышка, Сашу Аннинскую, которая долгие годы проработала в музее Л. Н. Толстого, закончила филфак, ходила с мужем в байдарочные походы, всё читала и про всё и всех знает. Она, естественно, «а воробышек прыг, прыг», спросила у одной из девушек с наивностью палача: зачем им надо зваться Толстыми? В ответ было дано определенное построение, в центре которого стояло главное: а это удобно и выгодно. Ах, Булгаков с его рассуждениями о крови! Но все это по застольным рассказам.
Я-то всегда не мог понять этой чисто протестантской натуры А. Н. Толстого с его нерусской усидчивостью, пунктуальностью, плодовитостью. Здесь, именно здесь, все у меня сошлось.
Другой рассказ связан с приятельницей Левы по байдарочным походам Натальей Светловой, ставшей потом Солженицыной. Здесь целая история, начало которой положила все та же Саша. Удивительные подробности рязанской жизни, рояль с письмами на крышке, Решетовская с ее императивом, и маленький рассказ во время байдарочного похода о посещении самого модного в то время писателя. Это почему-то очень заинтересовало Наталью Светлову, которая именно с этой минуты начала отдаляться от своей компании и потом исчезла. Но все это не главное, важны подробности, с которыми эта история была рассказана. Я ведь специалист по подробностям и знаю, когда им можно верить, а когда нет.
Открылся фестиваль более строго, нежели в предыдущие разы. Было приветствие В. В. Путина, несколько концертных номеров, речи, потом все высыпали на сцену. Армия весьма серьезная, здесь и Хитяева с Теличкиной, и Хуциев, и Лавров, который неизбежно, как верный часовой, приезжает на фестиваль, и Наташа Бондарчук, и Андрей Харитонов, бывшая суперзвезда, актер, снявшийся в «Оводе», и многие другие. Я построил свое выступление на противопоставлении зарубежных маршей в исполнении детского оркестра, отрывков из американских мюзиклов, которые пели приглашенные певцы, и русского кино. Выступал строже, чем обычно, и зал хорошо принимал.