Иду к пещерам. Я ведь был на Афоне, лет 40 назад спускался в Кунгурские пещеры. И всё это померкло перед тем китайским чудом, которое предстало передо мной. Но и китайцы здесь постарались. Запутанный поразительный лабиринт весь подсвечен, маршруты тщательно и капитально изолированы, в толще гор пробиты какие-то новые штольни. Поражают названия, подсветки — голубые, розовые, зеленые, фиолетовые, особенно поражает сама дерзость человеческого воображения. Как же сумели, как смогли исследовать пещеру, все заранее продумав и предугадав?
Когда плыли на кораблике, произошел такой инцидент. К кораблю нашему на полном ходу приплыли два бамбуковых плота, на которых крестьяне торговали грубыми изделиями из нефрита и друзами из окрашенного горного хрусталя. Торговля шла через борт. Хрупкий плот вибрировал, как лист бумаги на ветру. Я тоже поддался ажитации и очень гордился, когда за друзу, стоившую 300 юаней, отдал всего 80. Я уже прикинул, что обязательно подарю это Саше Мамаю, собирающему камни.
Так вот, в пещере такая друза, да еще на подставке, стоит всего 50 юаней. Хитрецы эти крестьяне, хорошо знают они психологию туристов. Проплываем парк, стоит жара, все устали. Мне запомнились две обезьянки, которых фотографировали с туристами — крошечные, довольно разумные существа, одетые в полуливрейки с перьями, их заставляют держать передними лапками два бамбуковых шестика, чтобы они не могли опуститься на все четыре конечности. Я понимал, что это мучение, издевательство над животными. Но, может быть, они счастливы от такой жизни? Я ведь тоже счастлив, что везу свои собственные обязанности и свои собственные радости.
Вечером, как последний эмоциональный удар, — присутствие на огромном шоу, в котором участвует до шестисот человек. Дело происходит на берегу озера. Лодки, песни, подсветка, прожектора, зрительские трибуны, девушки едут к парням на другой берег, а те кричат девушкам со своего берега. Мощная водная феерия! Я видел нечто подобное у пирамид, в других местах, но это — самое лучшее и грандиозное из того, что я видел. Осталось удивительное чувство: есть, оказывается, красота любви и красота молодого внутреннего порыва.
Я в Кантоне (Гуанчжоу). Надо бы разобраться с новым китайским названием этого города. В Китае иногда кажется, что, если ты ведешь европейский образ жизни, то вроде бы находишься всегда в одном и том же городе, так мало они отличаются по современной архитектуре. Кстати, отношение к старым и даже древним памятникам архитектуры и культуры здесь довольно небрежное. Совсем недавно мне рассказали про один домик в Москве, в районе улицы Чернышевского, на котором стояла табличка «Охраняется государством». Через некоторое время Марина Шаповалова, которая мне об этом говорила, заметила, что, несмотря на дощечку, домик стали ломать, а почти в метре или полуторе, на фундаменте повыше стали строить такой же домик, на котором повесили точно такую же дощечку. Боюсь, что в Китае происходит то же самое. В Пекине из окна моего номера сначала на 11-м, потом на 13-м этаже я видел резко очерченный среди высоких современных домов серый квадрат Хутуна — квартала старых пекинских построек. Внутри каждого участка дворик, вокруг крыши, через двор идут люди, на крышах стоят бочки, как резервные водоемы, скрытая от глаз, идет тайная жизнь — семейная ли, торговая ли… Но теперь таких кварталов в городе, где их было очень много, становится все меньше — дорогая земля, чувство наживы… Но, исчезнув, это никогда не возродится.
В Кантоне меня поселили на 45-м этаже пятизвездочного отеля в центре города, но эти пять звездочек сегодня, по удобствам и порядку, конечно, не те, что пекинские. Всё надо когда-то делать в первый раз: впервые в жизни я живу так высоко, из окна видны крыши даже очень высоких домов, между домов — зелень, тени, всё это похоже на карту, по которой движутся машины и проходят люди. Окна в моем двухкомнатном номере покрыты пленкой, какой-то жилец старательно ее процарапывал, чтобы сделать своеобразные бойницы.
Впервые в жизни начал спокойно давать постоянные чаевые: 10 юаней при приезде в номер, 10 юаней — за то, что спустили вниз чемодан. Жизнь действительно изменилась, я помню нашу советскую нищету, неловкость перед обслугой, которой приходилось платить советскими или болгарскими сигаретами, чекушками водки, немудреными русскими сувенирами. Я люблю быт и, оглядываясь на свой просторный слишком для одного меня номер, понимаю, что между отелями идет энергичное соревнование — в качестве обслуживания, в маленьких услугах, есть ли в номере термос или нет, четыре или три вида шампуня в туалетной комнате, есть ли запечатанная безопасная бритва или только зубная щетка и паста. В отличие от других отелей, в этом было 4 бутылки минеральной воды, правда, на двух висит предостережение: «платное».
Города, как я уже писал, также соревнуются. Когда я ехал из аэропорта, то из машины Кантон напоминал Франкфурт. Какие города мне запомнились в жизни? Лишь те, которые медленно, органически, не спеша, развивались: Париж, Мюнхен, Будапешт, можно говорить о бывшем Пекине. Новый Пекин — нагромождение ущелий, новый Кантон — продолжение Пекина. Сразу после приезда погнали в книжный магазин, в принципе, это областной, провинциальный город. Магазин совершенно удивительный, в нем 160 тыс. наименований книг, которые лежат в продаже, он занимает 10 этажей и 20 тысяч квадратных метров. Большинство книг, конечно, на китайском, но есть и книги на иностранных языках. Мы совершенно нечетко представляем себе китайский книжный рынок, представляем, как все европейцы, — все книги их, как и сами китайцы, — на одно лицо, одинаковы и раскосы. Магазин современный, потому что можно зайти за книгой и купить майку, можно зайти за диском, но увлечься книжкой.
Если говорить об экономике, то 51 % принадлежит государству, 45 % физическим лицам, но самые главные цифры — прибыль, она составляет лишь 1 %, и в этом залог и того, что книги покупают, и того, что магазин существует. Сделали маленькую пресс-конференцию, на которой самым интересным был вопрос: живут ли в городе крупные писатели? Вроде бы крупных писателей в городе нет.
Так как мы, т. е. представители РАО, являлись гостями министра, то нас принимали на таком уровне. Далее надо поставить восклицание из оперетты Ж. Оффенбаха «Перикола»: «Какой обед нам подавали!» Отчетливо понимаю, что я не самый глупый человек и легко веду диалог с людьми разного ранга, во многом помогаю своей делегации и председателю правления, но все-таки чувствую себя неким самозванцем: я ведь мальчик из другой социальной среды.
Грандиозный обед, данный днем Управлением по охране авторских прав этой провинции. Это особь статья, так как еще никогда в жизни я не ел лангуста, разрезанного на куски величиной почти с мой кулак. Но было и множество другого. Что меня изумило — парадное обилие блюд, это напомнило мне «Записки императора Пу И», где поражало количество блюд на императорских обедах и ужинах. Я все время выпрашивал у Хунбо, нашего сопровождающего, меню этого кантонского обеда: сделай мне по счету русский перевод, даже можешь не ставить цифр, — но он мне так и не сделал, и это меню я восстанавливаю по памяти, естественно, не в порядке подачи на стол, а как я вспоминаю: 1) медуза соломкой, маринованная; 2) чернослив сушеный, кислый; 3) шкурка какой-то рыбы, просушенной и мелко прорезанной; 4) чеснок, молодой, маринованный, с морковью. Это закуски. 5) поросенок молочный с соусом; 6) какой-то местной породы гриб в густом соусе; 7) гусь жареный, порезанный ломтями, с соусом; 8) омар или лангуста, кусками сваренная с вермишелью, под соусом бешамель; 9) бульон говяжий с чем-то; 10) говядина вареная с овощами и маринадом; 11) говядина жареная с острым соусом; 12) моллюски, запрятанные в раковины с чесночным соусом; 13) рыба речная, цельная, запеченная, в соусе; 14) кабачки варёные, в соусе; 15) свинина вареная и жареная, с овощами; 16) тарталетки с молочным кремом; 17) пирожки с фруктовой начинкой; 18) пирожки с абрикосами; 19) фрукты; 20) арбуз, немного яблок, апельсины; 21) чай. Желающие пили еще пиво. Я же в Китае практически ничего не пил.
Теперь некая тайна китайского обеда. Мы обедали в особом кабинете, куда еда подавалась прямо из кухни, а наши девочки-официантки сервировали и разливали все в отдельной маленькой кухоньке. Когда стали собираться, чтобы уходить, я обратил внимание на то, что девочки сложили все остатки в специальные пластмассовые коробки (в которых у нас на рынке продают корейские салаты) и уложили это в три огромные сумки, а сумки переправили в одну из машин начальства, а может, начальство потом разделило это между собой. Ничего плохого в этом не вижу: остатки уносят с собой, это по-западному. Но есть в этом некоторый волнующий момент.
Конечно, звучит слишком выспренне, но, действительно, есть дни, которые длятся и длятся. В моем случае можно сказать проще: есть очень большие дни. Попутно хочу заметить: уж коли я взялся писать Дневник, то необходимо себя умалять и какие-то дни описывать, как они есть (т. е. много), а о каких-то нечего особенно и разговаривать. Но тот день, действительно, оказался бесконечным. После обеда мы еще раздумывали (всем хотелось в магазин): стоит ли ехать в этот новый город Шеньжень, город, дескать, возник лишь 20 лет назад… Я по привычке нашел аналогию: мне этот город представился чем-то вроде узбекского Навои, которым так хвастались в свое время. И никто не мог предусмотреть, что этот семимиллионный город, возникший где-то под Гонконгом, поразит нас множеством высотных домов, широкими проспектами и невероятной промышленностью. Но сил описать всё — уже не хватает, поэтому буду краток.
Сама полуторачасовая дорога вызвала у европейцев очень много вопросов — от Кантона идет сплошь застроенное вдоль дороги пространство, промышленная и жилая зоны, всё вперемежку. Иногда типовые дома стоят так близко друг от друга, что, кажется, из окна одного дома можно протянуть половую щетку и постучаться ею к соседу напротив. Вот тут и понимаешь цену земли и плотность населения Китая. Вообще, масштабы этой страны не поддаются ни телевидению, ни кино, и с трудом поддаются слову. Будем считать, что о Шеньжене я уже сказал.