По дороге на дачу заезжал на строительную ярмарку на Калужском шоссе и все пытался расспросить и теоретически приспособить так называемый реверсер, водный аккумулятор, для своего нынче горячего душа. Беда в том, что он перестает работать, когда отключают в поселке электричество или подачу воды. Ну, с электричеством еще была не была, но воду отключают значительно чаще, по утрам и вообще именно тогда, когда горячая вода необходима. Как ни странно, некая идея возникла, когда поговорил с Андреем Матвеевым, который тоже у себя что-то усовершенствует. Но в принципе надо покупать маленькую насосную станцию. Как она будет работать летом и осенью, я отчетливо представляю, но главное — заставить работать ее зимой. Некая идея уже есть. Деньги и заранее вложенные усилия должны сделать надвигающуюся немощь менее заметной.
На дачи приходил электрик. Наконец-то свершилась мечта идиота, я сделал у себя трехфазовое электричество. Это первый этап, чтобы подключить на осень электроконвекторы и поставить в сауну дублирующую электропечь.
2 июля, пятница. Утром не выспался, потому что пришлось рано вставать и везти Долли к ветеринару. Приехал к половине восьмого, но зато был третьим, иначе все растянулось бы на полдня. К счастью, похоже, что ихтиоловая мазь и антибиотики помогли. Сегодня не было вчерашнего фельдшера Жени, но сама врач очень толково все посмотрела, велела продолжать лечение и приехать в понедельник или во вторник. В понедельник я точно не смогу, но, может быть, смогу приехать во вторник прямо из Москвы. У меня самого очень болит в локте правая рука, купил какую-то притирку, и если за несколько дней не поможет, то пойду к врачу. Твердо решил в сентябре ложиться в больницу, легкие меня пугают все больше и больше. Какая непростительная глупость и мальчишеская самоотверженность «помогли» мне заработать астму! Теперь прощай продуктивная и спокойная старость. Но счет всему этому я веду, и главный виновник здесь — мой старый добрый друг В.П. Смирнов, развлекавшийся в то время какими-то интригами, не давшими мне возможности тихо и спокойно вовремя лечь в больницу. Запомним, вернее, будем иметь в виду.
Теперь есть некоторая надежда на книгу о дыхании, которую мне, как всегда подложил С.П. Это какая-то новая система, она внушает мне надежду. Главное, все запомнить.
Днем прочел замечательный рассказ Лимонова «Соотечественница», который нашел в старой, еще за 97-й год, «Юности». Это рассказ о его голодной юности в Нью-Йорке и о некой соотечественнице с немецко-еврейской фамилией, балетмейстере, которая подрядила его, голодающего своего товарища, за смехотворно-низкую, пуэрториканскую зарплату скоблить ей потолок в новой квартире. В споре, который возникает между работодателем и нанимаемым, говорится о той форе, которую получают дети богатых, стартуя в жизни. Ее, балетмейстера, фора и ее преимущество — это то образование при Кировском театре, которое на Западе можно получить только за очень большие деньги. Единственное, чему я могу в моем положении завидовать, это умению писать просто.
Дума приняла в первом чтении закон о льготах. Я еще раз вспомнил угрозу Феоктистова, что Герои Советского Союза вернут свои медали и не примут участия в праздновании 60-летия Великой Победы. Прощай, социалистическое государство. У всех совершенно неправильное представление, что государство чего-то дает пенсионерам. Оно лишь распределяет то, что пенсионеры заработали за свою жизнь и что государство в виде налогов и выплат у них отобрало или недоплатило им. Ужасно то, что с тем, что отобрало, оно обошлось неумело. Это свидетельствует о слабости и бездарности управления.
Вечером поздно прибыл на электричке Витя с термосом красного летнего борща, который прислала В.С.
3 июля, суббота. Ездили утром за стройматериалами, надо доделывать террасу, которую зимой построил Толик. Купил вагонку, плинтус и раскладку, цены невероятные. Я теперь буду жить со знанием, что два метра тонкой реечки на подоконнике стоят, как килограмм первоклассной свинины. Витя очень терпеливо и аккуратно выправляет окна, я ему, когда надоедает читать или писать, помогаю. Лучше работать пилой, лопатой ли, нежели сидеть над бумагой. Как ни приятно ощущение строительства новой реальности, которая возникла у тебя в мозгах, а ничего труднее и изнурительнее, чем писательский труд, я не знаю. Тем не менее закончил трудную четвертую главу. На горизонте замаячила пятая — это будет большая прогулка по городу, мой любимый жанр. Как бы я ни хотел писать, как большинство писателей, с разговорами и так называемым действием, у меня этого не получается. Я все-таки выработал если не свой стиль, то свой ракурс изображения действительности, свою конструкцию диалога с читателем. А может быть, это вовсе и не конструкция, а просто существует множество миров, и один из них мне открылся? У меня стала пропадать рефлексия по поводу недостаточности и ущербности моего письма. Переломлю я читателя, и если уже не заставил видеть по-моему, то заставлю, но мне кажется, у меня уже много единомышленников.
Вечером А. Герасимов рассказывал о пенсионной системе в Америке. Если вы все понимаете, значит, вам мало об этом рассказывают. Я во время передачи вспомнил горячие споры, которые услышал в строительном магазине. Речь шла о проездном билете, о его реальной стоимости. Наша система льгот как-то помогала людям чувствовать себя над гранью бедности, иметь хоть какие-то права. Потом, давайте также отметим, что все, что бы ни делало наше правительство, все, абсолютно все идет во вред народу.
Читаю работы иркутского семинара, прозу. Через иркутский семинар уже прошло двадцать человек. Качество прозы повсеместно повышается, но это все старые правила.
4 июля, воскресенье. Написал большое письмо Илоне Давыдовой, написал также врезку к рассказам и рассказикам Вячеслава Казачкова. Вот на это весь день и ухлопал. Варили грибной, с шампиньонами, суп, плов, борщ съели вчера. Позже, чем обычно, уехали в Москву, смотрел на кассете фильм Скорсезе «Бешеный бык», это черно-белая лента про боксера-чемпиона, про итальянские нравы. Играет Де Ниро, и опять новый характер и формула. Заканчивается все тем, что герой стал владеть баром и клубом. Судьба чемпиона в Америке.
5 июля, понедельник. К десяти приехал на работу, письма, звонки, абитуриенты, внутренне я уже настраиваюсь на новый учебный год, каникулы для меня уже прошли. Утром же объяснял В.Е. по поводу его действий в министерстве, у него ощущения молодца-временщика. Но у меня долговременная программа, по новому зданию и ремонту центрального здания. Положение у нас в институте тяжелое. Провели обследование состояние крыши и второго этажа, результаты безрадостные. Скорее всего, в этом году мы вынуждены будем второй этаж закрыть и устраивать учебу в две смены. Надо менять стропила и перекрытия, ставить металл и бетонные плиты, как в театральном крыле, за десять лет, когда мы последний раз проводили это обследование, здание постарело. Как достать деньги?
К двум часам поехал в министерство вместе с Харловым и Матвеевым по поводу тендера. В.Е., кивающий и поддакивающий мне, тем не менее все время ведет двойную игру. В частности, когда мы уже вышли из министерства, на пороге встретили руководителя фирмы Юрия Ивановича. А накануне я предупреждал В.Е., чтобы всю информацию о наших демаршах держать закрытой. Потом в машине у нас, в присутствии Харлова и шофера Миши, произошел скандал. Почему вы обвиняете меня в воровстве? На что я ответил, почему и на основании чего подозреваю как минимум в халатности. Ведь этот самый Юрий Иванович в устном разговоре выставил цену в один миллион, а на тендер — в три, поэтому мы и не постарались, чтобы участвовали какие-либо другие фирмы. Мог ли не знать этого В.Е., который уже третий или четвертый договор заключает с этой фирмой. Кстати, он тут же заложил, определив, что фирма пришла, будто бы через знакомства С.И.
В министерстве, на первом этаже, где уже стоит рамка металлоискателя, густой запах денег. Встретили нас представители госпредприятия, которое занимается заключением контрактов и проведением тендеров. Один вальяжный молодой мужчина — видимо, чеченец, а второй — армянин. Разговор был почти пустой, но в результате я выяснил, что повторный тендер провести возможно, это одно из условий контракта. Проводя тендер, ребята даже не поинтересовались по-настоящему лицензией: в ней нет основных наших работ по металлу и работ с природным камнем, а лишь возможность быть «генподрядчиком». Значит, все будут заказывать фирмам, которых из тендера отжали. Кстати, мы поиграли там довольно крепко словами. Иногда я прикидывался черпаком, который просит посоветовать ему, слабоумному.
Забежал к Ю.И. Бундину. Он готов посоветовать Киселеву, начальнику департамента, повторить наш тендер. Кстати, интересная подробность: как в свое время, уезжая из кабинета, Сидоров оставил мне массу подписанных ему книг, так, съезжая из своих апартаментов, Михаил Ефимович оставил на полках и мой «Дневник ректора». Видимо, он книгу и не посмотрел. Я подержал книжку в руках, прочел свое посвящение. Уехал из министерства в нервной накрутке, в таком гневе на обман и ложь, на формальное и бездушное решение дел.
В жутком состоянии, щемило сердце, поехал на дачу. Вот так проходит мой отпуск. Единственное утешение — дорога была почти свободная. Приехал, поел и сразу в свое логово на втором этаже.
Когда лег, сразу же схватился за «Воспоминания» Зинаиды Николаевны Пастернак. Об этой женщине я, конечно, читал, но все в намеках, в отдельных высказываниях, в сопоставлениях и подробностях, которые не очень хорошо говорили, стараясь, правда, ничего плохого не говорить. Ушла от мужа, от знаменитого пианиста Генриха Нейгауза, с которым прижила двух сыновей, к другому, к другу мужа, к поэту, какое-то время, мучаясь, конечно, переходила от одного к другому. Все это с поразительной откровенностью, так же как и о том, как в пятнадцать с половиной лет «сошлась» со своим двоюродным братом, который был старше ее лет на двадцать пять. Однако заслуживает эта женщина огромного уважения не только своей откровенностью, но еще и редчайшей самоотверженностью к семье, старой ли, новой, к великому мужу, старому ли, новому. Это надо читать. Одному она доставала для концерта в разоренном городе рояль и перекладывала печи в консерватории, другому ставила клизмы и была сиделкой. Но ведь была еще и женщиной высокого полета в искусстве: с Генрихом Нейгаузом, с которым перед уходом прожила более десяти лет, играла в четыре руки. Сорт женщин, которые умеют выбирать великих мужчин и быть с ними наравне. Удивительные литературные подробности. По привычке выписываю цитаты. Естественно, выписал то, что меня интересовало.